Дальше из слов Леночки следовало, что школы у переселенцев в их горячей точке не было почти никакой, но мальчик уже год на домашнем обучении, что у семьи куча справок из соцзащиты, что произвели они на нашего Сергея Антоновича своей социальной незащищенностью доселе невиданное впечатление. В шестой класс подростка пришлось засунуть, потому что в пятый (а лучше в четвертый) совсем курам на смех. Леночка подозревала, что семейство находится под программой защиты свидетелей, потому что документов на ребенка пришло с гулькин нос, а некоторые вообще не пришли — оказались под грифом «для внутреннего пользования».

На следующий день, в среду, первым уроком была литература. Борис Теклакович Бадынов возвышался среди моих шестиклашек, как дуб среди спелых колосков. Никто, естественно, пока его не задирал; именитые хулиганы, вроде Коли Измайлова и Джамиля Ибрагимова, только присматривались. Но, судя по их взглядам, будут скоро в моем классе разборки.

Когда я услышала, как Бадынов изъясняется и читает, с трудом подавила желание ринуться в кабинет Сергея Антоновича и устроить скандал. Еле сдержалась. Дождалась планерки и извила грусть-печаль. Директор, конечно же, разохался — это у него такая манера разруливать конфликтные ситуации. И ребенок, мол, несчастный, и стресс у него, и вообще, я радоваться должна, что дите, после его горячей точки, научили читать и писать. Я спросила, почему к нам, а не коррекционную школу, если уж так все плохо. Сергей Антонович совсем загрустил и попросил меня подойти к нему в кабинет на большой перемене. Я подошла.

Наш директор — прекрасный человек. Благодаря ему наш учительский коллектив, с преобладанием дев и дам, вовсе не серпентарий, а милое сообщество коллег. Ученики Сергея Антоновича уважают, некоторые даже любят. В администрации у него связи, а это путевки, гранты и прочие бонусы. Не директор, а мечта просто.

С директором я всегда была на дружеской ноге. И совсем не ожидала, что в этот раз мне не дадут даже рот раскрыть. Достаточно было двух слов: «спонсорская помощь». Емкие и категоричные, эти слова ударили меня под дых. Не знаю, кто из спонсоров был так заинтересован в социализации младшего Бадынова, или сами Бадыновы и были спонсорами нашей школы, но на каждый новый аргумент директор тыкал пальцем в очередной пункт списка закупок для ремонта. Список был большой — моих аргументов хватило меньше, чем на его половину.

— Что же мне делать? — всплеснула я руками, уже понимая, что проиграла. — Я и так по уши в бумажной работе! Отчеты, электронный журнал! Контрольные срезы, краевые работы, внеплановые тесты! Он мне испортит всю успеваемость! Он же читать толком не умеет!

— И что из этого следует, Дашенька? — вкрадчивым тоном спросил директор.

— Что? — переспросила я обреченно.

— То, что мальчику нужен репетитор, а тебе, между прочим, деньги.

Я застонала.

— Бадыновы — очень обеспеченная семья, — продолжил директор. — У них там какая-то ювелирная династия. Или оружейная, я не понял. Роза Бадыновна сама попросила подыскать для Бори педагога по русскому. Заметь, я сразу тебя предложил, а мог бы Катю, ей тоже ученики нужны.

— Он же еле читает, — прошептала я, закрывая лицо руками. — Я что, волшебница?

— Интерактивная доска в твой кабинет, — прочувственно напомнил Сергей Антонович. — Проектор, новые окна. Летом поездка на конференцию в Крым: солнце, море, инновационные технологии.

В общем, купили меня с потрохами. Наследник династии пришел в мой кабинет на следующий день. К концу урока я немного повеселела: случай оказался не таким уж ужасным. Боря Бадынов был вовсе не туп, скорее бессистемно запущен. Уходя, он робко положил на край стола узкий конверт и неуверенно произнес:

— Там деньги. Бумажка.

— Хорошо, Боря, — я невозмутимо кивнула ученику. — Задание на доске.

Бадынов настороженно проследил за тем, как я убираю деньги в сумку, облегченно вздохнул и заулыбался. Когда он вышел, я заглянула внутрь конверта: в нем лежала новенькая тысячная купюра. Для нашего городка это неплохой гонорар за полуторачасовое занятие, в месяц набежит целая моя школьная зарплата.

Боря не прогуливал и не болел. Учеба давалась ему нелегко. Однако через полтора месяца в разговоре с Сергеем Антоновичем я с неохотой призналась, что довольна результатами ученика. Директор сообщил, что мама Бори хочет со мной встретиться перед каникулами.

… Роза Бадыновна подошла после классного часа. В руках у нее были яркие пакеты с логотипом дорогого супермаркета. Глядя, как мама Бори протискивается боком в дверь, я подивилась тому, какие колоритные типажи рождаются иногда в некоторых культурах. Впрочем, с того момента, как мы виделись в первый раз на собрании класса в сентябре, Бадынова изменилась к лучшему: подстриглась и удалила растительность на лице.

Войдя, она помедлила, словно не решаясь пройти дальше, потом поклонилась: согнулась почти пополам. При ее объемах выглядело это странно. Бадынова, шурша пакетами, шумно села напротив учительского стола, вытерла пот с лица концом шейного платка с веселыми оранжевыми «огурцами», втянула носом воздух.

— Роза Бадыновна, здравствуйте, — прокашлявшись, начала я. — Дарья Васильевна. Наконец представилась возможность пообщаться с вами поближе.

Бадынова моргнула, подхватила с пола один из пакетов и поставила на парту перед моим лицом.

— Гулум, — гордо сказала она.

— Простите?

— Гулум. Подарок. Тебе. Уважение.

Пакет был полон. Какие-то баночки и коробочки. На глаза сразу попалось дорогое печенье и конфеты с марципаном.

— Нет, нет, что вы? — быстро проговорила я. — Ни в коем случае. Вот этого не надо, пожалуйста.

Я подвинула пакет к женщине. Роза Бадыновна толкнула его обратно:

— Нет! Гулум! Надо!

Покачав головой, я вежливо улыбнулась:

— Как я могу принять такой дорогой подарок? Вы и так очень щедро оплачиваете дополнительные уроки…

Брови на лице Бадыновой надломились домиками, она всплеснула руками:

— Не поминай! Позор! Сын учился — бумажка платил! Одын бумажка! Гулум бери. Одын. Потом ышо гулум!

— Хорошо, хорошо! — я побоялась, что крики мамаши услышит вся школа. — Спасибо. Вот видите, я беру. Будем считать, что это на День Учителя.

Пакет был водружен на пол. Черт, тяжелый. Бадынова шумно выдохнула, на ее лице проступило облегчение. Чтобы развеять неловкость, я деловито перешла к сути нашего общения:

— В целом, я Борей очень довольна. При всех сложностях, которые я, поверьте, со своей стороны очень понимаю, он делает огромные успехи, — тут я подумала, что Бадынова может воспринять эти слова как дифирамбы моему же собственному педагогическому мастерству, и быстро добавила, — и это, большей частью, его личная заслуга. Вот посмотрите, сочинение по «Дубровскому», довольно сложная тема для шестиклассников «Герои и злодеи в романе». Борис справился. Троечку по орфографии я ему натянула, конечно, но в целом рассуждения грамотные и обоснованные…

Я показала Бадыновой тетрадь с сочинением сына, рассказала о проблемах Бори с пунктуацией, о его успехах в чтении. Трудно было судить, понимала ли меня Роза Бадыновна. После моей прочувственной речи она наклонила голову набок и уточнила:

— Бадын учился? Васильевна не обижал?

Я мысленно досчитала до пяти и сказала:

— Учился. Не обижал. Молодец, ваш Бадын.

Лицо женщины расплылось в улыбке.

— Боре нужен хороший словарь, — рекомендовала я. — У нас много слов из старинной русской жизни. Я удивилась, что он знает применение многим вещам, о которых современные дети и не слышали, но не знает самих слов. Купите словарь, или пусть пользуется интернетом. У вас есть интернет?

— Ынтырнет? — Бадынова нахмурилась. — Есть. Муж мой Теклак смотрел, золото покупай- продавай. Бадын много смотрел. Утуб. Воины. Мечи махал, пыстолет стрелял. Джека Чан ногой прыгал. Плохо. Не надо меч, пыстолет, Бадын не воин, уче-е-еный, — женщина с мечтательным лицом погладила Борину тетрадку с сочинением.