— Ты тот помощник?

— Да, госпожа, — существо склонило свою лысую голову. — Я должен провести вас в Северные леса, показать место, где тонка ткань между мирами.

Я медленно опустила сук.

— Сегодня ночью в лесу сотворена черная магия, — озабоченным тоном продолжил буккан, выговаривая слова так, как обычно делали лесные существа, вроде и по-людски, а вроде нет. — Черный маг зачаровал местную нечисть, чтобы та напала на обозы. Лишь вас и ваших друзей нечисти было приказано увести в чащу.

Я похолодела.

— Плетение…

— Да, Хозяин его порвал. Здесь много гозов, госпожа.

— Надо бежать, предупредить!

— Поздно, госпожа. Вряд ли на станции кто-то остался в живых.

… Существо по имени Баольбин допело свою песню и исчезло в чаще, заверив меня, что помнит о своих обязанностях и явится, когда придет срок. Лим и Огунд проснулись. Они ничего не помнили. Однако до вопросов дело не дошло. Как только друзья узнали об атаке нечисти, немедленно заспешили к обозам, стараясь не заплутать в лесу.

Все мои попутчики были изранены, но живы. Сонтэн баюкал руку, глубоко пропоротую чем-то вроде длинного когтя. Альд прихрамывал, Эгенд держался за залитое кровью плечо. У Михо все ноги ниже колен были в крошечных порезах, парень, пыхтя, срезал огромным ножом со штанов клочья ткани, пропитанной кровью. Даже Узикэль носил на себе следы недавней битвы в виде синяков и ссадин. Сидя на приступке телеги, почтенный файнодэр грозно потрясал увесистым поленцем, явно выдернутым из подпорок для Плетения.

— Всепроникающий! Они живы! — Эгенд первым заметил меня и дернулся.

Сонтэн радостно мне кивнул, Михо помахал рукой, просияв, а Альд изменился в лице, сполз по бортику телеги и откинулся назад, дергая кадыком. Бледная Лим, закусив губу, немедленно принялась нарезать дрожащими руками бинты из белого полотна.

— Даша! — Сонтэн обнял меня одной рукой. — Мы волновались! А Альд… он… мы думали, нечисть унесла вас с Лим.

— Нет! О Боги, нет! Я… Огунд… так получилось… я встретила…

— Нечисть теперь нападает даже на станции. Это ужасно! Нам повезло, нам просто неслыханно повезло…

Они пустили вперед гозов, крепких неразумных тварей, с короткими ногами и длинными передними лапами, чем-то напоминающих обезьян, но очень клыкастых и когтистых. За ними шли акаморы. Нечисть в мгновения ока затопила пространство между обозами, нападая на едва проснувшихся людей. К тому моменту, как в битву вступили маги, лесные твари убили двух хуми и ранили почти всех, кто попался на ее пути. Монах-наставник спас двух детей, которых гозы уже тащили к лесу, и получил серьезную рану в живот. Я разглядела Огунда в мельтешащей у телеги толпе. Он стоял, привалившись к борту повозки, и с ужасом осматривался.

— Нам повезло, — вслед за Сонтэном повторил в своей простой манере Эгенд. — Вот и не верь потом, что не бывает худа без добра. Нечисть спугнуло то, от чего они прыснули в лес, забыв свою добычу.

— Почему они ушли? Что их спугнуло? — спросила я.

— Нечто…

Сонтэн хотел что-то сказать, бросил на меня странный взгляд и отступил в сторону, открывая вид на рыдающую беременную ворчунью из впередиидущей телеги. Женщина сидела на земле и причитала, стянув с головы косынку. Подойдя ближе и ничего пока не понимая, я прислушалась:

— Рубаха… петельки у ворота. Штаны исподни…. Кафтан молью поеденный… Еще рубаха одна с вышивкой алыми маками… три.

Ее муж сидел рядом, схватившись за голову, и с ужасом смотрел на жену, бормоча:

— Это что же? Это с нашего сундука вещи?

— Мертвяки, — уточнил подошедший ближе Альд.

Он рассказал, что в самый сложный момент битвы, когда волна нечисти угрожала затопить всю станцию, из леса появилась странная кавалькада на пегих южных лошадках. По виду тролли, с амулетами и в боевой раскраске на лицах, а из одежды — одно деревенское рванье. При виде всадников нечисть застыла, повела носом и, словно единое существо, бросилась в лес, сбивая и подминая под себя сородичей. Кавалькада молча проехалась мимо оторопевших обозных. Кто смог разглядеть мертвые лица троллей, пришел в ужас.

— Они явно кого-то искали, вглядывались, даже остановились, — продолжил Альд. — Но тут с тракта зазвучали эльфийские барабаны. Тролли исчезли в лесу, одна вонь осталась.

— Дура же ты дура, — с тоской произнес муж беременной. — Это ж надо так накаркать! Ну кто тебя за язык твой длинный тянул.

— Это я-то виновата? — окрысилась женщина, вмиг забыв о причитаниях. — Еще неизвестно, кого мертвяки искали. Кого выглядывали, пока кое-кто по лесам бродил и непуганным остался. И что творил там, нам неведомо.

Беременная смотрела прямо на меня:

— Одно слово, магия черная.

— Ты болтай, но не забывайся, селянка, — бросил Альд, надменно поднимая бровь. — И впредь не забудь старую присказку: у простака да дурака язык выплетает такие Нити, что и магу не расплести. Радуйся, что ты на сносях, иначе я научил бы тебя уважению.

Женщина неохотно отвела взгляд. С близнецами не забалуешь, они все-таки из знатного рода эльфы. Муж беременной забормотал что-то виноватое.

Альд оттащил меня в сторону, закатал рукав до локтя и продемонстрировал нитевидные выступы на коже. Черные. Меня резко затошнило, в глазах зарябило.

— Ты чего, тоцки?

— Что это?

— Проклятье Диноры. Сейчас спало, а час назад до плеча дошло.

— Это из-за того, что я была далеко?

— Не думаю, — Альд задумчиво рассматривал ветвистый узор, мерцающий черным, но постепенно бледнеющий. Ну у него и нервы! — Скорее от того, что тебе что-то угрожало. Я так чувствую. Не спрашивай, как понял. Рассказывай.

Я рассказала эльфу о встрече с проводником и в точности передала его слова.

— Буккан? — вытаращился Альд. — Это то же самое, что мышке в няньки кошку назначить.

Но больше всего встревожила эльфа новость о том, что в обозе есть черный маг и нацелен он почему-то на меня, Лим и Огунда. То, что я вообще оказалась в лесу случайно и никакой магии не чувствовала, казалось на фоне этого пустяком.

… Кэльрэдин был рад, что доклад одного из пожилых констеблей, вернувшегося с патрулем после объезда центральных трактов, совпал с собранием Малого Совета. Выступление констебля подтверждало его, Кэльрэдина, правоту и давало ему право на дальнейшее давление на советников. Во время доклада недоверчивость на лицах присутствующих постепенно сменялась напряжением, а затем и озабоченностью. Глава патруля, выходец из простой семьи и эльф лишь на четверть, тем не менее имел репутацию опытного воина и командира, не склонного к преувеличению.

Слова констебля отдавали жутью, хотя сам он старался делать доклад с непроницаемо спокойным лицом. Суть отчета сводилась к следующему: чистые расы больше не находятся в безопасности, нечисть нарушает вековые соглашения, договориться с ними пока нет возможности — они нападают на посланников. Повсеместно не хватает магов. Самое большое количество жертв среди средних рас, клариконов, боглов, бруни, южных троллей и других. В лесах Кохт нечисть напала на телеги клариконов-переселенцев. Почти все были захвачены в плен и унесены в лес живыми, чего раньше не происходило. Ходят слухи о черных магах, объединившихся в некую тайную организацию с нарастающей мощью и использующих кровь средних рас для магических ритуалов. У серых рас пропадают дети. Но это еще не все.

На одну из станций между Кэльфестом и Тунницей нечисть напала на обозы, взломав защитный контур. Жертв было бы очень много, но нечисти помешали нанести существенный урон. Свидетели сообщают о появлении отряда северных троллей.

— Северные тролли? Так далеко к югу? — вырвалось у одного из членов Совета.

— Эльфы растревожили осиное гнездо, — пробурчал другой советник, из рода людей.

Властитель вспомнил старую пословицу: «У глупого хуми всегда эльф виноват». А ведь еще при жизни его прапрапрадеда земли, заселенные сейчас людьми, принадлежали двенадцати главным эльфийским родам. Но люди словно чума. Эльфы веками предпочитают маленькие поселения, родовые усадьбы и удаленность от шумных трактов. Даже эльфийскую столицу, Рээдин-Тээн, с ее изобилием общественных зданий и плотными жилыми кварталами, трудно назвать перенаселенной. У хуми все по-другому: туда, где поселился один, через пару лет набегает толпа соплеменников с женами (и сопливыми детишками, мрущими, как мухи, но нарождающимися, как котята), так что вскоре хуторок вырастает в поселок, а поселок — в шумный городишко, грязный, скученный, вонючий, где жители селятся чуть ли не на головах друг у друга. Самое непонятное состоит в том, что хуми любят свои жалкие поселения и ни в какую не желают перенимать высокую культуру у своих более возвышенных соседей. Эльфы напрасно пытались донести до их убогих голов, как окружать себя красотой. Помнится, один из Ставленников, вместо того, чтобы благодарить милостивых покровителей, высыпал драгоценный эльфийский мрамор в бухту где-то на западе.