В другой части шатра Векша и Прокл разговаривали сидя на лавке. Лютобор слышал их голоса, но понять о чём речь не мог. Воин говорил тихо, а дядин слуга вообще шёпотом. Именно он, как только князья и монахи покинули шатер, сказал дяде, что один из его ближников мерзнет, снаружи ожидая чего-то. Дядя тут же велел Векшу позвать и напоить подогретым мёдом. Векша зашел, да так и остался. Сейчас Лютобору было очень интересно, о чем это они говорят. С полгода назад, еще в Суздале, ему удалось краем уха подслушать их разговор. Понял из него не много. Речь шла, о каких-то делах его дяди, которые Прокл улаживал с помощью Векши. Сейчас же он, сколько не напрягал слух, смог разобрать только слова Жирослав и засада. Попытался понять, как они связаны. В голову лезли разные мысли, но ни одной дельной среди них не было. Так незаметно он и заснул. Когда проснулся, в шатре было, как обычно темно и нельзя было понять ночь до сих пор, или уже утро. Первым делом, посмотрев в сторону Изяслава, увидел подле него, спящего на скамье Лавра. Дядя и Векша сидели в темноте на лавке и говорили о Жиляте. Дядю интересовал учинённый князем допрос. Векша об этом толком не знал. Зато поведал о странном поведении воина Авдея, который был ближником у Мечеслава. Лютобору всегда нравились речи старших о воинских делах. Он с удовольствием стал слушать. Но договорить дяде и Векше не дали. Полог над входом неожиданно одернулся и в шатер, в снопах дневного света, вошли два монаха. Первым был уже знакомый ему Парамон. Второго Лютобор прежде не видел, но по его одеянию сообразил, что перед ним, не кто иной, как епископ Владимирской церкви Митрофан. Его догадку подтвердил Путислав. Поднявшись с лавки, он отвесил священнику земной поклон.

— Благослови нас владыко!

Митрофан осенил его крестным знамением, и стал осматриваться, по-стариковски щуря глаза. Отыскав Изяслава, обратился к воеводе.

— Пришел я к тебе, дабы с тобой вместе вознести молитвы о спасении твоего чада.

Путислав со словами благодарности отвел его к ложу сына и предложил расположиться на скамье. Лавр, к тому времени, проснувшись и увидев явление столь важного священника в обществе Парамона, вскочив, укрылся в тени за спиной воеводы. Митрофан отказавшись от предложения, остался стоять, тяжело опираясь на епископский посох с золоченым навершием. Глядя на Изяслава, он прежде чем начать молитву, стал интересоваться тем как был проведен обряд соборования и всем тем, что за этим последовало. Путислав принялся подробно ему рассказывать. Священник внимательно слушал, не меняя позу и глядя только на раненого. Лютобор, видел его тяжело согбенную спину и удивлялся неподвижности этого старого человека. В какой-то момент ему даже показалось, что владыка уснул. Но тот вдруг заговорил оборачиваясь к Путиславу.

— Господь ниспослал благодать на болящего, кою ты просил у него со смиренной молитвою. Господь тебе внял, сын твой опамятовал. То и был знак Его Богоявленной милости. А ты, маловерный, влил в него зелье. Это на что же? — Голос владыки прозвучал не громко, но так сурово, что Лютобор почувствовал тяжесть в животе. А епископ ждал ответ от безмолвствующего Путислава. Неожиданно Парамон, выйдя вперед, исчез в тени и почти тут же вернулся, вытащив на свет Лавра.

— Вот он слуга Антихристов! Вот кто смутил христианские души! Ложью своей ослепил воеводу и зельем бесовским сгубил его сына. — Парамон почти что кричал, дергая за руку не смевшего ни сопротивляться, ни хотя бы оправдываться лекаря. А монах, резко понизив голос до шепота, стал говорить о том, что знает средство против колдовских чар.

— Пламя костра! Оно обратит в прах его плоть и развеет его бесовские козни! Вели же владыко! Скорее вели! Еще можно спасти христианскую душу!

Лютобору вдруг страстно захотелось оказаться в дядином тереме, что стоит в Суздале. Но это было невозможно. Поэтому вспомнив о собственном достоинстве, он не позволил себе закрыть глаза и продолжал слушать. Наконец Митрофан, жестом осадил Парамона, и стал высказывать свою волю.

Жилята сидел на постели, ожидая пока уймется боль в потревоженной ноге. Ему очень хотелось ненадолго покинуть шатер, но он сильно сомневался, что сумеет это сделать самостоятельно. Был бы здесь Векша, он бы помог. Но Векша до сих пор не вернулся. Авдей тоже не появился. Впрочем, его Жилята и не стал бы просить. Любая помощь от этого потомка свеев, выглядела как унизительная милость. Стараясь думать именно об этом, а не о своей ране, Жилята собрался попробовать встать и очень боялся, упасть от боли.

«Как я потом на ложе-то влезу?» — Вообще его страшили только первые пять шагов. До того места, где у стены лежало Векшино копье. Весь дальнейший путь из шатра и обратно, он намеревался пройти, опираясь на древко. Надо было только до него добраться. Мелькавшую мысль попробовать это проделать на четвереньках он яростно гнал.

«А-то в этот миг зайдёт кто-нибудь. Тот же… Авдюха!» — С этой мыслью он, опершись на правую ногу начал подниматься, осторожно выпрямляя левую. Коснувшись ей пола, какое-то время стоял, зажмурившись и кривясь от боли. Ожидал, пока хоть чуть-чуть утихнет резь ниже колена и уже сомневался в том, что сумеет добраться хотя бы до копья. Скорее всего, он попросту рухнет, как только обопрется на раненую ногу. Мысль попытаться проскакать пять шагов на здоровой правой ноге — повеселила, когда он представил себя со стороны. Впрочем поразмыслив, решил все же попробовать.

«Не свалиться бы мне!» — Стараясь держаться ровнее, оттолкнулся. Скакнул всего чуть-чуть, но к цели стал ближе и очень обрадовался. Оттолкнулся еще раз. Потом еще. После этого понял, что таких вот прыжков понадобится не пять, а больше. «Ничего! Допрыгаю. Вон как — даже не покачнулся!» — Снова прыгнул, уже смелее и поэтому дальше. В этот раз вышло не так удачно. Правая нога, не обмотанная так и не найденной портянкой, гуляла в сапоге, норовя из него выскользнуть. От этого сапог на пол встал неровно. Жиляту повело в сторону, и он с трудом устоял на ноге.

— Не так прытко! Поостерегись! — Несколько раз повторил сам себе и опять оттолкнулся. Получилось еще хуже. Сапог на ноге болтался, и Жиляту мотнуло так, что он едва не наступил на раненую ногу. Кое-как выровнявшись и переведя дух, стал прикидывать оставшееся расстояние. Удалось не сразу, из-за того, что блестевшее в темноте жало копья плыло куда-то в сторону, вместе со всеми другими предметами. Жилята вновь ощутил подкатывающую дурноту.

«Это что это я? Допрыгался?» — Смежив веки, постоял так какое-то время. Потом как мог, осторожно оглянулся на свое ложе.

«И половины не проскакал!» — Почему-то усмехнувшись этой мысли, задумался, что делать дальше. До постели было ближе. Но вернуться туда, не сделав задуманного? Жилята опять прикрыл глаза, ожидая пока дурнота отступит и собираясь продолжить свой путь.

— Ну, Господь Милостивый, помоги мне! Э-эх! — Скакнул осторожно, недалеко и после этого сразу зажмурившись. Всё различимое впотьмах убранство шатра рвануло в сторону так, что Жилята с содроганием сердца подумал, что это он сам уже падает на пол. И очень удивился, когда понял, что по-прежнему стоит на одной ноге. Сколько осталось до копья, он не знал, так как теперь не решался открыть глаза пока шум в голове и опять накатившая дурнота не отступят. Так стоял долго, сожалея о том, что вообще поднялся.

— Да вот он! Гляди! И уже на ногах! Голос Векши обрадовал и принес такое облегчение, что Жилята, еще сильнее почувствовал слабость. Он, покачнувшись, стал заваливаться на бок, но Векша, успел подхватить его под руку.

— Куда это ты на одной-то ноге?

Жилята только ощутив опору, позволил себе открыть глаза и увидел за спиной Векши, двух пришедших с ним монахов. Одного из них, уже совсем седого, узнал сразу.

— Благослови меня владыко! — Со всем возможным вежеством, Жилята опираясь на локоть товарища, поклонился Митрофану. Второй монах был ему не знаком. На него Жилята обратил внимание только потому, что тот держал Лавра, вцепившись пальцами в рукав его кожуха.