— Вот, здесь пролегает граница, — провел ножом полукруг по карте капитан, — вот здесь мы сейчас, — он ткнул кончиком лезвия почти в верхушку полукруга.

— То есть, если мы идем, сюда, — Ли показал чуть выше линии, — то наши интересы почти не пересекаются? — Точка, в которую ткнул Ли, была действительно не далеко и примерно туда мы шли, это было всего в полу днях пути.

— Почти, — согласно кивнул капитан, его голос немного изменился, когда мы обозначили точку вне его юрисдикции.

— Я предлагаю вам просто проводить нас. Вы проследите, чтоб мы никуда не разбежались, опять же, будите видеть, куда мы вернёмся, чтобы передать письмо ваших руководителей. Мы же будем уверены в ненападении каких-нибудь ретивых сторонников вашего Общества, а что важно, уверены, что другое Общество не решит вам помешать, — Ли знал, что и мы не хотим такой компании и капитан не хочет, но это было соломоновым решением.

— Я должен подумать.

— Иди-иди, с начальством посоветуйся, — ласково подтолкнул его Ли, — только не забывай, долго ждать нам не досуг, — резко изменив тон, припечатал друг, — ребята отдыхаем, — крикнул он уже нашим соратникам.

Тот ещё это был отдых. Когда ты держишься за оружие, будто прирос к нему, одно хорошо, не ножками топать, тяжела я стала. Лишь бы Ли и Риши не прознали. Не пустят больше на вылазку, а я тихо съеду по фазе сидя в лагере.

Капитан пришел быстро, понуро кивнув, он пошел собирать своих бойцов, а мы встали и накинули на плечи рюкзаки.

7

Пока мы шли, чуть ли не под конвоем, я вспоминала, как Ли взялся меня тренировать. Было тяжело не только физически, но и морально. Я беспрестанно перебирала в памяти наши, с супругом, тренировки. От это хотелось ложиться на землю и выть. Это при всём, при том, что сложно было найти столь непохожих людей как Герман и Ли, это были люди с кардинально разной внешностью и совершенно противоположными, как мне казалось, характерами. Я, за полгода знакомства с Ли, ни разу не слышала, чтоб он повысил голос или не был предупредительно вежлив со всеми.

Не раз по окончании наших спарингов я бежала в лес. Зачем бежала? Не от того, что Ли меня как то обижал, от мыслей своих удирала, а они неотступно следовали за мной. Я садилась на бревно и плакала. Именно тут впервые я увидела Германа.

Я рыдала взахлёб, давясь слезами, вперемешку с воспоминаниями, а когда подняла глаза, заметила его. Нет, это не был живой человек, но я видела его, полупрозрачного немного подрагивающего, когда лучи заходящего солнца касались видения. Это был даже не мираж, а скорее тень, но я знала, что это он, мой муж.

— Герман, — прошептала я и закрыла рот рукой, потому что из горла рвался вой ужаса и радости.

Я так и сидела, тупо таращась на любимого пока он не коснулся моей щеки:

— Малыш… — прикосновение слегка обжигало теплом, разрывая душу на мелкие кусочки и заполняя её осколки безмерным счастьем.

— Герман, — ещё раз просипела я и залилась горючими слезами.

В эту пору я частенько пряталась от всех, желая и ища этой, такой странной, встречи. Он приходил не всегда. Точнее даже редко, частенько я просиживала, часами ожидая, да так и не солоно хлебавши, уходила в поселение. Но когда он появлялся, счастью моему не было предела. Он почти не говорил, а лишь обнимал, согревая своим теплом и даря наслаждение. Зато я не умолкала, рассказывая ему всё, что со мной происходило, всё, о чём я думала… всё-всё…а он, изредка ронял: «Малыш» или «Я сильно скучаю» или «Мне плохо без тебя». Но эти слова, звук его голоса, был для меня эликсиром, залечивающим все раны и дающим силы жить дальше.

Кем я его считала? Наверное, призраком, душой умершего любимого, который даже из царства Аида стремился ко мне, хоть ненадолго, но ко мне. Но что-то внутри подсказывало мне, что никому нельзя говорить об этом, не поймут, и, наверное, мне казалось, узнай кто, всё разрушится и он никогда не придёт. И не будет больше кольца теплых рук, от которых всё тело покалывает мелкими иголочками, не будет его запаха, который окутывал меня, словно защищая от всего мира.

Но то, что он ко мне приходил, не затмило мои сны, а наоборот усилило, они стали ярче. И насколько умиротворяли меня встречи с любимым, настолько же мощно давили, заставляя болеть душу втрое сильнее, ночные кошмары.

Но это не значит, что я не ходила в походы или бросила тренироваться, ничуть, скорее даже наоборот, та боль, что теперь навечно поселилась в моём сердце, заставляла с маниакальной упорностью увеличивать нагрузку.

А потом меня удивил Ли. Я уже поправилась и собиралась на очередную вылазку. Накануне Риши рассказал, о том, что повстанцы раздобыли почти всё возможное на старой стоянке и уже точно надо уходить, потому что кольцо вокруг нас начало сжиматься. Общество подогнало резервы, и они были готовы к бою. Они-то да, а вот мы не очень. Но хочешь — не хочешь надо. Моей группе предстояло сделать последнюю выход на старую стоянку, тогда как три другие команды будут прорывать оборону, выстроенную Обществом. Следующей волной пойдут все, кто может держать оружие, а за ними… в общем, за ними в основном были старики, дети и раненые. Только вперёд ни шагу назад. Я слушала, сжимая зубы, чтобы они не отбивали нервную дрожь. Боялась ли я? Конечно, боялась, но не за себя, за других боялась, за ребят из своей группы, с которыми сдружилась. Они не раз у меня бывали, пока я болела, если не были на вылазке или в дозоре. Тревожилась за тех, кто не мог себя защитить, за всех сердце обрывалось.

Атака была намечена на вечер, и мы с Ли уговорились потренироваться утром, после тренировки у меня будет возможность попробовать поспать, и, следовательно набраться сил, но если б я не устала, я б не уснула, а стало быть, к вечеру бы была разбитая. Вот такая хитрая тактика.

Ли меня уже порядочно побросал, заставив мою рубашку всю покрыться пятнами пота. Я стояла, уперев ладони в колени и тяжело дышала, Ли же даже не запыхавшись, стоял и точил нож, давая мне передышку:

— Кара выращенная, говоришь? — неожиданно произнес он своим бархатным голосом.

Его слова заставили меня вскинуть голову, у меня был такой шок от того, что он сказал, что я даже себя контролировать перестала. Мои глаза, наверное, были словно блюдца, а рот открывался и закрывался. Минут пять мне потребовалось, чтобы совладать с собой:

— Странная идея, — вот когда мне помогло, что связками в полной мере я не управляла ещё, в моём сипении трудно было распознать подрагивание. Ли только фыркнул. Я поняла, не смогу я его переубедить. Он был уверен в своей правоте и мысли мои заметались, подыскивая выход.

— Тебе страшно Ася? — он так взглянул на меня, словно видел на сквозь.

— Конечно, страшно. Я же живой человек, — пробормотала я.

— Хороший у тебя страх, — по-доброму улыбнулся он.

— В смысле? — его поведение выбивало меня из колеи, и разрушало, вроде бы найденное, решение.

— У тебя страх правильный. Вот смотри, я тебе сообщаю, что твоя подруга вне закона, а ты стоишь и размышляешь не о том, что я её раскрою и ТЕБЯ выгонят. Ты прикидываешь, как бы меня половчее удавить, да так, чтоб никто не понял, что это сделала Ася Рокотова, а главное за что. Но ты не опасаешься меня, как физической силы. Ты переживаешь за подругу, как бы её кто не обидел. Себя тебе не жаль, и за свою шкуру ты не особо печёшься. С таким товарищем хорошо воевать, он не себя жалеет, а других, такой если увидят, что меня душат, не будет прикидывать, а не опасно ли ему меня спасать, он просто мне поможет, чтобы я продолжал коптить небо.

— А за кого боишься ты?

— Я? За тебя боюсь, за тех, кто не может себя защитить…не надо приглядываться, как бы получше к моей шее подобраться, — ухмыльнулся он, — не было этого нашего разговора и не буду я ни с кем на подобные темы разговаривать. Был анализ и он показал всё, что надо знать этому чурбану, Тэкео. Отдышалась? — Я кивнула, — продолжим.

Об этом разговоре я решила не распространятся Каре. Зачем её нервировать? Она и так ахала и охала от того, что я беспрестанно тренировалась или возилась с оружием. Надо заметить, что среди солдат повстанческих отрядов девушки были не редкость, но они были или мужиковатыми, как Айрис и тогда да, без оружия даже не спали, но таких было мало или были совершенно обычные женщины, ходившие на патрулирование как на работу. Я видимо относилась к первым, но сказать, что это было мое страстное желание, я не могла. Просто стоило мне посидеть без дела, как я начинала думать о супруге, а до добра такие мысли не доводили, даже в свете последних событий. Вспоминая его я погружалась в вязкую трясину уныния, когда не хочется ничего делать, чёрт, даже дышать не хочется. Когда я ходила с ребятами, впоследствии, я очень быстро перестала призывать смерть, потому что жизнь меняет всё, изменила она и мои взгляды, хотела я этого или нет, она подарила мне желание жить.