— Ко мне никто не приходил?

Медсестра поджала губы.

— Извини, дорогой. — И тут она вдруг опустила глаза. Такой простой жест, но Грейсон отчетливо прочитал в нем, что она чего-то не договаривает.

— Так что… это всё, да? Я могу идти?

— Мы получили инструкции, что как только ты будешь готов, мы должны посадить тебя в публикар, и он отвезет тебя обратно в Академию Нимбуса.

И снова этот опущенный взгляд. Ладно, хватит ходить вокруг да около.

— Случилось что-то плохое? — напрямик спросил Грейсон.

Медсестра принялась заново складывать полотенца, которые и до того были аккуратно сложены.

— Наше дело — оживлять, а не высказывать свое мнение о том, что ты сделал, чтобы стать квазимертвым.

— Что я сделал? Я спас двоих людей!

— Я там не была, не видела, ничего не знаю. Знаю только, что после этого тебя пометили как негодного.

Грейсон был уверен, что ослышался.

— Негодного? Меня?

И тут она вся расцвела улыбками и заговорила прежним оживленным тоном:

— Ну, это же не конец света. Уверена — ты быстро исправишься… если захочешь.

Она потерла ладони, как будто смывала с них грязь ситуации, и сказала:

— А теперь как насчет мороженого на дорожку?

Место назначения, заложенное в программу публикара, не было общежитием Грейсона. Машина привезла его к административному зданию Академии. По прибытии юношу проводили прямо в конференц-зал со столом, за которым могло бы поместиться двадцать человек, но присутствовало только трое: ректор академии, декан и еще какой-то тип из администрации. Единственной целью последнего было, похоже, впиваться в Грейсона злобным взглядом, словно разъяренный доберман. Плохая новость, помноженная на три.

— Садитесь, мистер Толливер, — пригласил ректор, мужчина с безупречно черными волосами, намеренно посеребренными у висков. Декан стучала ручкой по открытой папке. Доберман ничего не делал, лишь жег Грейсона глазами.

Юноша сел лицом к тройке.

— Вы имеете хотя бы какое-то представление, — сказал ректор, — о проблемах, которые навлекли как на себя самого, так и на всю академию?

Грейсон не стал отпираться — это только затянуло бы дело, а ему уже хотелось покончить с ним.

— Я поступил, как мне подсказала совесть, сэр.

Декан испустила оскорбительный и уничижительный смешок.

— Ты либо чересчур наивен, либо просто дурак, — прорычал Доберман.

Ректор поднял ладонь, останавливая поток желчи из уст этого человека.

— Студент нашей академии, намеренно входящий в контакт с серпами, пусть и с целью спасти их жизни…

Грейсон закончил за него:

— …нарушает Закон об отделении серпов от государства. Статья пятнадцать, параграф три для точности.

— Не умничайте, — сказала декан. — Вам это не поможет.

— Не примите за дерзость, мэм, но мне кажется, что бы я ни сказал, мне ничего уже не поможет.

Ректор наклонился ближе:

— Что мне хотелось бы услышать, так это как вы узнали о грозящей им опасности. С моей точки зрения, единственный способ — это если вы сами были вовлечены в дело, но испугались. Скажите, мистер Толливер, вы замешаны в заговоре против этих серпов?

Обвинение застало Грейсона врасплох. Ему и в голову не приходило, что он может стать подозреваемым.

— Нет! — воскликнул он. — Я никогда… да как вы посмели… Нет!

И тут он закрыл рот. Надо взять себя в руки.

— Тогда будь любезен рассказать, откуда ты узнал о бомбе, — рявкнул Доберман. — И только посмей соврать!

Грейсон собрался было все выложить, но что-то его остановило. Если он попробует отвести от себя обвинение, то весь смысл его поступка будет сведен на нет. Конечно, кое до чего эти люди докопаются и сами (если уже не докопались), но ведь не до всего. Поэтому он аккуратно выбирал, какую правду сказать, а о какой умолчать.

— На прошлой неделе меня вызвали в Исполнительный Интерфейс. Можете проверить мое личное дело — там есть запись.

Декан взяла планшетник, потыкала в него пальцем, затем подняла голову и кивнула.

— Это правда.

— По какой причине вас вызывали в ИИ? — спросил ректор.

Пришло время плавно перейти к развешиванию убедительной лапши на уши.

— У моего отца есть друг, агент Нимбуса. Мои родители уже довольно давно в отсутствии, вот он и захотел увидеть меня и дать кое-какие советы. Ну, вы понимаете — на какие лекции записаться в следующем семестре, с какими профессорами наладить контакт, все такое. Хотел мне помочь.

— Значит, он предложил потянуть за ниточки, — сказал Доберман.

— Нет, он только хотел дать мне действительно дельные советы, а заодно показать, что я всегда смогу рассчитывать на его поддержку. Я чувствовал себя немного одиноким без родителей, и он знал об этом. Просто добрый человек.

— Но это пока не объясняет…

— Сейчас-сейчас. Так вот, выйдя от него, я прошел мимо группы агентов — у них как раз закончилось собрание. Я не слышал всего, слышал только, как они обсуждали слухи о заговоре против серпа Кюри. Я навострил уши, ведь Кюри — самая знаменитая из наших серпов. Агенты говорили, мол, какая жалость, что они не имеют права вмешаться и предупредить, потому что это нарушение закона. Ну вот я и решил…

— Решили стать героем, — закончил ректор.

— Да, сэр.

Троица переглянулась. Декан что-то написала и показала двум другим. Ректор кивнул, Доберман с отвращением поерзал на сиденье и уставился в другую сторону.

— Грейсон, наши законы не просто так придуманы, — сказала декан.

Юноша понял, что выиграл. Они больше не называли его «мистер Толливер». Может, они и не поверили ему окончательно, но все-таки поверили достаточно, чтобы решить: все это разбирательство не стоит их драгоценного времени.

А декан продолжала:

— Закон об отделении нельзя нарушать даже ради того, чтобы спасти жизнь двоим серпам. Грозовое Облако не имеет права убивать, серпы не имеют права управлять. Единственный способ обеспечить это — не вступать ни в какие контакты и у сурово наказывать за нарушения.

— Хватит слов, давайте заканчивать, — сказал ректор. — С настоящего момента вы исключаетесь из академии без права восстановления. Вам запрещается когда-либо вновь подавать заявление о приеме как в эту, так и в любую другую академию Нимбуса.

Грейсон был к этому готов, но приговор, произнесенный вслух, ударил по нему сильнее, чем он ожидал. Как он ни крепился, глаза его наполнились слезами. Ладно, ну и пусть — со слезами его ложь выглядит более убедительной.

Вообще-то, ему не было дела до агента Тракслера, но он посчитал необходимым защитить его. Закон требует установить виновного и свести с ним счеты, и даже Грозовое Облако не может увернуться от исполнения собственных правил. Этот принцип был одной из частей его целостности; оно само жило по установленным им нормам. Правда состояла в том, что Грейсон действовал по собственной доброй воле. Грозовое Облако хорошо знало его характер. Оно рассчитывало, что его подопечный поступит именно так, несмотря на последствия. Теперь виновника накажут, и закон восторжествует. Но где сказано, что Грейсону это должно нравиться? И как бы сильно он ни любил Грозовое Облако, в этот момент он его ненавидел.

— Поскольку теперь ты больше не студент, — проговорила декан, — законы об отделении тебя больше не касаются. А это означает, что коллегия серпов захочет допросить тебя. Нам ничего не известно об их методах допроса, так что приготовься.

Горло Грейсона пересохло, он едва смог сглотнуть. Еще одна вещь, о которой он не подумал.

— Понимаю.

Доберман пренебрежительно махнул рукой:

— Иди в общежитие и собери свои вещи. Ровно в пять придет человек из моей команды и проводит тебя за пределы кампуса.

Ах вот, значит, кто он такой, этот Доберман, — начальник охраны. Теперь понятно, почему он выглядит так устрашающе. Грейсон ответил ему таким же злобным взглядом — сейчас уже не важно, как он себя ведет. Он поднялся. Нет, прежде чем уйти, он должен задать им один вопрос.