Утром проснувшись, она чувствовала странное чувство бодрости, несмотря на то, что не помнила, во сколько пришла домой и уснула. Впрочем, она не уверена в том, что вообще спала: за ночь Элинор все решила, разобралась во всем.

Во-первых, их пари с Августом закончилось. Это означало, что они перестали играть друг с другом и нарочно причинять боль друг другу. Пусть до конца месяца осталось совсем немного, но Элинор точно знала, что будет ненавидеть себя за то, что не проведет его остаток с Августом. Наконец, она поняла, что испытывала чувства к Августу, раз и навсегда поставив точку над «й».

Во-вторых, она любила Марка, но совершенно иначе. Может быть, не появись Август, эта любовь расцвела бы в чарующую, но сейчас она лишь нераспустившийся бутон ранней весны, и холода не позволят ему проявить цвет. Их любовь будет оставаться бутоном до тех пор, пока чувства Элинор не повернутся к нему южным полюсом, а к Августу — северным.

Теперь она дышала легко, чувствовала ясность жизни, все ее поступки и мысли имели причины и цели, как это бывает у других людей. Наконец, она решила вернуть футболку Августу, а затем непринужденно завязать с ним разговор, объяснить все, что пережило ее сердце за эти дни. И тогда она сможет смеяться, любить, целовать — одним словом жить.

День назло тянулся долго. Отряд Августа как старший первым уехал на экскурсию сразу после завтрака. Другие два отряда должны были отправиться вечером, со старшими вожатыми. Впрочем, Элинор не пришлось скучать. Один мальчик из отряда рисовал Ноэлю татуировку на руке. Ради приличия девушке пришлось отругать их, но затем она сама нарисовала Бэтмена черной ручкой на левом боку Ноэля, где «татуировку» не увидел бы старший вожатый. Затем она поймала компанию ребят, играющих в бутылочку (вместо бутылочки у них была упаковка от шампуня). Она посмеялась, разогнала их, посоветовав играть в эту игру хотя бы через год, но Эрик обиделся на нее. Она так и не смогла выяснить почему. После обеда она предложила украсить их комнату, и все дети дружно рисовали плакаты, а Элинор даже пообещала принести некоторые крутые плакаты из дома.

Она так и не встретила Августа в лагере, несмотря на то, что видела его прибывший отряд. Старший вожатый заменил его раньше, чем закончилась смена. Элинор хотела позвонить, но решила, что такие вещи нельзя обсуждать по телефону. К счастью, она встретилась с Брианной, выходившей из главного кампуса лагеря.

— А, Эли, привет, — мило поздоровалась та, собираясь завести дружескую беседу. — Ты в порядке?

— Не знаешь, где Август? Кажется, он ушел сегодня раньше, чем обычно, — напрямую спросила девушка. Уголки пухленьких губ Брианны опустились, брови слегка извились в серьезной дуге — лицо Брианны укрылось сочувствующей тенью эмоций.

— Кажется, его бабушке стало плохо, так что он сломя голову ринулся в больницу.

Брианна опешила, когда и Элинор вдруг бросилась бежать, даже не попрощавшись. Она села на первый же автобус, идущий до больницы, в которой работала ее мать. Все время, пока ехала, она нервно прикусывала ноготь, задумчиво прислонив голову к окну. Насколько критическое состояние бабушки? Что чувствует Август, сидя там один? Что случится с ним, если его любимая бабушка умрет?..

Все эти вопросы стучали в голове Элинор так сильно, что она едва не пропустила остановку в попытках заглушить свое нервное состояние. Она нашла медсестру и узнала, что пациентка Миссис Грин находится в ОРИТ. По дороге Элинор чуть не столкнулась с парочкой, посмотревшей ей огорченно вслед.

Там, в пустующем коридоре, одиноко сидел Август, чья голова была обессиленно опущена вниз, и если бы ее не подпирали руки, парень точно упал бы на пол. Элинор бросило в холод при одном только его виде. Она подошла ближе, тяжело дыша от бега и тревоги.

— Август, — тихо позвала девушка.

Он медленно, точно нехотя поднял голову и первую минуту лишь смотрел на знакомое лицо. Его губы дрогнули, и Элинор не поняла, была ли это попытка сдержать тонкую благодарную улыбку или же любые слова и звуки.

Он встал, и Элинор тут же припала к нему. Август крепко прижал девушку к себе, точно это он обнимал ее, а не она. Спустя время ей стало тепло и спокойно, и эта ровность души передалась Августу. Элинор знала это: она слышала альянс динамики их сердец.

— С твоей бабушкой… с ней все будет хорошо?.. — Элинор хотела утешить парня, но сомнения, царапающие ребра, заставили произнести эту фразу, словно вопрос.

— Не знаю, не хочу думать ни о хорошем, ни о плохом, до тех пор, пока врач не скажет, — голос Августа был предельно серьезен.

Он не дрожал — Элинор не понимала, как ему удается скрывать невыносимое беспокойство за судьбу пожилой женщины. Только потом, спустя час она догадалась: Август просто все время молчал, взглядом ловил мимо проходящих докторов. Если коридор был пуст, он беспрестанно смотрел на белоснежную дверь, точно кот, ждущий, пока она отворится сама по себе.

Элинор сидела бок о бок с ним, ощущая, как тяжело опускается и поднимается его грудь, но как тихо он дышит, будто ему самому нужна срочная медицинская помощь. Девушка взяла руку Августа обеими руками, нежно, надежно прижав ее к себе.

— Я знаю, о чем ты думаешь, — тихо произнесла она, неуверенная в том, что здесь вообще можно говорить. — В том, что случилось с твоей бабушкой, в этом нет твоей вины, Август.

— Очевидно, ты думаешь, что утешишь меня? — он был раздражен. — Я не просил этого. Ты все равно не поймешь. Это моя вина. Я должен был заботиться о ней, а не гулять с тобой. Все, что сейчас происходит, во всем виноват я. Из-за моих необдуманных эгоистичных поступков страдают дорогие мне люди.

Август говорил отрывисто, неопределенно.

— О чем ты? Ты не виноват, что твоя бабушка больна, а что касается других…

— Я не хочу обсуждать это сейчас, — грубо прервал парень.

Элинор не обижалась, не сердилась на него. Пожалуй, она еще никогда так не сострадала, не утешала его своими мыслями. Впервые она прощала все его слова, который он сказал и которые еще скажет, отдергивала себя за малейшее проявление дерзости со своей стороны. Потом она, наверное, сможет научиться поступать так всегда.

Она не следила за временем, перестав понимать его границы: все путалось, и даже простые двузначные числа вызывали странную давящую головную боль вперемешку с болью от тишины и белизны. Раньше Элинор никогда не испытывала подобного дискомфорта в больнице. Может, потому что ее мама врач.

— Август Грин, Миссис Люсиль Грин, приходящаяся вам бабушкой, находилась в критическом состоянии из-за отека легких, вызванного приступом сердечной астмы, сейчас пребывает под наблюдением в отделении интенсивной терапии. Делать положительные прогнозы еще рано вследствие ее пожилого возраста, но вам следует понимать, что худшее позади, поэтому можете немного передохнуть. Я сообщу вам и близким родственникам, если ее состояние будет стабильно, ее переведут в общую палату, тогда вы сможете нанести визит.

Этот мужской медицинский голос, принадлежавший опытному доктору, уверенному во всех словах, под которыми он готов подписаться, если от него потребуют, внезапно прекратил все болевые ощущения, от которых страдали Август и Элинор. Она услышала «худшее позади», и ей было достаточно. Главное, что Миссис Грин жива, что она может поправиться, и что самое страшный исход событий больше не холодит рассудок и сердце молодых людей.

Элинор чудом уговорила парня перестать сторожить палату и хотя бы немного прогуляться по скверу на территории больницы.

Целительный хвойный воздух был полон влаги. Совсем скоро должен был пойти дождь: небо стало бледным, словно выгорело за целый день. Солнечные лучи растворялись в водянистых облаках, и казалось, будто небесный купол отливает перламутром. Тишиной укрывалась еще бодрствующая природа, стремящаяся поскорее задремать в ночных сумерках. Издалека доносились отголоски флейты: возможно, неподалеку от больницы уличный музыкант услаждал город, полный городских шумов, нежными звуками.