— Что теперь скажешь Жира? За кем из нас, правда? Узрел ли её?! — Противник, не отвечая, смотрел на него, через личину и воевода продолжил, добавив в голос побольше глумления. — А то может ту правду сейчас всем и поведаешь? Расскажешь о том, как ты Мечеслава…

Договорить он не успел. Жирослав, теряя силы вместе с кровью, ждать более не мог. Он бросился на противника намереваясь пронзить его грудь. Путислав отклонил его меч долом клинка, и ударил окованным краем щита, целясь в висок. Но Жирослав промахнувшись, споткнулся и удар снова пришелся по шлему. Дважды оглушенный и истекающий кровью боярин, пошатываясь, развернулся к врагу. Бой он продолжать не мог. Но и сдаваться не спешил. Выронив щит из ослабевшей руки, он стоял и мечом в дрожащей руке метился в Путислава.

Смотревший на него, забыв обо всём Лютобор, только сейчас заметил, что не слышит, почти никаких звуков. Собравшиеся вокруг молчали. Его дядя неотрывно глядел на Жирослава.

— Ну, будь, по-твоему. — Путислав шагнул к нему, занося меч, и тут на его пути возник Ярослав. Он простер руки в стороны противников, и потребовал от них прекращения схватки.

— Образумьтесь бояре! Довольно лить кровь! Ни к чему решать спор этим древним обычаем!

Путислав остановился. Неприязненно глядя на князя, он напомнил ему, что этот обычай называется божьим судом:

— Он пращурами нашими нам заповедован. — Воевода ехидно сощурился. — Али запамятовал?

Ярослав, будто бы не заметив издёвки, напомнил боярам, что они христиане.

— Наш господь не приемлет такого! — Он указал на пролитую кровь и обратился уже ко всем здесь собравшимся — Или вы забыли евангельские заповеди?

Его призыв возымел действие. Кое-кто из воинов, крестясь, со смирением, опускал взгляд. Некоторые из них стали покидать место поединка. Но поколебать бояр он не смог. Путислав кисло поморщившись, предложил евангелие со всеми заповедями оставить попам, чем вызвал вокруг вздохи изумления.

— Не ведаю как у вас, в Переславле, но здесь, мы суздальцы сами решаем. — Заглядывая мимо князя, воевода посмотрел на соперника и хотел, еще что-то сказать, но осёкся, услышав:

— И кто же эти ВЫ? — Зрители умолкнув, разом обернулись. Со стороны суздальского обоза к ним, в сопровождении владыки Митрофана, приближался сам Юрий Всеволодович. За ними следовала вся его свита. По коридору в раздавшейся толпе, он подошел к месту схватки. Обвёл взглядом всех собравшихся и остановился на Путиславе.

— Вот так воевода ты меня слушаешь. Что я тебе говорил? Ты вновь своевольничал? — Великий князь возвысил голос и обернувшись к суздальцам провозгласил.

— В моём войске Я всё решаю. И вот моя воля! Завтра вы снова пойдете под стягом Всеволода. Ваш воевода останется в стане. Что с ним и как, то пускай решит Суздаль. Я же и видеть его не желаю. — Он замолчал и перевел взгляд на Жирослава.

— Ты тоже со своей дружиной останешься в стане.

Боярин, совсем ослабев, снова покачнулся и вынужден был схватиться за руку Авдея.

Видя это, великий князь хмуро посмотрел на Путислава.

— А коли что, кому не по нраву, так я и не держу. Путь в Суздаль чист.

Лютобор не мог унять волнение, пребывая под впечатлением от увиденного. Ему в своей жизни уже доводилось видеть судный бой. В позапрошлом году они всей семьёй ездили навестить родню дядиной жены. Дело пришлось на масленицу, отмечать которую завернули в одно из сел коломенского князя. Там два гридня о чём-то повздорили. Дошло до поединка. Кончилось тем, что один из них был разоружен и признал поражение. И хотя крови не пролилось, победитель радовался успеху долго и бурно, пока не уснул пьяным под лавкой. В отличие от него, Путислав не выказывал никаких чувств. Вернувшись в шатер, он уселся за стол, положив перед собой извлеченный из ножен меч. В свете свечей тщательно осмотрел клинок и протер его поданной Проклом тряпицей. Вновь осмотрел и остался доволен. Потом, обернувшись к Лютобору, вдруг улыбнулся.

— А большой ты уже! Еще год — другой и мечом опояшем. — Перевел взгляд на Прокла и велел налить себе меду. Слуга тут же наполнил кубок, из которого вчера потчевал великого князя. Путислав отхлебнул и посмотрел на Векшу. Вид воина, сидевшего на скамье, глядя прямо перед собой, ему явно пришелся не по душе. Несколькими глотками опорожнив кубок, воевода, недовольно крякнув, поставил его на стол. Снова посмотрел на застывшего в ожидании Прокла.

— Брага есть?

Слуга с готовностью направился в дальний угол шатра.

— Жбан вот стоит до сих пор непочатый.

— Ну, так и неси! И снеди на закуску собери в мешок.

Прокл быстро выполнил его поручение. Путислав удовлетворенно кивнув, окликнул своего ближника.

— Ну, почто пригорюнился? Сидишь тут, рожу сквасил. Бери еду, да питьё и пошли.

Векша, заинтересованно посмотрев на объёмистую посудину и вместительный мешок, поднялся.

Лютобор, глядя им вслед, гадал о том, куда это дядя сейчас направляется.

«Наверное, уже измыслил, как можно вернуть себе воеводство». — Порадовавшись своей догадке, он вдруг почувствовал, что страшно голоден. Окликнув удалившегося в свой угол Прокла, сказал ему об этом.

— Так ведь боярич, я уже! — Отозвался слуга и, блестя окруженной редкими волосами лысиной, появился на свет. — Как же, конечно, весь день на бегу, да на морозе. Кушать охота. Сейчас я, сейчас. — Он, участливо улыбаясь, захлопотал, накрывая на стол. — Мы-то с Лавром уже повечёряли. А ты так, поди, еще и не обедал. Ну, то не мудрено! С князьями да боярами, да при таких делах!

Лютобор уселся за стол. Многословие Прокла, всколыхнуло в нём воспоминания. Переполняемый чувствами, отрок стал понемногу поддерживать беседу. А вскоре он со всеми подробностями, и упиваясь вниманием, рассказывал обо всех сегодняшних событиях.

Брага ставленая на землянике с мёдом, изрядно сластила, но шла хорошо. Жилята похвалил её, впрочем, решив с хмельным не усердствовать. Оставив на две трети наполненной чашу, он принялся жевать кусок отварной, холодной говядины. Накрыли на колоде заменявшей стол. Путислав сидел перед ней на скамье и Жилята чувствовал стеснение от того, что в присутствии воеводы бражничает лёжа. Векша, мог бы устроиться на деревянном чурбаке, но предпочел расположиться на своём ложе. Усевшись среди подушек, он прихлёбывал из чаши и жевал копчёного судака. Был он молчалив, даже когда Путислав рассказывал о том, как лишился воеводства. Когда удивлённый такой безучастностью Жилята, посмотрел на него он, молча, кивнул и пожал плечами.

Путислав, заметивший эти перегляды, несколько нахмурился, хотя буквально только что лучился благодушием. А Жилята задумался обо всём услышанном. По обычаю, возрожденному с тех пор, как Суздаль перестал быть стольным, лучшие люди города, сами выбирали себе воеводу. Для этого, каждый раз, когда предстояло с кем-либо воевать, они собирались на вече. Последние лет пять, воеводой неизменно становился Путислав. И город был обязан его воинской удаче. Суздальский полк возвращался с победой и никогда не имел большого урона. Поразмыслив, воин решил, что так будет и впредь:

«Князь сказал — это одно. Суздальцы сами решат как им лучше». — Успокаивая, таким образом, себя, он вспомнил о недавнем поражении и тяжелых потерях. Снова задумался.

— А ведь Авдюха здесь ночует? — Поинтересовался Путислав, опустошив свою чашу. — Что-то его до сих пор не видать.

Жилята кивнул и, стараясь не отвлекаться от своих мыслей, сообщил, что Авдей был в шатре и ушел незадолго до их появления.

— Я спросил, куда это на ночь. А он всё молчком, собрал бронь и оружие, да и был таков.

— Вот ведь досада. — Огорчился боярин, отламывая от пшеничной краюхи. — Очень хотелось с ним побеседовать! — Прожевав хлеб, он обильно запил его брагой и продолжил. — Как-то непонятно он вёл себя ныне. Так и увивался возле Жирослава. Или мне такое помстилось?

Жилята молча кивнул на Векшу. Тот под взглядом боярина, пожал плечами: