Две подруги сидели в маленькой кафешке — забегаловке и пили чай с пирожными.

— Вот ты в приметы не веришь, — сказала Полина, хотя это было и не так. Алена, как и положено нормальной медсестре, была суеверна и могла послать куда-нибудь далеко знакомого, пожелавшего ей "спокойного дежурства". — А наше "тринадцатое" невезучее. И заведующий у нас не при памяти, и старшая цены себе не сложит, как и график дежурств, и больные нам достаются… Еще те.

— Больные как больные, как и в других отделениях. — Возразила Алена. — Это дурдом, детка.

Она начинала злиться на подругу, которая выдернула ее из дому на час раньше, чтобы поведать содержание очередной серии ее мыльной оперы под названием "отношения". Последние полгода — рекордный срок, у Полины были "отношения" с неким Артуром, с точки зрения Алены, типичным мудаком. Но подруга Артурову гнилую сущность в упор не замечала и дружеской коррекции не поддавалась. Поэтому Алене приходилось регулярно выслушивать жалобы и стенания и проявлять видимое сочувствие.

Свой чай она уже допила, пирожное доела, сидеть и дальше в холодной кафешке, которая все больше заполнялась контингентом, употребляющим вовсе не чай с тортиком, ей хотелось все меньше и меньше.

Полина продолжала плакаться на свою горькую судьбинушку. Тема Артура уже отзвучала, следующей на повестке была несправедливость на работе. На той самой работе, с которой час назад вернулась Полина и на которую через час должна была явиться Алена. Если бы не эта самая работа, то Алена заказала бы себе коньяку, но идти, хоть и в ночную смену со свежим коньячным благоуханием было стремно.

В отделении предстояло мерзнуть, отопление еще не включили. Персонал тайком грелся с помощью "дуйчиков" и прочих элетроотопительных приборов, тайком от начальства, блюдущего технику безопасности и экономию электричества. А самые смелые и отчаянные, типа Алены, прибегали и к внутреннему сугреву.

— Слушай, а давай купим коньячку? — перебила словоизлияния подруги Алена.

— Да ты че? Тебе же на смену. Вдруг кто унюхает и заложит, да и старшая может задержаться, она уж точно унюхает.

— А я сейчас не буду. Ты выпьешь на дорожку, а бутылку я с собой возьму, вечерком с девчатами ее и додавим. Угощаю!

У Полины глазки загорелись. Она вообще была выпить не дура, а уж на шару, тем более.

Накатив соточку, Полина вернулась было к любовно-артуровским переживаниям, но Алена под предлогом, того, что ей нужно появиться в отделении пораньше, прервала посиделки.

Областная психбольница, где трудились подруги, располагалась, в дальнем районе города, который назывался Монастырский Городок, или просто Городок. Моныстырский — потому что здесь когда-то был монастырь, в кельях которого в довоенные годы размещались палаты психбольницы. Со временем больница переехала в новые корпуса, от монастыря осталась лишь полуразрушенная колокольня, разобрать которую у местных властей не хватало сил и средств, а может и мотивации. Так и стояла эта колокольня сразу же за забором больницы, привлекая взоры больных и посетителей. В туманные сумеречные дни колокольня казалась выше, чем она была на самом деле и мрачной тенью нависала над больницей, порождая мистические настроения.

Перед тем, как разойтись, Полина ойкнула: забыла сказать главную новость.

— Ты же знаешь, слышала, что Верочка с недели уходит в дородовый? Так знаешь, кто вместо нее будет?

Верочка была врачом-ординатором отделения и действительно собиралась уходить в декретный отпуск.

— Сможешь угадать?

— Да ладно, рожай уже, ты ж не Верочка, давай без декретного!

Полина сделала театральную паузу, выстроила торжествующее выражение на лице и изрекла:

— Роман Олегович!

— Кто такой, почему не знаю?

— Ну, ты вааще, подруга, совсем не в теме. Ромчик, из диспансера! Конечно, диспансер в городе, но он дежурит у нас, как-то при мне приходил в отделение. Конечно, не красавчик, и в возрасте, но мужик. С мужиками, оно, сама знаешь, легче.

— Угу, особенно с Вась-Васем.

— Вась-Вась козел старый, а не мужик! — Категорично заявила Полина и Алена не стала ей возражать.

Старым козлом по имени Вась-Вась в отделении числился заведующий Василий Васильевич, бодрый пенсионер, однако уже страдающий повышенной возрастной тревожностью, чем изводил персонал. Он и прежде был педантичен, но последние годы это свойство приняло у него угрожающие размеры. Бесконечные проверки и придирки доводили медсестер до белого каления. Доставалось и санитаркам. И только старшая медсестра, хотя и сама страдала от этих качеств начальства, старалась "соответствовать".

В общем, не отделение, а прусская армия и гестапо в одном флаконе.

Алена шла на работу не спеша, — на самом деле никаких поводов прийти раньше в больницу у нее не было, просто Полина последнее время ее раздражала. Надоело ее постоянное нытье о сложностях с "Артурчиком", жалобы на бывшую свекровь, которая, с одной стороны помогала материально, с другой постоянно вмешивалась в воспитание внучки. И Полина и Алена были разведенки, почти одного возраста. Они как-то незаметно сдружились, хотя и были разные по характеру и по взглядам на жизнь. Полина была немного постарше, но из-за простодушия, выглядела рядом с Аленой младшей по возрасту и чину. Обе воспитывали — Алена сына, Полина дочку, обе пережили в свое время трудный развод и были в непростых отношениях с бывшими мужьями. Обе работали медсестрами в женском отделении психбольницы под несчастливым номером "тринадцать".

Новость о приходе в отделение нового врача Алену особо не задела. Верочка ей нравилась и с ней было легко работать — к сестрам она не цеплялась, капельниц и других процедур много не назначала. Все сложные врачебные проблемы решал за нее Вась-Вась, так что портить кровь сложными для медсесер задачами у нее и возможности такой не было. Что ж, Верочка, так Верочка, Ромчик, так Ромчик. Ей то чего бояться: "Лес я знаю, секс люблю". Приблизительно с такими размышлениями Алена пришла в отделение.

Ночь не предвещала ничего необычного. Хотя в психушке, особенно в "остром" отделении, как, впрочем, наверное, и в любой другой больнице, ситуация могла измениться в любое время. Сегодня "поддежурной", второй медсестрой по графику была молоденькая Инночка и санитарки из смены Алены — опытная, уже пенсионного возраста Михайловна и здоровенная, как танк, Настюха, тетка средних лет. Дневные быстро сдали смену и убежали. Санитарки разбрелись по своим постам. Ужин прошел без приключений. Ослабленных в отделении не было, никого с рук кормить не пришлось. Инна старательно помогала. Девчонка только из колледжа, но стремится освоить профессию. Ближе к отбою основная работа была сделана. Теперь можно было немного и расслабиться. Дежурный врач по больнице сегодня был не из тех, кто ищет себе приключений на одно место, поэтому Алена не ожидала от него визита с обходом или другого сюрприза.

В своей смене у Алены поздний ужин персонала был в порядке вещей. В некоторых сменах народ садился ужинать сразу по приходу на работу, а некоторые еще и повторяли ближе к ночи. Такие поползновения в своей смене Алена сразу обрубила: " Дома жрать надо было, не хрен делать из еды культ".

Михайловна пошла на пост, остальные приступили к трапезе. Инна, как и ожидалось, от коньяка отказалась — молодой не положено, а Настюха с удовольствием оприходовала свою дозу. Михайловне оставили из вежливости на донышке — ей много нельзя, у нее давление. Пошел типичный бабский разговор ни о чем. Вспомнили и новость с заменой доктора. Поскольку никто этого Романа Олеговича из присутствующих не знал, то тема заглохла. Традиционно промыли кости начальству и кое-кому из коллег.

Как всегда, отбой осложнился нежеланием ему подчиниться двух записных отделенческих бузотерок. Но на этот случай Вась-Вась предусмотрительно дал распоряжение кольнуть одной аминазин, другой галоперидол. А, так как спорить с Настеной даже у очень психически больных получалось плохо, то ее предложение уколоться и забыться было воспринято бузотерками почти адекватно.