— Да, пойди нажалуйся на меня, настучи своему Ромчику.

Алена попыталась отмазаться:

— Да он такой же мой, как и твой. Я не стукачка, но чужую работу делать не буду.

— А мне плевать, заложишь — не заложишь, я иду домой. А уж чей Ромчик, все знают.

На Аленино счастье этот разговор был в бытовке при закрытых дверях и отсутствии свидетелей.

Хотелось как-то поделиться с Ромчиком, но звонить вечером, когда он дома, она опасалась. Ромчик неожиданно позвонил сам.

— Говорить можешь? Чужих ушей поблизости нет?

— Могу, я одна.

— Нас раскрыли. Старшая заложила, якобы по секрету Вась-Васю, тот мне "дружески посоветовал" быть осторожным.

Алена поведала ему встречную новость о речах Алки.

— Послушай меня внимательно. Мы должны залечь на дно. Никаких встреч, пока все не устаканится.

— Да как и кто узнает о наших встречах в городе?

— Ты еще не знаешь, что такое травля и слежка. Извини, что втянул тебя…Поверь, в нашей ситуации перестраховки лишней не бывает. Звони мне только в случае ЧП. А лучше, вообще не звони. Я сам с тобою свяжусь.

Встречи с Ромчиком последнее время не столько доставляли Алене сексуальное удовольствие, сколько были своеобразной психотерапией. Она чувствовала рядом мужскую силу и защиту, хотя, на самом деле Ромчик нервничал и боялся разоблачения не меньше, чем она. И вот теперь и это окошко закрывается. И ей придется быть одной в темном подвале собственных тревог и страхов.

Полина была на больничном с дочкой и по возвращении устроила Алене допрос с пристрастием.

Алена, наконец-то, получила полную картину своего позорного падения. Застукала их, как и предполагалось, "дверная" санитарка. Заложила старшей, вернее намекнула по своей глупости на владение некоей тайной. Но от старшей медсестры тайн в отделении не должно быть, поэтому раскрутить санитарку и получить информацию было для старшей лишь делом техники. А вот приказ держать рот закрытым первовладелица тайны не выполнила. Других путей утечки информации быть не могло: ни старшая, ни, тем более Вась-Вась на роль распространителей слухов не годились. Но, все, — птичка вылетела и теперь ее не поймать.

Полина сердилась на подругу за скрытность и требовала пикантных подробностей.

Алене пришлось пускать в ход проверенную "дезу" про гинекологические проблемы и пояснять эпизод обьятий тем, что она расплакалась в кабинете Ромчика, жалуясь ему на болезнь и спрашивая совета о выборе гинеколога: "Он же врачей городских лучше знает, думала присоветует кого-нибудь. Расплакалась как дура, а он стал утешать, обнимать."

Полина недоверчиво слушала эту печальную повесть. Но, по простодушию, повелась и переключилась на гинекологическую тему:

— У тебя же есть гинеколог.

— В отпуске, трубку не берет, — самозабвенно врала Алена.

— Ну и как, нашел Ромчик тебе доктора?

— Нашел, правда, на один раз.

— Почему на один?

— Дорого берет, мне не по карману.

— Это да, гинекологи они такие, первые рвачи среди врачей. — Скаламбурила Полина.

Нельзя ссылаться на несуществующую болезнь — заболеешь на самом деле. Суеверие не подвело. У Алены началось кровотечение. Сначала она думала, что это внеплановые месячные, что бывало уже не раз, но время шло, а у Алены бежало и бежало. Пришлось действительно искать "свою" гинекологшу. Та назначила колоть уколы и пить капли. Заодно назначила кучу анализов в платной лаборатории. Когда Алена узнала цены, то ахнула. Позвонила докторше и попыталась отбрыкаться от обследования или хотя бы "скостить" самые дорогие анализы, но врачиха была непреклонна и, видимо, в наказание за строптивость, намекнула, что даже с анализами не исключено "диагностическое выскабливание", процедура, от одного названия которой Алене чуть было не поплохело.

Больничный лист докторша выписывать не спешила — "станет хуже, звони, сразу положу в отделение".

А на работе — очередная новость, которая немного отодвинула в сознании коллектива Аленины шашни. В отделении появился новый сотрудник — психолог. Вась-Вась давно выпрашивал у начальства своего психолога и наконец-то дождался. Впереди бежал слушок, что девица блатная, что главврачу пришлось напрячь отдел кадров и выкроить для нее должность. До психушки она уже успела где-то поработать пару лет, но подробностей никто не знал.

С первых дней Дарья Андреевна, засучив рукава, стала внедрять передовые психологические методы. Вывешивала какие-то списки, распределяла больных по группам, заставляла рисовать картинки и разрисовывать раскраски. В общем, детсад "Солнышко".

По вечерам дежурным сестрам было велено показывать специальные видеофильмы, что натолкнулось на ожесточенное сопротивление большей части больных, для которых лучшим развлечением в больнице было вечернее созерцание плаксивых телепередач: сериалов-мелодрам и аналогичных по слезоотжиманию токшоу. Кто-то из сестер пытался выполнять указания психологши, кто-то с самого начала их игнорировал, рассуждая, дескать, как-то жили без этого и дальше проживем.

Кураж Дарьи Андреевны длился недолго. То ли она сама остыла, то ли ВасьВась повернул ее энергию в другое русло, но доставать сестер своими указаниями Дарья перестала. И вообще, вскорости ограничила свою деятельность незаметными для персонала действиями. Теперь большую часть времени она тынялась по отделению, зависала то в кабинете старшей, то у ВасьВася, заходила на сестринский пост поболтать, но там из-за вечной суеты долго не удерживалась. Чаще и дольше всего она бывала в кабинете у Ромчика.

Поначалу Алена тихо радовалась такому развитию событий, — внимание местных наблюдателей и аналитиков было отвлечено в другую сторону. Но потом стала ревновать. Дарья была девица видная, высокая, фигуристая, а главное, весьма самоуверенная. Словом, пробивная баба. Не из тех, кто свое упустит. Действительно ли она положила глаз на Рому или торчала в его кабинете от скуки, сказать было трудно. С одной стороны, Ромчик был староват и для Алены, а уж для Дарьи и подавно. Однако, общаясь с представительницами Дарьиного поколения, Алена знала, что для них возраст потенциального партнера играл второстепенную роль. Как, впрочем, и для нее самой.

Настали мучительные дни. Алена чувствовала себя как тюремной камере. Она не могла ни позвонить Ромчику, ни зайти к нему в кабинет. К тому же болезнь не проходила. На смену кровотечениям пришли боли: постоянные, ноющие, изматывающие. Она стала плохо спать ночами, частично из-за болей, частично из-за переживаний. Сильнодействующие лекарства она принимать опасалась, более слабые на нее не действовали.

Пришли анализы, которые никакой ясности не внесли. Гинекологша посылала ее анализы какому-то своему то ли учителю, то ли знакомому светиле в столицу. Ответ оттуда тоже был уклончивый. Сходились на гормональных нарушениях. Рекомендовали принимать длительное время дорогостоящие лекарства без гарантии эффекта.

Однажды гинекологша, будучи не в духе, высказалась напрямик:

— Что ты хочешь? У тебя сильная половая конституция. Твой организм требует частого и регулярного секса. Выходи замуж или заводи постоянного любовника.

Может организм и требовал "частого и регулярного секса", самой же Аленке больше хотелось только общения с Ромчиком. Хотя бы просто поговорить, заглянуть в глаза, удостовериться, что он, как и прежде… Чего? Любит? Они никогда не говорили с ним про любовь и вообще очень мало обсуждали свои отношения. Им было хорошо здесь и сейчас и этого было достаточно. Алена не питала никаких иллюзий по поводу их отношений. Да, она любовница и рано или поздно придет время им расстаться. Но каждый час с Ромчиком был ее часом, часом жизни иного качества, жизни-мечты.

Боли, бессоница, бесконечная карусель одних и тех же мыслей все больше и больше выматывали Алену. Работать стало тяжело, она еле успевала сделать все необходимое за смену. Глядя в зеркало, видела там свое осунувшееся лицо, серую кожу, темные круги под глазами с воспаленными веками. Все чаще на нее накатывала тоска и апатия. Хотелось просто лечь, отвернуться к стенке и ни о чем не думать. Но и это было нереально, — мысли постоянно толклись к голове и мешали сосредоточиться на элементарных вещах. Отсутствие нормального ночного сна временами замещалось какими-то странными состояниями полусна-полубодрствования, когда Алена застывала на несколько секунд, а то и минут и, как бы уплывала, не отчетливо соображая, где она и что вокруг происходит. Наконец, количество перешло в качество — она перестала успевать выполнять нужную работу за смену. Стали ворчать сменщицы, старшая косо посматривала в ее сторону.