Иногда Алена по собственной инициативе общалась с больными. Всегда находились люди, которым хотелось высказаться, многие пытались через медсестру донести какие-то свои доводы, справедливо полагая, что врачу станет об этом известно. За каждым рассказом стоял человек со своей большой или маленькой трагедией. Эти рассказы вызывали жалость. В тоже время, Алена замечала за собой какую-то не то черствость, не то равнодушие, которое она называла для себя " профессиональной обьективностью".

Она себя считала "качественным профессионалом". Пока еще.

Никита поехал на очередные соревнования. Через день он позвонил и радостно-возбужденным голосом сообщил, что занял первое место, что возвращается домой, что на вокзале его встретит отец. "Ну и хорошо", — подумала Алена. — "Хоть такая польза от папаши есть."

На следующий день чемпион в сопровождении отца явился домой. Оба сияли как медные самовары. Никита тут же побежал к себе обзванивать приятелей. Бывший торжественно водрузил на стол бутылку шампанского:

— Надеюсь, не возражаешь?

— Кто пить-то будет? Ты за рулем, ребенку нельзя, я сама что ли?

— Ничего, мы с Никитой пригубим. Ты не представляешь, как для него это важно. Теперь он первый в классе! Тренер доволен. В общем, неплохое чадо мы с тобой смастерили.

Алена скептически улыбнулась, но смолчала. В конце-концов, действительно, у ребенка праздник. Первая серьезная победа в жизни. Надо поддержать.

Сели за стол. Бывший эффектно откупорил шампанское, разлил по бокалам. Все пригубили. Никита стал рассказывать про соревнования, тараторя и захлебываясь от собственного потока слов и эмоций. Бывший цвел розою, как будто это он выиграл, и не просто соревнования, а олимпиаду. Никите кто-то позвонил по "вайберу" и он убежал разговаривать в свою комнату.

— Может сойдемся? — Неожиданно спросил бывший.

— Чего вдруг?

— Ну, ради сына, хотя бы… — смущенно ответил тот.

— Ради сына раньше надо было думать.

— Ладно, извини, забудь…

— Ладно, живи, забыла. — Тут Алену стали душить слезы, она выскочила из-за стола и убежала на кухню.

Бывший остался сам.

Когда она вернулась, в комнате никого не было. Никита у себя увлеченно болтал с кем-то по мобилке. На вопрос: "Где папа?" ответил, что тот уехал домой.

Убрала со стола. Попыталась закрыть практически полную бутылку шампанского, но пробка не лезла. "Вот так и я, как эта бутылка — надпили, бросили, и остается ждать, что кто-то допьет быстрее, чем выдохнусь."

Метафора показалась ей смешной. Она улыбнулась и пошла разбирать сумку Никиты.

Робкие попытки Алены "слиться с коллективом" ни к чему не приводили. Не то, чтобы ее бойкотировали, но все так привыкли к ее отгороженности, что все попытки наладить более эмоциональное общение натыкались на непонимание и вызывали у окружающих настороженность. Алена решила начать со смены.

Принесла чекушку водки, обьяснила, что проставляется за победу сына. Мероприятие прошло удачно, поговорили "душевно" про детей и внуков.

Надо было закреплять успех. Алена заметила, что "на сухую", без алкоголя, разговор по-прежнему не клеился. Стала потихоньку приносить с собой то водку, то коньяк. Риск, конечно, был. Но Алене, после отьезда подружек не хватало дружеского общения и, так получалось, что кроме девчат из своей смены ей и поговорить было не с кем.

Как говорится, ничто не предвещало… Вечер был как вечер. Пока не стемнело, вывели больных на прогулку. Чуйка сработала у Михайловны.

— Где Васильева?

Кинулись смотреть — действительно нету. Настена позвонила по мобилке Алене, которая осталась в здании, та мотнулась в туалет, по палатам — нигде нет. Прогулку прервали, всех больных срочно завели в помещение. Алена с Михайловной побежали искать.

— Беги на остановку! — распорядилась Михайловна, как более опытная в таких делах.

— А вы куда?

— А я к башне! — так называла Михайловна старую колокольню.

Алена побежала, с ужасом думая, что старая санитарка права: больная с наклонностью к суициду, а перелезть через забор или найти в нем дыру не представляло труда. Говорят, кто- то из больных уже пытался залезть на колокольню, успели помешать.

Примчавшись на остановку, Алена еще издалека заметила Васильеву, одиноко сидящую на лавочке в ожидании автобуса. Слава богу, что вечером транспорт ходил реже. Сопротивляться больная не стала, покорно пошла, ведомая под руку Аленою.

Как она умудрилась уйти, когда, казалось, все больные были на глазах? Этого Алена так и не поняла. Больная же свой поступок обьяснила просто: "по дому соскучилась, всякие бабки ходят, а мне тоже хочется". Тогда никто из персонала смены не обратил внимание на эту фразу, вспомнили ее потом, когда было уже поздно.

Сели ужинать, Алена разлила "по сто грамм для снятия стресса". Стали вспоминать разные случаи побегов.

Зазвонил телефон внутренней связи. Настена побежала взять трубку. Тут же прибежала назад:

— Алена, тебя дежурная врачиха! Срочно!

Сегодня дежурила "сестра Вась-Вася", такая же пожилая и такая же дотошная докторша. Она не ленилась прийти лишний раз к тяжелым больным, могла устроить по своей инициативе внеплановый обход отделений с проверкой персонала — все ли на рабочих местах. За придирчивость ее недолюбливали в больнице.

Алена примчалась на сестринский пост, схватила трубку, доложилась.

— Скажите мне, дежурная сестра тринадцатого отделения, кто из больных у вас отсутствует или в побеге? — Ехидным тоном спросила врачиха.

У Алены внутри похолодело: "откуда она узнала?"

— В отпусках и в побеге никто не числится. — Ответила Алена.

— Не числится… А на деле? Все на местах?

— Да.

— Ну тогда идите на приемный покой, посмотрите на человека, ибо есть сомнения.

Алена побежала на приемный. Там в обществе персонала приемника сидела и о чем-то увлеченно рассказывала их больная.

Тут же была и дежурный врач.

— Ваша? — Спросила она.

— Наша, — упавшим голосом ответила Алена.

— Ну, тогда пошли разбираться к отделение.

Алена вспомнила слова Васильевой и поняла, что больные ушли одна за другой, а может и вместе. Что самое неприятное было для смены, так это то, что ушедшая "бабка" была почти слабоумной. Она находилась на обследовании как раз по этой причине, что стала уходить из дома и расхаживать без цели по городу, при этом не всегда могла вспомнить дорогу домой. То есть побега, как такового — умышленного, продуманного действия с целью сбежать из больницы здесь и близко не было. Просто пошел себе человек куда глаза глядят. И далеко не ушла, заблудилась на территории больницы, забрела на хоздвор, где ее обнаружили сторожа.

Все это опытная докторша просекла сразу. Чистой воды промашка персонала. Причем грубая, нелепая. Если уж от вас слабоумная может уйти, то о каком режиме вообще можно говорить? Позор.

Это понимала и провинившаяся смена и дежурный врач, которая, конечно, слегка поиздевалась по этому поводу над Аленой, но без особых эмоций.

— Стакан чистый есть? — Спросила докторша.

— Да, принести? — Алена не сразу поняла, зачем он понадобился врачихе.

— Несите.

Вот тут до нее дошло и внутри все опустилось. Да, врачиха унюхала "свежачок" и сейчас удостоверится в этом при помощи "органолептической пробы со стаканом".

Пришлось выдыхать в стакан. Докторша понюхала, брезгливо сморщилась:

— Что за гадость вы пьете?

— Днем, перед сменой… Была на дне рождения… — начала мямлить Алена.

— А вот врать не надо. Либо говорим правду, либо едем в наркодиспансер на экспертизу. Когда-то слышала о вас хороший отзыв. Но времена меняются. Вы же знаете, что поездка на экспертизу — это ваше автоматическое увольнение. Скорее всего, по "статье". Оно вам надо? Так что, колитесь и пусть с вами Василий Васильевич разбирается. Я бы вас, на его месте, конечно, выгнала.