Я поняла, что она на несколько лет моложе меня, ибо дата её рождения была не очень широко известна. Но ей вряд ли исполнилось больше пятнадцати, когда, с одобрения дяди Шарля в 1449 году вышла замуж за Якова, короля Шотландского.
Семейная жизнь этой женщины разительно отличалась от моей. Её муж был сильным, энергичным и воинственным королём, тогда как мой муж — полным ничтожеством, на чьей голове корона оказалась по чистой случайности. От своего мужа она родила четверых здоровых детей, тогда как мне пришлось искать посторонней помощи. Она потеряла своего мужа в сражении, мой же муж не имел ни достаточной смелости, ни ума, чтобы выступить с мечом в руке и победить либо умереть; она была регентшей и осуществляла высшую власть в стране, ставшей для неё второй родиной, тогда как я в своей стране оказалась беглянкой, лишённой какой бы то ни было власти. Если мы и имели в чём-либо сходство, то только в том, что обе были молоды, обе хороши собой — так мне сказали — и обе от природы воинственны. Когда летящий обломок стены поразил Якова, Мария, всегда сопровождавшая своего мужа, приняла на себя командование и довела осаду до победного завершения.
Такова была женщина, которую мне, невзирая на свои личные чувства, предстояло просить о помощи. И с каждым днём эта необходимость ощущалась всё острее. Ибо галлоуэйские шотландцы, убедившись, что я действительно королева Англии и, следовательно, меня нельзя изнасиловать и убить, сочли, что я, должно быть, очень богата и меня следует всячески обирать. Когда я объяснила им, что у меня нет ни гроша и если они не будут кормить меня и мою свиту, наша смерть окажется на их совести, они сильно помрачнели.
Однако они всё же понимали, что я могу так или иначе им пригодиться, и послали гонцов к Марии, в результате чего после Рождества, которое мы так и не отпраздновали, я получила приглашение, вернее приказ прибыть со своими людьми в аббатство Линклуден. Там мне предоставлялось убежище, и там шотландская королева собиралась дать мне аудиенцию.
Всё во мне восставало против такого пренебрежительного отношения, но у меня не было никакой другой надежды получить помощь. Мне не оставалось ничего иного, как отправиться в Линклуден вместе с принцем и небольшой свитой — Генри Сомерсетом и моим верным Джоном Комбом. Там и произошёл один из замечательнейших эпизодов в моей жизни.
В аббатстве нам предоставили удобные просторные покои; настоятель сообщил мне, что его аббатство — одна из любимых резиденций шотландской королевы. Я была рада это слышать. Мне понравились лесистые окрестности с приятном видом на отдалённое море. Я была заинтригована и озадачена словами настоятеля: неужели я приехала в Шотландию для того, чтобы встретиться со вторым Генрихом — только в женском платье?
— Её величество — женщина очень набожная? — обеспокоенно спросила я.
Он ответил не сразу, а по некотором размышлении:
— Нет ни малейшего сомнения, что её величество верит в Бога.
Приходилось быть терпеливой. Всё это время меня кормили очень сытно и вкусно, я поглощала большое количество этого замечательного шотландского напитка — виски, поэтому чувствовала себя как никогда более здоровой и бодрой. Узнав о скором прибытии королевы, я велела моим людям, прежде всего Эдуарду и Генри, нарядиться во всё лучшее, то же самое с помощью Байи сделала и я сама, хотя все мои одежды были уже ношеные.
Затем я вышла в квадратный двор аббатства и стала ожидать, королеву шотландцев. Был ранний январь, и холод стоял пронизывающий. Я испытывала такое чувство, будто вновь жестоко обманута. Но я сохраняла выдержку, а когда Мария наконец появилась, это было для меня большим сюрпризом.
Она въехала во двор на лошади, сопровождаемая вооружённым эскортом и своими фрейлинами. Должна сказать, что посадка у неё была превосходная, столь же превосходно она управляла и лошадью, и я не могла не подивиться изяществу, с которым она соскользнула с седла на поставленный для неё приступок. Изумлённая, я едва не вытаращила глаза: впечатление было такое, будто я нахожусь в присутствии северной богини.
Мария оказалась очень высокой женщиной, почти шести футов без обуви, а на этот раз она была в сапожках на каблуках. При всём том она не имела ни одной унции лишнего веса, а её телосложение отличалось пропорциональностью. Я знаю, есть люди, находящие сорокадвухдюймовый бюст чрезмерно большим, но в сочетании с плоским животом, широкими бёдрами и длинными сильными ногами такой бюст смотрится прекрасно. Разумеется, сейчас все эти достоинства были скрыты шитой золотом одеждой, столь же экстравагантной, как и всё, что было с ней связано, но я не понимала, что употребить по отношению к ней слово «чувственная» — значит ничего не сказать.
Все эти её восхитительные прелести полностью открылись мне лишь впоследствии, пока же я любовалась её лицом и волосами. Вьющиеся золотые волосы Марии ниспадали локонами за плечи. Черты лица были крупные, что вполне, соответствовало всему её телу, и при этом просто великолепные: высокий лоб свидетельствовал об уме, широко расставленные глаза — о зоркости зрения, прямой нос — о повелительном характере, широкий рот — о щедрости, а квадратный подбородок — о силе воли. Из этого описания можно сделать справедливый вывод, что я нашла шотландскую королеву весьма привлекательной.
К счастью, и она проявила подобное же восхищение.
— Ваша светлость, — воскликнула она, — да вы, оказывается, ещё красивее, чем утверждает молва!
Измученная с дороги, в запачкавшихся одеждах я выглядела далеко не лучшим образом и восприняла её слова как самый приятный комплимент. Однако моя радость немного поубавилась, когда я стала представлять королеве Марии свою свиту и заметила, с каким интересом она рассматривает Генри Сомерсета, который был ещё более красивым мужчиной, чем его отец. Однако я пожертвовала бы всем, лишь бы заручиться помощью этой женщины, могла даже, в случае надобности, пожертвовать и Генри, уступив его, как я надеялась, лишь на некоторое время.
В действительности мне пришлось пожертвовать гораздо большим, чем я предполагала; в этом я очень скоро убедилась. После очередной обильной трапезы, сопровождаемой ещё более обильными возлияниями, ибо королева шотландцев очень хорошо усвоила обычаи страны, которая стала для неё новой родиной, она заявила во всеуслышание, что мы с ней должны поговорить наедине, выяснить, каковы наши общие интересы. Я поддержала её предложение, подозревая, что мне предстоят трудные переговоры, но я не имела даже отдалённейшего понятия о том, что меня ждёт.
Королева проводила меня в свою опочивальню и отпустила всех своих служанок. Мы остались одни. В камине жарко полыхал огонь, и, пользуясь этим, она стала сбрасывать с себя одежды, одну за другой; я наблюдала за её раздеванием с изумлением, смешанным с некоторой завистью, ибо она была с избытком наделена красотой и статью, даже волос на лобке было с избытком. Раздевшись донага, она принялась сладострастно перекатываться по постели; заметив, что я с некоторым опасением наблюдаю за ней, Мария села, утонув в облаке золотых волос, и сказала, как бы оправдываясь:
— Так я разогреваюсь. Почему бы вам не последовать моему примеру, милая Мег?
Вину за всё последующее я возлагаю на виски. Естественно, я не хочу вдаваться в подробности, но, одурманенная крепким напитком, я не увидела ничего предосудительного в том, чтобы принять её предложение; катаясь нагишом перед пылающим камином, я и в самом деле разогрелась, тем более что и Мария продолжала кататься. Кровать оказалась не так уж широка, и через несколько мгновений она лежала на мне, точно была мужчиной.
В скором времени, измученная этими эротическими кувырканиями, я крепко уснула; примерно через час я проснулась с раскалывающейся от боли головой, но с чувством приятного томления во всём теле. Когда я присела на кровати и, придя в себя, стала вспоминать о происшедшем, меня вдруг охватило ужасающее чувство вины. Оглянувшись, я увидела, что моя, хозяйка сидит в кресле перед пылающим камином, во всём великолепии своей наготы, и, потягивая виски из кубка, наблюдает за мной. Увидев, что я проснулась, она спросила: