Но представление только начиналось. После увертюры на сцене появилась Динора в образе молодой травницы. Она была очень хороша в простом светлом платьице и с кружевной повязкой в волосах. Ленты изображали лес. Девушка ступала по шелковистой траве, цветущие ветви опускались к ее плечам. Вот пробежал олень (его удаляющийся силуэт был прорисован слоем коричневых лент, словно в старинном оптическом театре), выскочил из травы зайка, ускакал вглубь сцены, становясь все меньше. Из деревьев вышли одетые дриадами актрисы, запели, сходясь и расходясь в сложном хороводе. Они пели о том, как прекрасна жизнь невинной молодой души, в единении с природой, гармонии и счастье.

— Я сирота, — подхватила Динора, — но дом нашла я здесь. Среди бессмертных душ, каких не счесть.

Клубящееся оранжевыми струями солнце зашло за лес. Знахарка прилегла среди травы, деревья прикрыли ее ветками. Из кроваво-красного потока лент вышел высокий актер в медно-рыжем парике. Он наблюдал за спящей девушкой и разбудил ее поцелуем. Последовала сцена признания в любви. Медноволосый увел травницу в свой дворец, мрачный, со сплетением корней деревьев под потолком. Поток лент на миг закрыл актеров, и сцена сменилась. Из потолка брызнуло черным, из пола — серебром. Ленты сплетались. Серебряные полосы прошивали черноту. Отвратительное предчувствие холодным комом сдавило мою грудь. На сцене стояло зеркало. Я видела его сегодня во сне, именно это зеркало, из черного камня с серебряными прожилками. Я на миг ощутила, как дышит мне в спину Кэльрэдин.

Любовь травницы и короля длилась недолго. Все чаще пространство сцены прорезали черные ленты. Это была магия, к которой приобщился Властитель. Знахарка начала чахнуть под влиянием черного волшебства.

— Я знаю, нет ужасней дня. Сегодня смерть возьмет меня. Не буду ни молиться, ни гадать. Я вижу, что дано мне испытать, — пела Динора.

Но король не смог остановиться. И вот… черные ленты закрыли изображение девушки.

Появилась светловолосая женщина с гордой прямой спиной, магиня. Она говорила с медноволосым о пророчествах. Ленты сплетались и расплетались. За ними стояла Динора. Даже в своих смешанных чувствах я признавала, как мастерски было обыграно ее «отражение». Но медноволосый король не желал ничего слушать, стал вести себя неадекватно и петь о своей любви к умершей и ее реинкарнации. Весь остаток спектакля он оплакивал свою «потерю» и каялся. Зрители верили, я — нет. Королю начали сниться сны о других мирах. В них появлялась знахарка. Много лет король морально исправлялся, просил прощения, пока в один прекрасный миг дверь иного мира не распахнулась… Спектакль закончился многообещающе: Динора спускалась к медноволосому эльфу по золотой лестнице, с благосклонным видом протягивая руки навстречу замершему в экстазе возлюбленному.

Зрители кричали от восторга, бросая на сцену монеты. Лим плакала. Узикэль бешено хлопал в ладони и даже кинул кланяющимся актерам мелкую монетку, Михо прижимал к груди Малью и повторял:

— Но все же хорошо кончилось? Правда? Хорошо?

Нет, Михо, все только начинается, и хэппи энд еще под вопросом.

Глава 11. В которой некоторые Дашины попутчики ведут себя по-свински

Я хоть и гуманитарий, складывать два и два умею. Конечно, это мог быть какой-нибудь предок Кэльрэдина. И все же… «Твоя черная магия вытащила меня из другого мира, как и твою нареченную, деву, которую ты когда-то убил своим черным волшебством». Отчего-то из всего сна о Кэльрэдине и демоне в теле тролля лучше всего я запомнила именно эту фразу. То, что происходило на сцене, когда-то случилось со мной? Это странно! Есть же дежавю, в конце концов, страхи какие-нибудь подсознательные. Я дожила до двадцати шести лет и ничего такого не чувствовала. Ничего не подсказало и не всколыхнулось. И сны про медновлосого эльфа хоть и завораживали, но были всего лишь… снами. До некоторых пор.

Я ведь просила его рассказать, чувствовала, что он что-то скрывает, этот лощеный зеленоглазый красавчик из снов! И кто я теперь для него? Рука карающая или отпущение грехов? И как, в конце концов, о девушке из другого мира узнали лицедеи?

На площади перед сценой уже вовсю шел праздник: люди танцевали, актеры смешались с толпой и принимали знаки внимания, музыканты играли что-то жизнерадостное. Михо, Узикэль и Лим веселились вместе со всеми. Я, близнецы и маг сидели на циновке. По губам Альда скользнула лукавая улыбка. Я уставилась на него с подозрением.

— Понравилась пьеса? — сладким голоском произнес он.

— Я…

— А концовка как?

— Нормальная концовка, — процедила я сквозь зубы. — Ничего не хочешь мне сказать?

— Да ты и сама, должно быть, догадалась, — Альд пожал плечами. — Это я поделился с труппой замечательной историей.

— Неправда! Лим говорила…

— Лим говорила, что в пьесе, которую она видела, все заканчивалось печально. Да, постановке уже… лет двадцать, не меньше. Я подсказал Диноре альтернативную концовку. Ей очень понравилось. Мы с Динорой… дружим, уже почти неделю. Труппа решила обкатать новый вариант пьесы на, скажем так, неизбалованной аудитории. От того там столько шероховатостей. Эгенд, ты заметил?

Брат Альда кивнул.

— Ты обещал никому не говорить, — прошипела я.

— Я обещал никому не рассказывать про ТЕБЯ, тоцки, — парировал Альд. — И чего ты так заволновалась, а?

— Тебе об этом знать не обязательно!

— А вот тут ты ошибаешься! Это из-за тебя нам с братом пришлось сбежать из дворца!

— Чего?! При чем тут я?!

— Косвенно ПРИ ТОМ!

Сонтэн сначала внимательно посмотрел на эльфов, потом мне в глаза:

— Даша?

— Я не знаю… Мне кажется, это могла быть я. Все очень похоже, и Зеркало, и поиски в других мирах… — прошептала я. — Я рассказала Альду… потому что он спросил напрямую. И вот…

— Ты хочешь сказать, что ты… что Длиннорукий может считать тебя своей погибшей когда-то невестой?

— Да.

Сонтэн встал и жестким голосом произнес:

— Идите за мной. Все.

— Только из уважения к вам учитель, — сказал Альд с некоторым вызовом, но оба брата встали и пошли за магом.

Никогда не видела Сонтэна таким суровым. Эльфы-близнецы, несмотря на весь свой гонор, подчинились ему, будто нашкодившие пацанята. Мы отошли за обоз.

— Итак, — холодно сказал Сонтэн. — Что происходит? Я обещал этой девушке свою защиту. Что расстроило ее?

Он извлек из складок плаща черный кожаный ремешок и, продемонстрировав его всем нам, посмотрел на небо. Луна была там, яркая и холодная. Маг сложил из ремешка петельку, затянул ее и положил Плетение на землю у наших ног.

— В этом месте не будет лжи. Искры будут свидетельствовать.

Наверное, это было каким-то магическим обрядом, потому что Альд и Эгенд склонили головы.

Эгенд был спокоен, лишь изогнутая бровь его выражала удивление и легкое презрение. Альда ломало. Играть в непонятные игры с подозрительной хуми, запугивать ее и выпытывать секреты легче, чем стоять лицом к лицу с практикующим магом. Я торжествовала в душе: Сонтэн резко поднялся в моих глазах. Все эти дни его апатия и видимое безразличие привели меня к мысли, что теперь я сама за себя. Но учитель встал на мою защиту.

— Альд, — сурово сказал маг. — Даша призналась тебе, что пришла из другого мира. Ты же, не открыв своей осведомленности, подверг ее чувства испытанию. Что за история была сегодня показана на сцене?

Лицо Альда исказила досада. Но прозвучал голос Эгенда.

— Учитель, позволь мне говорить за своего брата. Я первенец, и хоть старшинство мое исчисляется считаными минутами, у меня есть право свидетельствовать от имени нас обоих.

Сонтэн коротко кивнул. Альд скривился и поглядел на меня. Мне вдруг стало смешно. Младший братишка, выпендрежник. Детский сад, ей богу. Даже язык захотелось показать.

Эгенд присел, протянул руку к ремешку у ног, подержал пальцы над Плетением, а потом заговорил: