— Обедать собираешься? — высунул из кабинета голову Костя, поинтересовавшись.

— Буду, сейчас только отчет закончу.

— Бросай, поехали пообедаем.

— Слушаюсь, босс, — усмехнулась я, выключая компьютер.

Мы обедали в небольшом итальянском ресторанчике. Здесь готовили изумительную лазанью. Костя ел неторопливо, изредка поглядывая в мою сторону.

— Кир любил всяческие пафосные заведения. Мне кажется, я побывала во всех подобных местах нашего города, начиная ресторанами и заканчивая гостиницами, — почему-то вспомнилось мне. Костя отложил вилку и серьезно посмотрел на меня.

— Кирилл любил праздник во всем, — и мне показалось, что он не просто так произнес эти слова, с намеком.

Мы стояли на остановке и ждали такси.

— Кирюш, куда мы едем? — ласково прошептала я, осознавая, что мне, в общем-то, плевать.

— В одно интересное место, тебе понравится, — он загадочно улыбнулся мне.

— Любишь ты сюрпризы, Кир.

Он притянул меня к себе, целуя в макушку.

— Малыш, я люблю праздник и готов устраивать его для тебя каждый день.

— Ты сам похож на праздник, и не на тихий семейный Новый год, а на настоящий бразильский карнавал, — задумчиво произнесла я.

— Потому что мне всегда есть чему радоваться и что праздновать. — Я подняла голову и встретилась с ним глазами. На дне ореховых глаз плескалось что-то глубокое и отчего-то печальное. Чуть легкий осадок грусти возник у меня на сердце. Наш поцелуй стер это ощущение, по крайней мере, мне хотелось так думать.

— Рита, ты уснула? — видимо, не первый раз пытался достучаться до меня Костя.

— Нет, — встрепенулась, — ты что-то сказал?

— Ешь, все уже остыло. Заказать тебе что-то еще?

— Не нужно, — отмахнулась. — После работы я заеду к отцу…

— Хорошо, у меня вечером будут кое-какие дела, так что не жди, — по его растерянному взгляду, было видно, что и для него отчитываться перед кем-то — дело непривычное.

— Хорошо, конечно, — закивала, принимаясь за еду. Понятное дело, что Костя ехал к своей девушке, интересно, как он объяснил ей эту историю с женитьбой?

Отец выглядел немного лучше, на щеках даже появился легкий румянец. В руках он вертел апельсин и улыбнулся, когда я вошла в палату.

— Привет, Ритуль.

— Привет, папуль, как ты? — Я звонко чмокнула его в щеку и поставила пакет с «витаминами» на тумбочку.

— Лучше всех, еще повоюем, дочка, — настрой у родителя боевой, значит, идет на поправку.

— Вот и правильно. Куда это мама делась?

— Я ее выпроводил, достала, — шутливо отозвался отец. — Дай ей волю, она поселится со мной и будет по четыре раза в день супчиком из ложечки кормить и причитать, медсестры и так ее побаиваются.

Я понимающе кивнула. Мама умела быть настойчивой.

— Лучше расскажи, как твое замужество? Мама сказала, что вы вчера расписались уже, — пригрозил пальцем. — Шустрые!

— А чего тянуть? — пожала плечами. — Да, я не в восторге от этого, но, как говорится, раньше сядем — раньше выйдем.

Папа как-то тяжко вздохнул, посмотрев на меня.

— Ритуль, ты не подумай, что я мечтал вас свести с Костей. Я прекрасно помню о Кирилле и знаю, что тебе нелегко. — Он сжал мою ладонь в своей руке. — Но ты понимаешь, что это ради нашей семьи? Рит, теперь ты в ответе за нас, стариков, — его тон спокоен, но на глаза невольно наворачивались слезы.

Я настолько привыкла к тому, что папа для нас с мамой всю жизнь был надежным тылом, что сейчас не могла спокойно наблюдать за тем, как «надежный тыл» сдает позиции. Но отец прав — пришел мой черед сделать что-то для семьи. Тем более плата не так уж велика.

— Ну, какие вы старики! Я понимаю, пап, понимаю.

— Ладно, не будем о грустном, расскажи, как ты обосновалась, ты ведь с Костей живешь, да?

— Да, вот собираюсь сегодня Степку забрать у соседки. Пусть Костя порадуется, — усмехнулась я.

Да котофей у меня — существо капризное и ревнивое. Боюсь, Борисову придется постараться, чтобы подружиться с ним.

— Рита, это же не кот, а сущее наказание! — воскликнул папа, памятуя о своих «теплых» отношениях со Степкой. Ревнует кот меня в основном к мужчинам и мстит им нещадно. Маму же мою просто обожает.

— Ну, я его люблю и у нас с ним полное взаимопонимание, а Косте придется привыкнуть, — развела руками.

Тут в палату вошла медсестра и начала ставить капельницу, а я, попрощавшись и пообещав папе еще заскочить на днях, ушла.

Костя

Лёля курила на кухне. Частенько в последнее время она стала курить.

— Так ты теперь примерный семьянин? — усмехнулась, смахивая пепел в пепельницу.

— Тебя это не касается, — сказал я.

— Еще бы меня касалось. — Она убрала со лба золотистую прядь и потушила сигарету.

— Не курила бы ты, — глухо произнес, зарываясь рукой в волосы, по привычке.

— Кость, знаешь, — задумчиво протянула она. — А я Риту презирала в свое время.

— Знаю…

— А сейчас мне все равно. Ей тоже досталось… — покачала головой. — Бедный ребенок, наивный и доверчивый. — Лёля встала из-за стола и подошла к окну, повернувшись ко мне спиной. Она выглядела печально задумчивой. Бледная кожа словно светилась, глаза горели каким-то ровным светом, не дарящим тепло, а только подсвечивая ее боль изнутри.

И Рита потеряла намного больше, чем нашла, — продолжила.

Лёля умела говорить красиво и витиевато. Я не всегда понимал ее, брат же понимал всегда. Лёля, в отличие от Риты, была для него открытой книгой. Она могла истерить, злиться, а потом в одно мгновение превращалась в ангела во плоти, становилась ласковой и милой. Кир называл ее хищницей, Риту — мягким пушистым котенком.

— Лёль, не изображай страдалицу, тебе и сейчас живется неплохо, — в сердцах воскликнул я. Она резко повернулась ко мне и, заглядывая не в глаза, а напрямую — в душу, произнесла:

— Ничего не изменилось… Кость, когда-то это тебя погубит. Кирилла погубило, меня не пощадило и тебя ждет та же участь.

Я только отмахнулся, отводя свой взгляд от ее проницательных глаз. Никогда не верил в экстрасенсов, гадалок и прочую мистику. Но у Лёли действительно было что-то, дарованное свыше. Может, хорошо развитая интуиция, но людей она видела насквозь.

— Зря отмахиваешься, от себя-то не убежишь.

— Прекрати эти свои штучки, не надо сканировать меня взглядом.

— Кость, все будет либо хуже некуда, либо очень хорошо, — глухо сказала Лёля, прикрыв веки. — Третьего не дано, — резко распахнула глаза, и они как-то зловеще блеснули.

— Ладно, садись, ясновидящая.

— Никакая я не ясновидящая, — отрицательно покачала головой и села на стул, потянувшись за очередной порцией никотина. — Просто знаю, вот и все.

Потом, прикурив, заметно повеселела и, подмигивая мне, спросила:

— Сексом заниматься будем?

Это неправда, мы никогда не спали вместе. Я не относился к ней, как к объекту сексуального желания. Для этого у меня хватало подружек. Нет, Лёля довольно привлекательная женщина. Вот только она — ловушка, сирена, завлекающая своим голосом, обещающим неземные удовольствия. От ее ловко расставленных сетей нелегко выбраться, легче — застрять там навсегда. И глупо барахтаться, и каждый раз клясться себе, что «никогда», а потом прибегать по первому зову. Я ее не осуждал, все-таки в какой-то степени Лёля — удивительная женщина. Мало того, что проницательная, так еще и чуткая. Мы могли зваться друзьями, я иногда прихожу к ней, чтобы поделиться наболевшим или просто поговорить по душам. Ей надо было работать психотерапевтом, а не петь в кабаке. Но у Лёли когда-то была мечта, которую осуществить она так и не смогла, а теперь довольствовалась малым, подбирая крохи. Она привыкла выгрызать у судьбы последний кусок и научилась ловко менять маски. Наверное, Лёля и сама не знала себя настоящей. Эти маски менялись со скоростью света и, кажется, что и на душу Лёля ловко надевала защитный панцирь, чтобы никто — не дай бог! — не смог к ней добраться. Я знал того, кто смог. Один-единственный… человек.