Лекси свернулась в мягком кресле, поглядев на часы. Обычно ярость Форта утихала через два-три часа. Сейчас было начало шестого вечера. Что ж, до семи или восьми она посидит здесь, а потом снова пойдёт к нему. И она знала почему. Единственная и очень простая причина: она его любит. Любит — и всё тут. Лекси не представляла себе, как сможет его бросить. Время шло, через три недели ей надо будет возвращаться домой. Три недели!.. Сердце её холодело. Время в Саванне пробежало так быстро. Она оглядывалась назад и понимала, что большая часть этого времени бессмысленно утекла сквозь пальцы. Сначала всё было не так уж и плохо: они с Фортом проводили каждое свободное мгновение рядом — или почти каждое. А потом его состояние стало ухудшаться. Сначала он выплёскивал на неё своё раздражение. Она терпела, хоть и обижалась, плакала потом в кухне, но никогда не отвечала ему недобрым словом. А потом началось поистине ужасное.
Она поняла, что значит жить с наркоманом, ещё хуже — с наркоманом, который пытается стать нормальным человеком. Взамен он стал безумцем. За какие-то пару дней он изменился так сильно, что порой она сомневалась: случается это всё с ней на самом деле или она спит, грезит, бредит? Изменения коснулись всего. Он отощал. Кожа его побледнела как у мертвеца и была вся сухая и жёсткая, как наждачная бумага. В лице не было жизни; в заострённых чертах затаилась мука. Глаза были налившимися кровью, с огромнейшими чёрными кругами под ними. Даже цвет его глаз, ей казалось, изменился: стал вместо серо-голубого грязно-блекло-голубым. И они выделялись на его лице, особенно сильно, когда он злился. Лекси порой это пугало.
Что было гораздо, во много раз хуже — он стал совсем другим характером. Она понимала, что прежний Форт прячется где-то внутри и когда-нибудь снова покажется снаружи. Пока же её Форта заменило существо с характером переменчивым, как воды океана. Он то был спокоен, как удав, не видел и не слышал её, и у неё не получалось до него достучаться. В такие моменты, правда, было легче всего заставить его нормально поесть или помыться. Он был абсолютно послушен ей. Но в таком состоянии он бывал редко. Чаще всего он корчился на полу, изрыгал проклятия, бился головой, сдирал с себя кожу, рвал волосы — словом, делал всё, что вызывало полнейший ужас у Лекси. Какое-то время Форт берёг её от этого зрелища; он запирался в комнате, баррикадировался, так что она не могла попасть внутрь. Зато она прекрасно могла слышать его вопли, его мольбы помочь ему, жестокие проклятья — чаще всего на её голову. Она с ума сходила от страха, от боли за него. Стивен, которому она незамедлительно позвонила, немного, но всё же успокоил её, сказав, что это — обычное дело. Он уже давно ждал этих признаков и потребовал, чтобы она отчитывалась ему каждый день о том, что происходит с Фортом. И она каждый вечер звонила Стивену, подробно, прерывающимся голосом быстро-быстро рассказывая обо всём. Часто она сбивалась и теряла мысль, а порой и вовсе не слышала, что ей отвечает Стивен: она разговаривала с ним и одновременно прислушивалась к тому, что происходит с Фортом.
Так продолжалось меньше недели. Потом Форту надоело одиночество, и он пришёл к ней. Лекси была так рада, когда, наконец, услышала, как дверь его комнаты открылась. Он вывалился оттуда с бешеными от страдания глазами, полз на коленях, а когда она подбежала к нему и тоже упала на колени, вцепился в её юбку и плакал долго-долго, умоляя никогда не оставлять его больше. Она поклялась, что не оставит.
Но с каждым днём становилось всё мучительнее. Она не знала, как бороться с его болью; его так скрючивало на полу, что она сама едва не кричала от невозможности хоть как-то ему помочь. Она пыталась остановить его, хватала за руки, которыми он калечил себя, но тогда ей доставалось: Форт едва ли понимал, что делает. В моменты приступов у него было столько сил, что он запросто мог раздавить руками, например, пульт управления. У Лекси после такой неравной и бесполезной борьбы с ним оставалась куча синяков на теле.
Она отрезала себя от остального мира. Ей звонила Трейси, настаивая на встрече; она по голосу слышала, что с Лекси творится что-то неладное, и очень хотела помочь. Но Лекси боялась уйти, боялась оставить Форта хоть на минуту. Как бы он без неё справился?.. И она радовала себя короткими беззаботными разговорами с Трейси по телефону. Она попросила подругу, чтобы та не задавала вопросов, а просто говорила с ней о чём-нибудь хорошем. Трейси не стала спорить. А один раз Трейси передала трубку Этану.
— Лекси, милая, держись там. Я знаю, что происходит, — сказал он сходу.
Лекси не удержалась; слова были простыми, прозвучали как-то обыденно, но они так растрогали её, что она разрыдалась прямо в трубку и потом ещё долго слушала неумелые утешения Этана.
— Брось ты его к чёртовой матери, — посоветовал он ей под конец. — Он безнадёжен. Все наркоманы безнадёжны. Он столько раз пытался завязать, и ни хрена у него не вышло. Не порти себе жизнь, Лекси. Уходи, пока можешь.
— Он же твой друг…
— Ты мне тоже друг, — резко заявил Этан. — Ему уже не поможешь, а ты — молодая, здоровая, и у тебя вся жизнь впереди. Выбрось дурь из головы и уходи. Потом по уши в это дерьмо закопаешься и уже не вылезешь.
— Я ему нужна, — вытирая слёзы, твёрдо сказала Лекси.
— Долбаная жертвенность, — прорычал он. — О себе подумай!
Она бросила трубку. Этан больше не звонил, а Лекси старалась не вспоминать его слова. В глубине души она понимала, что он прав. К тому же, она всё равно уйдёт совсем скоро. Стоит ли задерживаться для того, чтобы испытывать поминутно страх, горе, обиду? А потом она как-то поняла: да, стоит, потому что она его любит. И с тех пор ничто уже не могло поколебать её уверенность.
Она стойко переносила все жестокие слова и говорила с ним даже тогда, когда Форт не желал её слушать. Она ухаживала за ним, как за больным: конечно, когда в её силах было к нему подступиться. Но ему не становилось лучше. Стивен в один из дней понял её отчаяние и непререкаемым тоном потребовал, чтобы Форт ложился в клинику. Она, конечно, не была против. Они с Фортом не хотели этого прежде, потому что думали: тогда у них останется слишком мало времени, чтобы проводить его вместе. А теперь они проводили почти всё время вместе, но Форт едва ли это осознавал, а ей такое времяпрепровождение вообще не приносило радости.
Форт, однако, выл как раненный зверь, когда его пришли увозить. Лекси боялась, что его не удастся вытащить из дома, но бороться против трёх сильных мужчин Форту не удалось. Он слишком ослаб.
В клинике ему стало легче. Да и на сердце у Лекси тоже стало гораздо легче. Она теперь знала, что под наблюдением ничего страшного с Фортом не случится. И она всё равно была с ним каждый день. Он, конечно, часто выгонял её, но тогда она пережидала вот в этой самой комнате, а потом снова приходила и сидела у его кровати.
Её безмерно радовало, когда он первый начинал с ней говорить. Огорчало только то, что она не знала, как ей так ответить, чтобы он не разозлился. Порой она его совсем не понимала; как ни старалась, не могла догадаться, что он имеет в виду. Когда же понимала, что он жалуется на боль, на то, что превратился в жалкого червяка, на свои эмоции, над которыми разучился держать контроль, — то начинала утешать его, уверять, что всё скоро наладится и нужно только потерпеть. А он гневно кричал на неё — вновь и вновь.
В последние несколько дней стало совсем худо. Казалось бы, он медленно, но верно шёл на поправку. Таких чудовищных приступов, когда он катался по полу, больше не было; даже настроение его стало более устойчивым. Зато он помрачнел. И с чего-то начал сомневаться в ней. Это обижало Лекси больше всего. Она не могла сдержать рыданий, когда слышала его необоснованные обвинения. «Я тебе не нужен», «Ты меня жалеешь, но не любишь», «Лживая лицемерка» — как же её всё это ранило! Чем она заслужила к себе такое отношение? Своей безграничной преданностью? Своей непрекращающейся заботой?..
