— Ну, понимаешь, — он пощелкал в воздухе пальцами, будто подбирая слова. — Все это хорошо и прекрасно… Но что вот ты? Мыслитель! Широкой души человек! Человечище! — на этих словах грудь Романа будто стала шире, он весь распрямился, стал светлее лицом, будто на фотографии для рекламного баннера. — Оставишь после себя? Чужой памятник?

Роман, при первых словах Степана выпятивший грудь, снова чуть сгорбился в привычное положение.

— Какой еще памятник, Степ? Давай выпьем, что ты прямо… — загнусавил он.

— А вот так! Я после себя ничего не оставлю, — голос русского Бахуса чуть дрогнул, и Роман нечаянно заподозрил собеседника в подступающих слезах.

Приступ сентиментальности пропал так же внезапно, как и начался.

— А я говорю, Роман Игоревич, что повезло тебе с родителями так, что мама не горюй. Как бы это ни звучало! Игорь Дмитрич тебе такую империю отгрохал, все для тебя сделал, а ты сидишь себе и в ус не дуешь. А смог бы ты сам такой отель раскрутить? А? А построить? Э? — он закусил виски веточкой укропа, и зелень смешно повисла между его полных губ. — Вот и я говорю, что нет!

Роман не спорил, но слова Степана его, без сомнения, задели. Да как можно такое говорить ему, однокашнику, с которым связывает столько всего?!

— Да я даже больше скажу. Без своей оравы менеджеров — «сменеджеров» ты ничего не стоишь. И без заместителя своего. Он-то, почитай, больше нас с тобой соображает.

— Слышь, Крестовский, ты говори, да не заговаривайся, — лениво пожурил его обидевшийся Роман.

— Да, не спорю, ты молодец! — неожиданно легко согласился с оппонентом Степан.

— Но! Создать гостиницу с нуля, или реанимировать умирающий отель тебе будет слабо. Кишка тонка, понимаешь.

Сказал и глазом своим зыркнул в сторону.

Яковенко весь подобрался. Получилось, что слова его собеседника услышали все рядом стоящие. А их оказалось немало: и официантки, и бармен, и охранник, и, прости-Господи, Регина.

Степан вдруг принял деловой вид и достал сотовый телефон из заднего кармана джинс.

— У меня к тебе предложение.

Роман едва слышно застонал. И даже оглянулся в поисках эвакуационного выхода, чтобы спастись от поддатого Степана, но снова вернулся к бару.

У каждого в жизни имелся свой крест. У него, Романа Игоревича Яковенко, этот крест был в меру рыж, не в меру упитан и чересчур предприимчив. Уже сколько лет

— двадцать? Пятнадцать? Он старательно избегал возможности быть пойманным в неугомонные руки бывшего одногруппника, но тут его отточенный годами нюх, похоже, дал сбой.

Роман приблизился к Степану, который, дыша терпковатым алкоголем, начал азартно погружать его в мир собственной проделки. Да и сбежать было некуда — заинтересованно к разговору прислушивались служащие бара.

Светлые, как у всех рыжих, глаза Степана горели фанатичным огнем, также, как у людей, которые знают, что правда за ними. Он говорил, хихикал, и уже точно знал: Роман согласится на любую сделку, на любую предложенную шалость.

Потому что сам Роман уже размяк от этого всего внимания здесь, в этом средоточье порока, ежедневной радости жизни, всеобщего подчинения. Вся империя — самый крупный отель «Самара-сити», под крышей которого функционировали не только гостиница, многочисленные лобби-бары, самая крупная дискотека, бизнес-отель, работала слаженно и верно.

Построенное отцом здание, заложенные традиции, нормы работы, отобранный руководящий состав не допускали ошибок. И потому Роман дирижировал давно слаженным оркестром легко, без особого напряжения кисти, не вкладывая душу в решение возникающих проблем.

Используя любую возможность улизнуть из кабинета по официальному и не очень поводу, будь то встреча с высокими гостями, или профессиональные семинары по гостиничному делу за границей, он будто бы и был и не был настоящим владельцем семейной империи.

Словно его нахождение здесь — только вопрос времени, как приглашенного по необходимости специалиста, эксперта.

Несмотря на некоторую отстраненность начальства, подчиненные Романа боялись и уважали.

И сейчас, если даже и прислушивались к разговору босса с другом, не позволяли себе удивиться.

— Так вот, друг мой милый. Предлагаю доказать, на что ты способен, мистер «самый крутой отельер», — даже виски не перебило язвительность в голосе. — Тут-то доказывать ничему ничего не надо. Тот же самый Сева тебя подстрахует лучше некуда. А вот сможешь ли ты на пустом месте, в чистом поле, показать свои умения?

— Пфф… - фыркнул Роман. — Что бы я? Да я… Да ты меня с кем-то путаешь.

— А вот и нет. Докажи, докажи.

— Да докажу я. Что, думаешь, самый умный? — слова Степана задели потаенные струны души в Романе. Одногруппник наступил на излюбленную мозоль мистера «Самый крутой отельер» по версии самарских соцсетей. — Что нужно делать? На раз плюнуть.

— Ну и отлично. А сделаем мы вот что. — Степан разлил коньяк в «бренди глас». -Найдем сейчас самую отстающую гостиницу в городе и отправим туда тебя.

Яковенко сделал большие глаза.

— Я тебе сраный шоу-мен, что ли?

— Да погоди ты ругаться, — нетерпеливо перебил его Степан. — Слушай друга, я дело говорю.

Степан взял в руки сотовый телефон и начал шаманить в нем. Найдя, видимо, то, что нужно, расплылся в довольной улыбке.

— А вот и гостиница. Смотри!

Перед глазами Романа в размытом фокусе предстали фото гостиницы в винтажном антураже: советские койки с драными одеялами, заклеенными синей изолентой окнами, косыми стульями.

— Ты что, хочешь меня отправить в клоповник к бомжам? — недоверчиво скосил он глаз на рыжего.

— Ты что, каким бомжам? Там проживают вполне себе приятные люди. — Степан открыл несколько отзывов.

— «Горите в аду!», «Срань господня, что за номера!»… — начал читать озадаченный Роман.

Степан быстро отобрал сотовый телефон из рук Яковенко и заблокировал смартфон.

— В общем, по-моему, отличное предложение! Ты как? Слабо?

Роман отхлебнул виски.

— Да будь ты мужиком, наконец! Покажи, на что способен! Поднимешь за месяц гостинку, тебе — почет и уважение. Нет — позор на всю Россию-матушку. Как тебе такая перспектива?

Яковенко поморщился, будто у него заболел зуб.

— Вот гад ты, Крестовский. Гад и есть. Ползучий.

— Это значит «да»?

— Это значит «пошел к черту»!

Они помолчали, гипнотизируя друг друга взглядами. Никто не отводил глаз, и со стороны могло показаться, что они могут замереть так на всю ночь, пока не уснут пьяным сном.

Но тут Роман резко отмер.

— Не могу на месяц. Дела. — Он вздохнул, развел руки в жесте мол, сам понимаешь.

— Тогда на три недели?

— На две.

— Идет.

В глазах Степана полыхали костры. Он неожиданно ударил ладонью о стойку бара, от чего в глубине тоскливо задребезжали бутылки с алкоголем.

— О! Я придумал, как усложнить операцию!

Роман прикрыл рукой свои глаза. Кажется, начиналась алкогольная карусель.

— На твое место мы посадим управляющего той гостинки.

Яковенко сразу выпрямился.

— Ты что, сдурел? Совсем ошалел? Давно по щам не получал?

— Спокуха! Никто не навредит твоему отелю. И твой Кузнецов постарается, подстрахует. Ничего не случится с твоей не-на-гляд-ной империей.

Роман подумал, что Степан не так уж и пьян, каким пытается казаться. Но мысль эта бабочкой пролетела и растворилась в алкогольном тумане.

— Две недели ты там руководишь, две недели тот парень — тут. Согласен?

— По рукам, — ответил уже невменяемый Роман.

— И да, не волнуйся, все беру на себя, все устрою в лучшем виде. Повеселимся, братуха! — он ударил Романа по плечу, и тот, покосившись, чуть не упал со стула.

— Да по рукам, по рукам, — затосковал Яковенко.

— Да., и это., гостинка не в Самаре находится. Всего несколько километров отсюда. В Жигулевске.

— Да хоть в Москве! — запальчиво ответил напившийся директор.

— Не, до Москвы мы не доедем. Хотя, кто знает, кто знает…