Среди родни и множества знакомых, которыми обросла Алена за время своей городской жизни, был один человек, который занимал в ее жизни важное место. Человек, которому она искренне желала смерти. Сначала, когда такие мысли стали лезть ей в голову, Алена гнала их, пугалась такого желания, корила себя, но потом смирилась.

Этим человеком была ее родная тетка, отцова сестра. Это был человек- монумент, из него не гвозди можно было делать, а сверхтвердый режущий инструмент. Когда-то, при Союзе, она была ветврачом и возглавляла ветеринарную службу на местном рынке, где хорошо "поднялась", как говорили в те времена начинающие бизнесмены. С наступлением капитализма она вовремя уловила тенденцию и организовала ветеринарную клинику, совладельцем которой являлась и по сей день, хотя уже давно отошла от дел и числилась пенсионеркой. Вполне возможно, у нее был еще какой-то бизнес, о чем Алена не знала.

Тетка была одинокой. Когда-то, очень давно она была замужем, но быстро развелась. Детей у нее не было. Поэтому весь потенциал своей неуемной энергии в сочетании с деспотически-тираническим характером был направлен на родню, то есть семью брата. И самой близкой (географически) родственницей довелось быть Алене. У тетки была шикарная четырехкомнатная квартира, где она жила со своим любимым мастифом и приходящей (а может и постоянно живущей) то ли экономкой, то ли домработницей. Тетка ни в чем себе не отказывала: ездила по курортам и заграницам, дорого одевалась, с претензией на моду, несмотря на свои глубоко за шестдесят.

Отношения с родственниками у тетки были такими же необычными и противоречивыми, как и она сама. С одной стороны она третировала родню, с другой помогала, в том числе и материально.

Квартира, где жила Алена с сыном, была куплена, в основном, на деньги тетки и та никогда не упускала возможности напомнить об этом. Владелицей числилась Алена, но вздумай она продать или обменять квартиру без ведома тетки, — страшно было подумать о последствиях.

Последнее время тетка, видимо, решила всерьез заняться моральным обликом племянницы. Итак, в вину Алене вменялось: плохое воспитание сына (вернее, его отсутствие), неумение экономить, транжирство. Ну, а самыми тяжелыми статьями были блядство и алкоголизм. Тетка не стеснялась расспрашивать соседей, подключала свои старые многочисленные связи по всему городу и в итоге знала многое о сексуально-алкогольных похождениях Алены. Поэтому почти каждый визит тетки заканчивался скандалом. Пока теткины угрозы носили общий, неконкретный характер, но Алена знала, что при желании тетка сможет ее серьезно ущучить, боялась даже предположить как. С другой стороны, менять свой образ жизни она не собиралась и, при необходимости была готова вести военные действия до победы или своей погибели.

В очередной раз тетка заявилась в воскресенье, когда Никита был дома. Она была в благодушном настроении, которое могло измениться в любой момент, в зависимости от результатов ревизии.

— Так, школьничОк, покажи-ка дневничОк! — ласково попросила она Никиту.

Тот с видом идущего на заклание поплелся к себе в комнату и стал там рыться, оттягивая неприятную минуту.

— Ну, а ты, шалунья, все пьешь и блядуешь? — Вопросила тетка Алену.

— Угу, теть, все так.

Тетке нравился только свой юмор. Поэтому веселый тон ответа племянницы был не к месту. Теткино благодушие стало потихоньку улетучиваться.

— Ох, смотри мне, доиграешься. Неужели ты думаешь, что я вот так и пущу все на самотек? Ты у меня единственная племянница и я не позволю тебе спиться и скурвиться, как бы ты сама этого не хотела.

— Да я же медсестрой в психбольнице работаю, как же мне там спиться-то можно?

— Знаем, знаем. Сейчас и шофера за рулем спиваются. Подумаешь, медсестра! И где — в психушке. Там и больные психи и доктора поехавшие. В такой обстановке и здоровому человеку ум сохранить сложно.

"А я дура и нездоровая, стало быть, мне это не грозит" — подумала Алена, но спорить с теткой не стала.

Никита принес дневник и началось детальное обсуждение его содержимого.

"А нет худа без добра, у меня-то руки до его дневника не доходят, пусть сынуля

перед тетечкой отчитается." Никита вяло бубнил свои оправдания, пока не получил строгие наставления, обязательные к исполнению. Какая-никакая, а польза от теткиных наездов была — Никита тетку боялся, поэтому хоть и с грехом пополам, но учебу как-то подтягивал.

Потом тетка отправила Никиту "погулять", а сама взялась за племянницу.

— Ну, что, опять пьешь, по ресторанам шастаешь? Сын растет бездельником, лентяем, а тебе только гульки на уме? Кто такую профуру замуж возьмет?

— Да я замуж не собираюсь.

— Это почему-же? Сыну мужское воспитание нужно, тебе деньги. Ты, что у нас — бизнесвумен? Ни себе толку дать не можешь, ни сыну. Родители твои, дай им бог здоровья, люди сельские, помочь тебе уже не могут. Только на меня у тебя надежда, а ты все грубишь. Ну, вот, скажи, куда ты Никиту определять собираешься после школы? В какое-нибудь ПТУ?

Алена считала себя терпеливой, но не плохо выносила насмешки над собой. Она услышала в теткиных словах издевку над собой и сыном. Еле сдержав себя, чтобы не наговорить грубостей, она ответила:

— Почему же в ПТУ? Думаю, попытаемся поступить в педагогический.

— Куда-куда? И на какой-же факультет?

— Физвоспитания, скорее всего.

Тетка удивленно вскинула брови: — Ну-ка, ну-ка, с этого места поподробнее.

— Никита занимается спортом…

— Это я знаю, — перебила ее тетка.

— Так вот, его тренер видит в нем задатки, намерен его продвигать.

— И это он сам тебе сказал?

— Да.

Тут тетка призадумалась. — А знаешь, может он и прав, твой тренер! Ладно, посмотрим, время еще есть.

Дальше тетка уже не наезжала, формально еще поговорили о родителях и гостья удалилась. Алене захотелось напиться. Полина была на дежурстве, обзванивать других подружек было лень, поэтому вместо веселого вечер получился скучным, прямо по заветам тети, с чаем и книжкой.

Профком сподобился раздать билеты на какой-то концерт. Алена считала себя любительницей музыки, хотя специально сама никуда бы не пошла и денег на билет пожалела бы. Но, как говорится, на халяву и керосин шампанское. Кроме них с Полиной, билеты были еще у двух сотрудниц отделения. Так что, организовался маленький культпоход. Места оказались на балконе, на втором ярусе. До сцены было далековато, но зато хорошо можно было рассмотреть публику в партере, чем и они занимались перед началом представления.

— Смотри, смотри, кто пришел, — толкнула Алену в бок соседка: — вон, внизу, правее смотри, видишь?

Внизу, между рядами боком продвигался Роман Олегович с какой-то дамой, очевидно женой.

— Да он у нас красавчик модный, оказывается. — Шептала соседка.

Действительно Ромчик был одет стильно — на нем был модного синего цвета пиджак, белая рубашка с черным галстуком-бабочкой.

— А жена, смотри, пигалица какая-то.

А вот здесь Алена была не согласна: "пигалица" была миниатюрной шатенкой с изящной фигуркой и приятными чертами лица. Она заметила, что их разглядывают и что-то шепнула Ромчику. Тот поднял голову, нашел взглядом девчонок и приветственно помахал им рукой.

Концерт получился интересный, но Алена постоянно отвлекалась, тайком рассматривая Ромчика с его спутницей. Ромчик выглядел оживленно, совсем не так, как на работе. Он охотно аплодировал, в промежутках между номерами наклонялся к спутнице и что-то ей говорил, смеялся.

"Так вот он какой, северный олень", — думала Алена и ей почему-то становилось все более грустно и захотелось уйти, не дожидаясь окончания концерта.

Такое настроение не укрылось от подруги: — Ну ты че захандрила? Концерт не понравился? Да, это вам не леди Гага, а наша, местная баба Яга! — Рассмеялась Полина собственной шутке.