— А хоть свое место я могу узнать?
Ромчик долго молча смотрел на Алену и, наконец, спросил:
— Ты уверена, что хочешь знать?
Алена догадалась, но все же захотела удостовериться и ответила:
— Да, конечно хочу.
— Ты на предпоследнем месте. Низкие баллы за счет обьяснительных и по субьективным пунктам — этика и морально-психологические качества…Так что, начальство грехи не забывает. Впредь фильтруй базар и не вступай в пререкания со старшими по званию. Тут уж надо выбирать: или справедливость или работа.
Она вышла из кабинета раненая в душу. Шла по коридору, как сомнамбула. Кто- то что-то спросил, она не услышала, не ответила. Ушла в туалет, села на крышку унитаза. Здесь ее никто не видит. Она думала, что будет плакать, но плакать не хотелось. Просто болела душа. Как же так? Даже "зеленая" Инночка, которая в вену не может попасть, выше ее. Она вспомнила еще трех-четырех медсестер, которых считала гораздо хуже себя по профессиональным качествам.
"А как же моя помощь на новый год — ведь никто из них не захотел помочь, одна я согласилась…И Людка выше меня, у которой алкоголичка ложку стащила… Может я действительно тут не ко двору. Тогда зачем мне надбавку давали после нового года? Все это в прошлом. Значит, я упала в глазах начальства за последние полгода… Ромчик сказал, что все это фейк. Это для него фейк, а Вась-Вась и слова-то, небось, такого не знает. В чем же главная причина, чем я не угодила? У кого узнать?. У Вась-Вася? Сразу догадается, Ромчика подставлю… Да и в отпуске он… Значит надо через Ромчика узнавать".
Пошла на пост, сделала текущую работу. Придумала повод сходить к врачу. Тот удивленно вскинул брови: дескать, чего пришла?
— Есть несколько минут, пока меня не начнут искать. Скажи честно, почему так случилось со мной? Ты же понимаешь, что это не спроста, это отношение ко мне начальства. Я не угодна. Почему? Может мне начать искать другую работу?
— Ну, вот, так и знал. Говорил же, знание травматично… Но, если хочешь… Понимаю тебя… Сам бы на твоем месте пытался бы выяснить. Значит, слушай. Что всякому начальству важно? Чтобы его не трогали. Спокойствие. Отсутствие ЧП. Понимаешь, не суть важна, как ты сделал работу, а последствия. Почему мы скрываем чужие нарушения, помнишь тот случай с ложкой? Людку нужно было наказывать, тебя поощрять. Но тогда сор из избы пришлось бы выносить, главврача беспокоить. И еще: ты человек, притягивающий проблемы. Поэтому на весах твой профессионализм — да, его видно и начальство ценит, но все же не перетягивает твои недостатки. Ты слишком самостоятельная. Если хочешь — слишком умная. И ты в оппозиции. Вот этого я не понимаю, почему ты так себя ведешь, — за версту видно, что ты избегаешь начальства. Стало быть, или боишься его или не уважаешь, презираешь. Бояться ты его не боишься, ты это доказала, значит второе. Дальше: ты слишком независимая и гордая. У тебя доплата закончилась в первом квартале. Ты ходила к заву, главному, спрашивала, можно ли продлить? Нет, не ходила. Знаю, что не дали бы. Но вдруг? А так: нет и не надо. Ты не хочешь зависеть от других девчат. Если и просишь кого-то о чем-то, то крайне редко. И тебя не просят. Ты потихоньку становишься изгоем. Вась-Вась верно определил, Алла ушла, ее вакансия заполнится тобой. Так что тебе осталось для полноты картины только запить горькую.
Ромчик усмехнулся:
— Да, горькую…правду я тебе сказал. Надеюсь, не обидел. Кому-то другому во веки веков не сказал бы. Но ты поймешь. Ладно, не бери дурного в голову. Беги, работай.
Вернувшись утром домой, Алена принялась обдумывать вчерашние слова Ромчика. Первая реакция неприятия прошла. Чем больше она об этом думала, тем больше убеждалась в Ромчиковой правоте. Приходилось соглашаться с ним, что и начальство она в глубине души презирает и девчат сторонится. Никто ей не интересен, кроме Аллы и Полины. Со старшей ей было просто неуютно, она не знала, о чем с ней можно говорить, кроме работы. Интересоваться ее семейными делами? Но ей это в самом деле не интересно. Касательно заведующего, то к нему у Алены двойственное отношение: с одной стороны она признавала его авторитет как профессионала и его обьективность применительно к ней, с другой не могла избавиться от сложившегося у нее комического образа. "Но что я могу поделать? Притворяться? Лицемерить? Действительно, я не от мира сего. Быть мне изгоем на судьбе написано".
Они сидели и слушали любимые записи Аллы, запивая музыку пивом. Жара еще не спала, хотя приближение осени уже чувствовалось.
— Не боишься ехать? — Спросила Алена.
— А чего мне бояться? Как ты любишь говорить: "лес я знаю, секс люблю". Самое время попробовать что-то новое. В крайнем случае, вернусь. А так — новая страна, новые люди. Глядишь, что-то заработаю. Да не пропаду, не те времена. Да и характер у меня такой, мне расслабляться нельзя, все время быть в тонусе нужно. Мне кажется, тебе тут сложнее будет, чем мне там. Прости, что лезу не в свои дела, но… отослала бы ты Ромчика куда подальше…пока не поздно. Не повторяй моей ошибки…
"Поздно, подруга, поздно. И я иду за тобой след в след." — Подумала Алена, а в слух сказала:
— Да ты права, сама об это подумываю. А…про Ромчика… Тебе кто-то сказал?
— Нет, нет, успокойся. Никто ничего не знает и не говорит. Наблюдательность и интуиция, а также дедуктивный и…какой там еще метод? В общем, чисто мои наблюдения. Знаешь… Вроде как мне напутствие тебе сказать надо, как старшей во возрасту, предупредить о чем-то. А вот что сказать, о чем предупредить сама не знаю…
— Давай просто поделаем друг другу удачи!
— Давай, удача нам пригодится!
Они чокнулись бокалами.
Алла уже уволилась и дней через десять уезжала за границу "на должность гастербайтера", как она говорила. О деталях, как всегда, она умалчивала. Алену позвала на прощанье выпить пива.
— Сына-то успеешь повидать?
— Конечно, он завтра приезжает в отпуск. Квартиру ему оставляю. Сам решит, что с ней делать. Думаю, подыщет квартирантов на первое время, а там видно будет.
Распрощались. На память Алена увозила диски с музыкой и еще один учебник психиатрии.
Советом Аллы Алена воспользоваться, даже если и захотела, то не успела бы. Ромчик ушел в отпуск и в отделение не вернулся. Ушел на пенсию заведующий диспансером и Ромчик занял его должность.
Алена долго ждала звонка, но его не было и не было. Наконец, не выдержала, позвонила сама. Ромчик вроде, как-бы обрадовался звонку. Стал расспрашивать про новости отделения, про сотрудников и даже про больных-старожилов. Говорили о том, о сем, пока Алена не спросила его в лоб, не желает ли он встретиться. Не желал. Извинился, что не прояснил "этот вопрос" с ней раньше. "Пока не могу". Цену этому "пока" Алена уже знала.
Поначалу она утешала себя вычитанной где-то цитатой: " то что было один раз может повториться, а то, что было дважды, повторится и в третий раз". Но в глубине души она знала, что не повторится. И ей надо учиться жить с этим знанием.
Сезон расставаний закрыла Полина. Нежданно-негаданно она тоже засобиралась уезжать. С Лешиком они уже вполне легально сожительствовали и он надумал открывать филиал их новой фирмы в соседнем городе, откуда был сам родом, где жили его родители и где проходила крупная автомагистраль, что было актуально для его бизнеса.
Полина была вся уже там, на новом месте, говорить могла только о своем. Смятения чувств у подруги она даже не заметила.
— Ой, Аленка, как я скучать буду за тобой, уже сейчас чувствую. Звонить буду каждый день, наверное. Вот, заранее извиняюсь за назойливость.
И тут же продолжала щебетать про новый дом, про родителей Лешика ("такие милые старички").
"Да, похоже, моей единственной подругой останется тетка"- иронизировала про себя Алена.
Лето постепенно уходило. Задули осенние ветры, в старой колокольне что-то гудело. В сестринской разговоры шли об осенних заготовках, коммунальных платежах, который опять повысились, о новом школьном сезоне, кому и в какую копеечку обошлось отправить своих чад в очередной класс. Алена тоже могла рассказать и про спортивный лицей и про ее покупки в "секонд хенде". Но от нее таких рассказов не ждали, к ней, как слушателю не обращались, и если она оставалась с кем-то вдвоем, разговор иссякал. Исключением была ее смена — Михайловна и Настена. Но и они настолько привыкли к ее отчужденности, что им и в голову не приходило расспрашивать ее о делах и проблемах. За ужином и в периоды безделья говорили больше про отделенческие новости, про больных и их родственников, которые нередко доставляли персоналу больше мороки, чем сами больные. Между собой Михайловна и Настена иногда о чем-то шептались, но Алене казалось бестактным вмешиваться в их разговоры.
