— Какая же ты пугливая, — она услышала смех над собой, странным образом почувствовав облегчение.

Хотелось даже сказать спасибо за то, что он просто решил потрепать ей нервы, а не целовать на самом деле. Решив, что безопасность миновала, первым делом Элинор выдохнула и только затем открыла глаза, все еще наблюдая перед собой Августа, но уже не преграждающим путь. Она хотела уйти молча, не устраивая скандалов, будто бы ее это совсем не зацепило, но Август не дал ей сделать и шага.

— Постой, — не сдерживая самодовольной улыбки, он остановил девушку, — ты помнишь, что у меня есть три желания?

— Ты очень сильно меня раздражаешь, Август, — все, что смогла она сказать с неустойчивым спокойствием, с трудом опустив маты. — Очень.

— Хочу воспользоваться одним, — продолжил парень, давая Элинор путь, но она осталась на месте, отягощенная собственным любопытством.

— Но если я не хочу исполнять твое желание? Что тогда?!

— Эй, я вообще-то спал с тобой за эти три желания… — он не успел договорить, потому что девушка торопливо накрыла его губы ладонью, когда мимо проходящая женщина обернулась на них и погрузила в осуждающее презрении.

— Дурак, — с этим словом на устах она неловко убрала руку и поймала лисий взгляд с легким прищуром.

Элинор сделала вид, что не заметила это недопонимание и продолжила.

— Думаешь, желания помогут тебе выиграть пари? Нет, таким образом ты только отдаляешься от победы. Нельзя влюбить в себя кого-то, заставляя делать того, чего он не хочет.

— Нет, мне просто хочется немного поиздеваться над тобой, — с ровной и искренней улыбкой произнес Август. — Всю следующую неделю, начиная с сегодняшнего дня, ты будешь приходить ко мне в восемь утра и в одиннадцать вечера и называть одно хорошее качество, которое ты нашла во мне.

Она молчала следующие несколько секунд, в ожидании смеха Августа, но вместо этого получила вполне серьезного парня, ожидающего ответной реакции.

— Ты сейчас серьезно, что ли? — не поверила та. — Разве у тебя есть какие-то проблемы с самооценкой?

— Нет, но мне в буквальном смысле хочется видеть, как меняется твое лицо и твои мысли, когда ты начнешь видеть во мне не только «мудака».

Какое удовольствие — наблюдать за сбитой с толку Элинор и в итоге получать этот полусмиренный, но обещающий реванш, взор.

— Никого другого я и не увижу в тебе. Нельзя прыгнуть выше головы, — ее голос звучал колко, как репейник, пытающийся зацепиться за любую деталь.

— Знаешь что, — он вдруг взял ее за руку и почти грубо провел за собой несколько метров к лиственному дереву, бросающему почти прозрачную тень на короткостриженый газончик, где не было людей.

Вечерело. Солнце стремительно тонуло в горизонте, оставляя за собой плавные, словно акварельные, волны и полосы светло-баклажанного, пурпурного и главное — пюсового цвета, которые с нежностью лета смешивались с желтым и бледно-васильковым цветами, оставляя сладкие разводы там, на востоке. Теплый ветер, приносимый с юга, щекотал шею и плечи, принося с собой мурашки и ароматы летнего сада.

Днем август сочился яркостью и живостью, но вечером и утром он был нежен, словно искренние комплименты давних подруг, словно мягкие подушечки лапок котят и тихая музыка в уютном кафе.

— Если мы и дальше будем ссориться, то я точно не пойду на пляж, поэтому давай разойдемся сейчас, ладно? — нашла в себе силы попросить она, решив отложить ругательства, чтобы не испортить себе вечер.

— Ты старший, почему я должна была это говорить? Если тебе так нравится…

— Нравится.

— Что? — машинально произнесла Элинор, непонимающе нахмурившись.

— Мне нравится наблюдать за тобой, следить за твоим подвижным взглядом, всегда живым и не всегда искреннем, как и ты сама. Я заметил, что он не бывает апатичным или томным. Твои глаза всегда блестят, потому что ты переживаешь внутри себя столько событий, сколько я бы не смог подсчитать на калькуляторе; потому что ты плачешь и пугаешься, но мне нравится, что ты не стыдишься этого и не пытаешься вызвать наигранные слезы. Ты не веришь мне, поэтому не позволяешь себе радоваться и смеяться, словно каждое мое слово — это план, который я пишу по ночам, для того чтобы заполучить твое счастье по мелким кусочкам. Можешь думать так дальше, но мне действительно нравится, твоя внутренняя борьба с самой собой, — он говорил быстро; изредка делал паузы, ища смелым мерцающим взглядом подсказки в лице Элинор, тронутым вниманием и в то же время туманной задумчивостью.

Когда он говорил, она закусывала губу и сдавливала пальцы на кисте своей руки, чтобы не выдавать трепета, возникшего от слов и от голоса, что она слушала. Она чувствовала, как голос ее осип от неожиданного волнения, поэтому в ответ старательно молчала, но тишина сдавливала голосовые связки еще сильнее, чем речь.

— Зачем говоришь мне это?

— Потому что я так думаю, — Август тягуче смотрел на то, как долго не моргала Элинор, из-за того, что старательно пыталась рассмотреть подвох на эмоциях лица парня. Она вложила в это так много сил, что ее глаза даже начали слезиться из-за недостатка увлажнения. — Ты собираешься моргать или мне придется сделать это за тебя?

— Мм? — задумчиво промычала девушка, не успев проанализировать все сказанное до конца.

— Видимо, все-таки придется, — с едва уловимым смешком он вздохнул, но в следующие мгновения сделался таким серьезным, что Элинор даже смогла заподозрить неладное.

Август осторожно приблизился к ее застывшим цветущим губам.

Элинор закрыла глаза от тяжести тени, легшей на побледневшее лицо. Как яростно она защищала себя в это мгновенье, говоря себе, что просто моргнула, что просто испугалась и хотела чихнуть! Она совсем не хотела целовать его, Августа!

Она снова попала в колючки мужской насмешки, на этот раз слегка царапнувшей не ее самолюбие, а здравомыслие. Август держал руки за спиной, не касаясь ни одного одной клеточки ее кожи и тем более — губ.

— Так лучше, согласись? — он подставил щеки с маленькими ямочками теплому тускнеющему небу, словно улыбаясь не Элинор, а своему отражению в нежном небосводе. — Не забудь моргнуть в следующий раз сама.

— Перестань, — Элинор обременено выдохнула, показательно моргнув и смахнув наступившие из-за ветра незаметные слезы, — перестань приближаться к моему лицу. У меня остается отвратительное, мерзкое чувство…

— Фрустрация, — перебил Август и кивнул, словно поставив ей диагноз неизлечимой болезни.

— О, нет, — девушка слегка хохотнула. — Каждый раз, когда ты так делаешь, мне страшно за здоровье моих губ, на которые ты смотришь с такой жадностью, словно собираешься раскусить их своим взглядом.

— Как внимательно ты следишь за моим взглядом, — он пристально всмотрелся в глаза Элинор, мерцающие тонкой огранкой мягкости вечернего неба, такого тонкого, словно мягкие прозрачные линзы, заметить которые способен не каждый.

Август давно обратил внимание, что глаза людей имеют странное свойство блестеть, но лишь изредка, подчиняясь свету и эмоциям, как новым законам, установленными наблюдательными личностями. Глаза Элинор сверкали всегда — эта девушка была маленьким исключением, крошечным открытием и любопытным экземпляром. Если бы он был биологом, если бы он имел талант не только к наблюдению, но и к точному эксперименту, он бы изучил ее, измерил бы каждую ее частицу и открыл новую вселенную, случайно решив эту непростую формулу ее короткой жизни.

— Считаешь меня красивым? — Август добавил после продолжительной паузы, вспомнив вопрос ее матери.

— Если лишить тебя твоего невыносимого характера… — девушка внимательно осмотрела лицо, с неподдельной серьезностью анализируя все факты, точно сдавала экзамен. — Эх, нет, все равно нет, увы.

— Поспорим, что изменишь свое мнение?

— Больше не буду с тобой спорить, — та натянула кончики губ, изобразив подобие улыбки. — Поэтому, я лучше пойду домой.