— Красота, — протянула я и засмеялась, заметив, что сказала это на атче, и почти забыв, ради чего сюда пришла.

— Город людей, — сказал кто-то за моим плечом.

Я посмотрела назад и вниз. Рядом со мной стоял мальчик лет восьми, худенький, светленький, одетый по местной сельской моде: в шерстяную рубаху с яркой шнуровкой у горла, жилет и просторные штаны, прихваченные над коленями вязаными манжетами. Мой взгляд успел ухватить, что рубашка была ребенку велика, а в штаны можно было запихнуть еще одного такого недокормыша. Когда я обернулась, мне на миг показалось, что это девочка — уж очень красиво были сплетены в сложную косу длинные льняные волосы над острыми ушками. Но черты лица были скорее мальчишечьими, чем девичьими. Мальчик напомнил мне какого-то зверька. Точно, лисенка! Острый носик, темные глаза, словно тщательно вычерченные на лице угольком, окаймленные полуопущенными ресницами. Симпатяга.

— Оот, — мальчик вежливо поклонился.

Я небрежно кивнула, здесь не принято расшаркиваться перед детьми. И где-то я видела эти пестрые вязаные жилеты с кожаными поясками.

— Ты из нашего каравана? — спросила я. — Из последней телеги во втором обозе.

Лицо мальчишки тут же поскучнело.

— Ты ведь сирота из… монастыря, — сказала я полуутвердительно. — Я видела. Не тебя, а других мальчиков в такой одежде. Ты что, сбежал?

Паренек пожевал губами, словно решая, стоит ли продолжать разговор, потом оценивающе посмотрел на мои добротные ботинки и плащ и отрывисто ответил:

— Отошел навестить родной город.

Угу, так я и поверила. Пока мои попутчики устанавливали крышу на нашей телеге, я видела, как сопровождающий детей худощавый дядька в плаще, связанном из такой же пестрой шерсти, сгонял их в плотную кучу, не давая отойти на шаг и постоянно пересчитывая подопечных. А потом взял и отпустил ребятню полюбоваться местными красотами? Даже без Нити на запястье? С котомкой за плечами?

Видя, что я смотрю на него недоверчиво, мальчик добавил:

— Я родом из Пельтренната. У меня тут родня. Дальше поеду с ней.

— А почему тогда попал в монастырь?

— Я не сказал «отец и мать», я сказал «родня», — огрызнулся ребенок. — Мне нужно несколько монет, — сказал он. — А у тебя деньги есть, я же вижу. Раз ты так смотришь на городскую стену, значит, никогда не была в городе людей. Я бы тебе все показал, а ты проводила бы меня к родне. Огунд.

— А я Даша.

Мы уже встали в очередь таких же желающих попасть в Пельтреннат через массивные ворота и потихоньку продвигались вперед. Я встрепенулась:

— Я, кстати, ничего тебе не обещала. Откуда я знаю, куда ты меня заведешь, мальчик.

— Я честный кларикон! — возмутился ребенок. — И я взрослый! Через год я буду совершеннолетним.

Так, еще одна раса. Судя по самоуверенности, ее представители к нечисти себя не относят. Хотя, есть же Узикэль, который считает себя кем-то покруче эльфа, но, по словам Сонтэна, происходит из народца, еще недавно промышлявшего разбоем по амбарам.

— Хм… — педагогический опыт подсказывал мне, что нельзя просто так отпускать ребенка неизвестно куда. — Слушай, Огунд, вот тебе серебряный… два серебряных, веди меня в город. Покажи, что у вас самое красивое. И свою родню покажи, понял?! И если что-то пойдет не так, вернешься со мной к обозу.

Огунд понурился и кивнул. Мы прошли через ворота. Продвигаясь вперед под аркой из разноцветных камней, я посмотрела вверх и вдруг увидела, как по широкому выступу над нашими головами забегали стражники. Несколько высоких длинноволосых эльфов, стоящих вдоль дороги с отстраненным надменным видом, сорвались с места и ввинтились между возмущенно охающими прохожими. Я было оглянулась, но тут мы с Огундом вышли из узкого прохода. Зрелище, представшее перед глазами, заставило меня восхищенно задержать дыхание: город сразу открывался взору вошедшего, словно гордясь и выпятив свои красоты. Не было ни узких улочек, ни грязи, ни канав с отбросами — в общем, ничего такого, о чем я читала в книгах о средневековье. Улицы были вымощены тем же разноцветным кирпичом. Кое-где тысячи шагов оставили на них вмятины. Дома с бесконечными лавочками были украшены поскромнее, лишь в кладке местами сиял чистый оранжевый, зеленый, синий или красный цвета. Нигде не видно было ни одного заведения, похожего на корчму или трактир. Кажется, здесь действительно не принято питаться из чужих рук. Зато лавочек с продуктами и лоточков у дверей было полным полно. Вот только еды на полках было мало. Повсюду двигались люди с котомками и тележками — жители скупали продукты.

— Отрабатывай монету.

На месте Огунда я бы давно сбежала и растворилась в толпе. Но мальчик шел рядом. Теперь я верила, что у него была родня и воспитание. На уличного проказника и воришку клариконыш не походил.

Огунд заговорил, сначала с притворно скучающим видом, потом с неподдельным удовольствием:

— Пельтреннат — город людей. Так все его называют. Потому что эльфы давно хотели прибрать его к рукам, уж очень он близок к королевству медноволосых. Несколько раз пытались завоевать Пельтреннат, но люди возвращали его. Им помогали файнодэры, клариконы, орки, даже тролли, потому что где есть эльф, там у других рас нет прав, а люди, хоть и склочные, но уживаются со всеми.

— Надо же, — удивилась я, тряся головой, чтобы избавиться от головокружения: хотя солнце опять спряталось за облака, яркость красок била по глазам.

— Люди строили Пельтреннат из глины, а эльфы везли сюда золотой мрамор со своих северных рудников. Из вредности. Вообще-то, медноволосые любят и глину, и дерево, и разный камень. Но они назло людям хотели перестроить Пельтреннат по своему вкусу. А Ставленник Игарф приказал сбросить весь мрамор в море рядом с со старыми трактами. Вот смеху-то было! Полморя засыпало!

— Н-да, весело, — согласилась я рассеянно. — Слушай, неужели всех-всех магов эльфы взяли на службу? Я как раз ищу одну свою знакомую. Очень надеюсь, что она не попала к Медноволосому в армию.

— А она кто? Ну, что делать умеет? Ну магиня там или ремесленница?

— Лекарка.

Огунд присвистнул:

— Конечно, ее записали.

— Но разве она не могла как-нибудь сбежать?

— Над воротами Плетение видела? Когда в город заходили.

— Нет, внимания не обратила.

— Вот и остальные тоже не обращали. Пока не попались. После того, как Длиннорукий навестил нашего Ставленника, над всеми входами в город такой абымж присобачили, — Огунд повертел в воздухе руками, изображая что-то переплетенное.

— Абымж?

— Ага, большое Плетение.

— Абымж — это большое Плетение?

— Вот ты тоц… нет, абымж — это ну, всякая ерунда, так говорят, когда непонятно…

— Ясно, — заключила я, — у нас это называется хренью. Абымж… хорошее слово, запомню. Так что там, с абымжем?

— Каждый, кто проходит под эльфийским Плетением, проверяется на магию. Дзинь-дзинь. Эльфийский маг вылавливает тех, кто создал поток искр.

— Н-да, для человека, которому еще год до совершеннолетия, ты слишком много знаешь.

— А что тут такого? Когда наставник вешает нам Нити на руки, чтобы мы не сбежали.

— Я думала, для того, чтобы это почувствовать, нужно самому быть магом.

— А ты уж слишком мало знаешь для взрослой ба… женщины! Клариконы — полумагические существа.

— Я издалека, понял? Поэтому мало знаю о ваших обычаях. Почему же вас тогда не призывают?

— Чувствуем мы все, но наше волшебство — серое.

— Как у нечисти?

— Сама ты нечисть! Повторяешь чушь, которую сами же эльфы и придумали! Мы себя к белым расам не причисляем, не хватало еще! Все эти разговоры насчет чистоты крови… мой дядя часто повторяет, что как только рядом заговорили о том, кто чист, а кто нечист, нужно бежать подальше и побыстрее. Эльфы-то небось сами дриадам и мелюзинам родичи, а носы задирают выше своих дубов. Мы много веков живем на Ондигане, бок о бок с другими расами, и даже гильдию имеем…

Мальчик вдруг запнулся, покраснел и быстро договорил: