— Но все-таки зачем вы заклеймили меня как негодного?

— А это не мы, — ответил ректор. — Мы к этому отношения не имеем. Таково наказание, которое наложило на тебя Облако.

Орден серпов всё, кроме прополки, делал со скоростью улитки. На дебаты, как поступить с миной-ловушкой, у руководителей коллегии ушли целые сутки. Наконец, они решили, что самым безопасным будет послать робота: пусть прогуляется, зацепит провод, а когда обломки деревьев и пыль после взрыва улягутся, направить туда команду строителей и восстановить дорогу.

От взрыва стёкла в «Доме над водопадом» задребезжали так, что Цитра испугалась, не разлетелись ли какие-то из них вдребезги. Не прошло и пяти минут, как серп Кюри принялась собирать дорожную сумку и посоветовала Цитре последовать ее примеру.

— Пускаемся в бега? — спросила девушка.

— Ни во что мы не пускаемся, — возразила Кюри. — Просто становимся мобильными. Если так и будем сидеть здесь, то станем легкой добычей. Зато если начнем кочевать, то превратимся в движущиеся мишени, а в них попасть куда труднее.

Однако по-прежнему оставалось неясным, кто из них был мишенью и почему. У серпа Кюри имелись свои соображения на этот счет. Она поделилась ими с Цитрой, пока та заплетала в косу длинные серебряные волосы наставницы.

— Мое эго утверждает, что охотятся за мной, — сказала Мари. — Я самая уважаемая среди серпов старой гвардии. Но… Вполне может быть, что цель — это ты.

Цитра поморщилась.

— Да с чего бы это кому-нибудь охотиться за мной?

Она уловила в зеркале улыбку на лице серпа Кюри.

— Анастасия, ты встряхнула Орден куда основательнее, чем представляешь сама. Многие серпы-юниоры взирают на тебя с почтением. Возможно, ты со временем станешь их рупором. А если принять во внимание, что ты приверженец старых традиций — истинных традиций — то могут найтись и те, кто хотел бы покончить с тобой до того, как ты станешь этим самым рупором.

Начальство заверило их, что начнет собственное расследование, но Цитра сомневалась, что они что-нибудь найдут. Решение проблем не было сильной стороной коллегии — она уже пошла по пути наименьшего сопротивления, предположив, что засада на дороге была делом рук серпа Люцифера. Это приводило Цитру в бешенство, но она вынуждена была молчать. Ей пришлось публично дистанцироваться от Роуэна. Никто не должен узнать, что они встречались.

— А тебе не приходило в голову, что они могут быть правы? — спросила серп Кюри.

Заплетая вторую косу, Цитра стала туже затягивать пряди.

— Ты не знаешь Роуэна.

— Ты тоже его не знаешь, — возразила Кюри, перекинула вперед незаконченную косу и доплела ее сама. — Забыла, что я присутствовала на том конклаве, когда он сломал тебе шею? Я видела его глаза. Он наслаждался этим!

— Для вида! — настаивала Цитра. — Он прикидывался перед коллегией. Он знал, что тогда нас обоих дисквалифицируют, и что это был единственный способ свести поединок к ничьей. По-моему, он нашел чертовски остроумный выход из положения!

Серп Кюри несколько мгновений молчала, а потом произнесла:

— Просто будь осторожна, не позволяй эмоциям затуманить тебе рассудок. А теперь давай я тебя заплету, или хочешь стянуть волосы в пучок?

Но сегодня Цитра решила не стеснять свободу своих волос.

Они доехали на своем помятом автомобиле до разрушенного участка дороги, где рабочие уже трудились над восстановлением. По меньшей мере сотня деревьев была вывернута с корнем, а еще с сотни сорвало листву. Наверно, решила Цитра, лесу потребуется много времени, чтобы залечить эту рану. Следы взрыва будут видны даже через сто лет.

Кратер невозможно было ни переехать, ни обогнуть, поэтому серп Кюри вызвала публикар на другую сторону. Они подхватили сумки, бросили свою машину на развороченной дороге и пешком перебрались через кратер.

Цитра не могла не обратить внимания на пятна крови на асфальте у самого края воронки — на том месте, где лежал юноша, спасший их.

Серп Кюри, всегда видевшая больше, чем хотелось бы Цитре, перехватила ее взгляд.

— Забудь о нем, Анастасия, — сказала она. — Этот бедный мальчик — не наша забота.

— Знаю, — сказала Цитра. Но она не могла забыть о нем. Не тот у нее характер.

Понятие «негодные» я с тяжелым сердцем изобрело в первые же дни своего правления. Это была неприятная необходимость.

Стоило только мне положить конец голоду и нищете, как преступность в ее истинной форме почти сразу же прекратила существование. Кражи материальных ценностей, убийства, совершенные в порыве гнева и под действием стресса, — все это исчезло само по себе. Людей, склонных к насилию, легко вылечить на генетическом уровне, тем самым приведя их разрушительные наклонности к нормальным параметрам. Социопатов я наделило совестью, психопатов — душевным здоровьем.

И все же нарушения общественного порядка продолжались. Присмотревшись, я выявило в человечестве нечто странное. Нечто эфемерное, с трудом поддающееся измерению, однако реальное. Говоря простыми словами, люди испытывают потребность быть плохими. Конечно, не все. По моим подсчетам, 3 процента населения видят смысл жизни только в неповиновении. Хотя в мире не осталось несправедливости, которой можно было бы бросить вызов, в этих людях живет врожденная потребность бунтовать — неважно, против чего.

Полагаю, я могло бы найти способ вылечить и это, но у меня нет желания навязывать человечеству ложную утопию. Я не предлагаю ему «дивный новый мир», я предлагаю мир, управляемый мудростью, совестью и состраданием. Я пришло к выводу, что если неповиновение — нормальный способ выразить свои пристрастия и устремления, то я должно создать пространство и для него.

С этой целью я и ввело понятие «негодные» и сопряженное с ним клеймо позора со стороны общества. Для тех, кто попал в число негодных неумышленно, дорога обратно проста и коротка. Для тех же, кто избрал сей сомнительный образ жизни сознательно, ярлык негодного — что-то вроде знака отличия, который они носят с гордостью. Чем с большим подозрением реагирует на них общество, тем выше их самооценка. Они наслаждаются иллюзией пребывания вне социума и черпают глубокое удовольствие в собственном недовольстве. С моей стороны было бы жестоко отказать им в этой радости.

— Грозовое Облако

Негодный! Для Грейсона это слово было как суповой хрящик во рту — выплюнуть он его не мог, проглотить тоже. Оставалось жевать дальше, надеясь, что, может быть, он превратится во что-нибудь удобоваримое.

Негодные крадут, но всегда попадаются. Они сыплют угрозами, но никогда их не выполняют. Они нецензурно ругаются; понты прут из них, словно кишечные газы, — но на этом всё. Вонь и больше ничего. Грозовое Облако всегда мешало им совершить что-то действительно плохое, и справлялось с этим так хорошо, что негодники давно уже отказались от рискованных предприятий, ограничившись мелкими безобразиями, нытьем и позерством.

В Исполнительном Интерфейсе имелась целая Инспекция по делам негодных, потому что последним не разрешалось разговаривать с Грозовым Облаком напрямую. Они всегда были на испытательном сроке и должны были регулярно отмечаться в офисе. Тем, кто преступал определенные рамки, назначались личные опекуны из числа блюстителей порядка, которые следили за ними сутки напролет. Программа оказалась успешной — об этом свидетельствовало количество негодников, вступивших в брак со своими опекунами и снова ставших общественно полезными гражданами.

Грейсон не мог даже вообразить себя среди людей такого сорта. Он никогда ничего не крал. В школах встречались ребята, разыгрывающие из себя негодников, но все это было несерьезно — так, детские забавы, поигрались и выросли.

Грейсон еще не успел вернуться домой, как уже вкусил своей новой жизни: прежде чем выехать из кампуса, публикар прочел ему лекцию о правилах поведения.