— Ваша светлость, выдохнул он, — меня послал граф Пемброкский.

   — Да? — проговорила я, и мне показалось, будто чья-то ледяная рука стиснула мне сердце: ясно, что этот человек привёз отнюдь не радостные новости. Мне было страшно слышать, какая участь постигла Джаспера Тюдора.

   — С нашей армией случилось большое несчастье, ваша светлость, — заикаясь, проговорил гонец. — Несколько дней назад граф, сопровождаемый своим отцом, встретился с йоркистами у Мортимерова креста. Йоркистами, ваша светлость, командовал граф Марч, который, так он утверждает, видел одновременно три солнца. Вдохновляемый этим знамением, он оказался непобедим.

   — Мы потерпели поражение? — спросил Клиффорд, как будто это не было уже очевидно.

   — Граф Пемброкский вместе с остатками своей армии бежал. Его отец и все пленные лорды отведены в Херфорд и там обезглавлены.

   — Оуэн Тюдор мёртв? — пробормотала я, думая, какой эффект произведёт известие о смерти отчима на Генриха.

   — И многие другие, ваша светлость. Говорят, что граф Марч, который как наследник присвоил себе отцовский титул герцога Йоркского, объявил, что перебьёт всех знатных ланкастерцев, чтобы отомстить за смерть отца и брата в Уэйкфилде.

Я взглянула на Клиффорда, на какое-то мгновение он побледнел, но тут же разразился громким смехом.

   — Этот парень собрался обезглавить нас всех? Но сперва мы подкинем ему несколько голов, чтобы ему было чем поиграть.

Теперь не было уже никакой возможности спасти пленников. Вступись я за них, утратила бы поддержку тех самых лордов, которые помогали отстаивать престол. Стоя рядом с принцем, я наблюдала, как двух злосчастных людей, чья вина состояла лишь в том, что они выполнили свой долг, подвели к плахе и обезглавили.

Примечательно, что я впервые видела, как головы отделяют от тел.

Однако у нас были более важные дела, чем казнь йоркистов. Разгорелся яростный спор: что же делать дальше? Должна открыто признать: в тот момент я отнюдь не играла главенствующую роль как обычно. Я была физически утомлена усилиями последних нескольких дней, а сокрушительный удар, который получила как раз тогда, когда считала, что одержала полную победу, породил ещё и чувство умственного утомления. Разумеется, я утешала себя мыслью, что победа йоркистов — всего лишь булавочный укол, хотя и болезненный, и справиться с этим выскочкой, молодым парнем удастся без труда. Тогда я ещё не имела представления, с каким чудовищем мне придётся иметь дело. Тем не менее меня угнетала мысль, что я не только не смогу отдохнуть, но вынуждена буду немедленно начать ещё одну военную кампанию.

Отвлекало меня от заседания военного совета и беспокойство о Белле. Как я и опасалась, Грей умер всего через несколько часов после посвящения в рыцари. Белла впала в совершеннейшее отчаяние, и я почти ничего не могла сделать, чтобы утешить её. Когда она попросила разрешения сопровождать тело мужа в Гроуби, где его должны были предать земле, я сразу же согласилась. Мы крепко обнялись, расцеловались, и тем же вечером, пообещав, что приедет ко мне в Вестминстер, как только я туда возвращусь, она уехала. Иногда кажется, что мы, смертные, строим свои замыслы лишь для того, чтобы Господь Бог в одно мгновение расстроил их. Я так никогда и не возвратилась в Вестминстер, и прошло более десяти лет, прежде чем мы увиделись с Беллой... К этому времени обстоятельства сильно изменились. Можно даже сказать, что мы с ней поменялись местами.

После отъезда Беллы я тут же легла и уснула как мёртвая. Сон хорошо освежил и мой ум, и моё тело. Я позавтракала, оделась и вместе с принцем Эдуардом отправилась к мужу. Но едва я вышла из дома, который выбрала как своё временное пристанище, как с изумлением увидела, что моя армия собирается в поход. Я, конечно, не собиралась оставаться в Сент-Олбансе, ибо намерена была идти на Лондон... но насколько я могла видеть, моя армия готовилась отправиться в противоположную сторону, на север. Я быстро разослала сквайров с повелением собрать моих военачальников, которые тут же явились.

   — Объясните мне, пожалуйста, что происходит? — повелительно спросила я. — Лондон — в той стороне. Туда направился граф Уорик. Там размещается правительство. Куда же нам идти, как не на Лондон?

Генри Сомерсет покачал головой.

   — Это невозможно, ваша светлость.

Я пришла в замешательство.

   — Но почему?

   — К этому времени Уорик, должно быть, уже успел добраться до Лондона, — объяснил Клиффорд.

Его слова усугубили моё замешательство.

   — Стало быть, мы должны последовать за ним.

   — Мы уже не сможем его догнать, ваша светлость, — сказал Уилтшир. — А он пользуется большой популярностью среди лондонцев. У нас недостаточно людей, чтобы сражаться с целым городом.

   — С подмастерьями! — фыркнула я.

   — Но с ними герцог Йоркский, — пробормотал кто-то.

   — Вы, видимо, говорите о графе Марчском, — отрезала я. — Герцог Йоркский мёртв, и никто не имеет права без согласия короля присваивать себе этот титул.

   — Как бы он там ни назывался, ваша светлость, — сказал Клиффорд, — он идёт в Лондон со своей армией, которая пополняется на каждом привале. Двигаясь вперёд, мы рискуем оказаться между Уориком и его лондонцами с одной стороны, и графом Марчским и его людьми с другой.

   — Есть и ещё одна причина, которую мы должны учитывать, — сказал Уилтшир. — Шотландцы. Все лондонцы возьмутся за оружие, лишь бы не допустить этих разбойников в город, тем более, ваша светлость, что все помнят о вашем обещании отдать Лондон на разграбление.

В то время я, слишком разгневанная, не сумела как следует осмыслить эти слова, которые, в сущности, означали, что та речь, которую я произнесла перед нортгемптонским сражением, навсегда лишила меня шансов быть принятой в столице.

   — Уж не хотите ли вы сказать, джентльмены, что одержанная нами победа бессмысленна? — спросила я полным сарказма голосом.

   — Ни в коем случае, — сказал Клиффорд. — Но надо учитывать все обстоятельства. Отойдя на север, мы сможем пополнить наши силы, возможно, объединиться с графом Пемброкским и его валлийцами и, когда будете полной готовности, попытаемся разделаться с Йорком — извините, ваша светлость, с Марчем... и Уориком.

   — Значит, вы оставляете им Лондон.

   — Сам по себе Лондон не имеет большого значения, ваша светлость. Значение имеет король. А король снова находится с нами. В этом истинная ценность одержанной победы. Сейчас йоркисты-мятежники, с оружием в руках восставшие против своего законного повелителя. Они это скоро поймут и тогда либо разойдутся, оставив дорогу на юг открытой, либо будут стремиться к сражению, которое мы им дадим тогда и там, где и когда хотим сами.

Возможно, я отдохнула не так хорошо, как мне казалось. Я позволила себя убедить, даже не оскорбилась, что о короле говорили так, словно он некий неодушевлённый трофей, ибо именно так оно и было. Я с готовностью признала правоту моих сторонников. Мы с королём ехали впереди армии, и по обеим сторонам дороги стояли многочисленные толпы людей, собравшихся, чтобы приветствовать своего монарха. Возгласы: «Да здравствует Генрих!» перемежались возгласами: «Да здравствует капрал Маргарет», и под наше знамя стекалось множество добровольцев. К тому времени, когда мы достигли Йоркшира, под моим командованием была самая большая армия, которая когда-либо собиралась под знаменем английского короля. Даже и сама точно не знаю, сколько людей выразили готовность обнажить свой меч в защиту нашего правого дела, но по прикидочным оценкам наша армия насчитывала шестьдесят тысяч человек.

Я уже собиралась повернуть обратно на юг, когда мы получили сообщение, что граф Марчский направляется на север, готовый дать нам сражение.

Но это было ещё не всё. Этот девятнадцатилетний юноша питал честолюбивые замыслы, которые шли куда дальше, чем относительно скромные притязания его отца. Соединившись с остатками сил Уорика он вошёл в Лондон, где был радостно принят горожанами. А чего другого от них можно было ждать? Получив такую поддержку, этот полувзрослый преступник созвал парламент и на совместном заседании палаты лордов и палаты общин, поддерживавших дело йоркистов, рискнул претендовать не только на титул герцога Йоркского, но и на английскую корону.