— Сочувствую. — Райлан прислонился к краю стола и засунул руки в карманы. — Но когда люди расходятся, без этого, думаю, не обойтись. Одному всегда будет больно.

Скотт, копируя его позу, тоже прислонился к столу. Шипение кофе-машины было успокаивающе будничным и знакомым.

— Наверное. Просто… он классный парень. Умный, веселый, хороший в постели. Учится на бухгалтерских курсах. Когда он закончит сниматься, его ждет достойное будещее. Он вовсе не лузер.

Кофе-машина звякнула, сигнализируя, что кофе готов, и по маленькой комнате поплыл, оставляя уютное, домашнее ощущение, благоухающий аромат. Райлан достал пару щербатых кружек, купленных на дворовой распродаже, и разлил по ним кофе.

С минуту они молча прихлебывали из кружек.

— Он приехал из Вегаса и привез мне подарок. Причем не какое-то купленное в последнюю секунду дерьмо, а нечто со смыслом. То, что я точно должен был оценить.

Скотт поставил кружку на стойку, добрел до стеклянной двери, ведущей на узкий балкон, и, раздвинув в стороны жалюзи, уставился на свое отражение.

— Он хотел, чтобы я знал, что я ему дорог, что он меня слушал. — Весь напряженный, он стиснул кулак и несильно ударил им по стеклу. — Что ему хочется большего.

— Но сердцу ведь не прикажешь… — начал Райлан, и Скотт издал горький смешок.

— Но я даже не попытался что-то почувствовать. Мне было лень. Когда я заметил, что происходит, то вместо того, чтобы мягко расстаться, продолжил с ним спать. Просто потому что хотел. Его чувства не имели значения до тех пор, пока не стали мешать.

Райлан не знал, что сказать. Неожиданно Скотт развернулся, и на его лице промелькнуло отвращение к себе самому.

— Не знаю, зачем я тебе все это рассказываю, — выдавил он. — Ты должен ненавидеть меня сильнее, чем кто бы то ни было, а я стою тут и ною, в очередной раз доказывая, что как человек я говно.

Райлан был потрясен.

— Ненавидеть тебя? — повторил он. — Скотт, я никогда не чувствовал к тебе ненависть. Ни на секунду.

Скотт невесело хохотнул.

— Ага, ну конечно. Райлан, я никогда не забуду, как ты в тот день смотрел на меня. Как плакал… как умолял меня не уезжать… — Он начал беспокойно ходить из угла в угол. — Я украл твои деньги и, что хуже всего, бросил тебя одного… с ней!

Райлан взял его за плечо, но Скотт стряхнул его руку.

— Больше не говори, что не ненавидишь меня. Я все равно тебе не поверю.

Он зашагал к двери, и Райлан не стал догонять его, а только сказал ему вслед:

— Мне хочется, чтобы ты остался. Пожалуйста. Останься и допей кофе. — Он забрал со стойки их кружки и перенес их на стол, а потом сел.

Скотт замер. Он уже держался за ручку, но открывать дверь не стал. Отхлебнув кофе, Райлан спокойно сказал:

— Да, врать не буду, когда ты уехал, мне было обидно и больно. Но это и близко не сравнить с тем, как я боялся и переживал за тебя.

Мышцы на плечах Скотта вздулись, он сжал ручку крепче, но потом к облегчению Райлана все-таки уступил и сел рядом с ним. Сгорбившись над столом, он притянув к себе кружку. Его длинные пальцы обхватили ее, как будто им отчаянно не хватало тепла.

— Как я могу тебя ненавидеть? — продолжил он мягко. — Я же был там в ту ночь. И несколько месяцев прожил с тобой. Я видел, на что она бывает способна.

Скотт отодвинул кружку и, сложив руки, уткнулся в них лбом.

— Ты и половины не знаешь. — От глухой пустоты его голоса по спине Райлана побежал холодок. — Серьезно. Я не шучу.

Райлан поставил локти на стол, сцепил руки в замок и поставил на них подбородок.

— Моя мать не пила, — сказал он. — Но сидела на валиуме. — Скотт не шевельнулся, но Райлан почувствовал, что он его слушает. — Она страдала от тяжелой депрессии и иногда даже не могла подняться с кровати. Когда отец уезжал, мне приходилось вставать, делать завтрак и уходить в школу вовремя самому. — Он пожал плечами. — Мне нравилась школа, поэтому я научился ставить два будильника сразу: один, чтобы встать, и второй, чтобы знать, когда уходить. В общем, справлялся.

Скотт поднял лицо. В его глазах стоял мрак.

— Когда я был маленьким, мама была… просто мамой. Другой я не знал. Пока я взрослел, ей становилось все хуже и хуже… — Он снова дернул плечом, словно годы, пока он наблюдал, как его мать подпадает под власть своих демонов, не сдирали с него полосками кожу. — Я знаю, она любила меня, любила отца. Но иногда она тратила все свои силы просто на то, чтобы подняться с кровати, и их не оставалось на что-то или кого-то еще. Я не говорю, что хороших дней не было. Они были, и много, но…

Скотт удерживал его взгляд, и Райлан продолжил рассказывать вещи, в которых не признавался еще ни единому существу, включая родного отца.

— Но плохих дней было больше. Я приходил из школы домой и долго стоял на крыльце, набираясь смелости зайти внутрь. Потом звал ее, и если она сразу не отвечала… — Он тяжело сглотнул. — Я брал старую плюшевую собаку, которую держал у двери, и отправлялся искать ее. И всегда находил… дома, живой, пусть она и спала наркотическим сном от своих «пилюль счастья».

Райлан вздрогнул, почувствовав, как Скотт сжал его пальцы. Он опустил взгляд и увидел, что держится за него, хотя даже не помнил, в какой момент они потянулись друг к другу.

— Но однажды… однажды я ее не нашел. Некоторые ее вещи исчезли, обручальное кольцо было оставлено на комоде…

— Я помню, как ты мне показывал те фотографии. — Голос Скотт был тих.

Он еще крепче сплелся с Райланом пальцами. И эта теплая ласка дала Райлану смелость сказать:

— Отец убедил себя в том, что она сбежала к другому и что теперь живет счастливо с новой семьей. Так ему было легче справляться. Ну а я… — К его горлу поднялся удушающий ком. — Помнишь, я фантазировал, что ее увезли по программе защиты свидетелей? — Скотт кивнул. — На самом же деле она, скорее всего, не хотела, чтобы ее нашел ее сын. Потому и ушла… чтобы…

— О, Райлан. — Скотт потер большим пальцем его чувствительное запястье. — Мне так жаль.

— Раньше я думал, что найти ее тело было бы абсолютно худшим из всего, что могло со мною случиться, — сипло вымолвил Райлан. — Но я ошибался. Хуже не знать. Просто нахер не знать! Она сделала это одна-одинешенька где-то в лесу? Или уехала в другой город, сняла номер в отеле и порезала вены? Или…

Он умолк. Скотт, не пытаясь что-то сказать, просто сидел и держал его за руку. Из соседней квартиры за тонкой стеной долетали звуки включенного телевизора и записанный смех. В конце концов Скотт отпустил его, откинулся на спинку стула и, сцепив пальцы за шеей, уставился в потолок.

— Как-то раз я проснулся посреди ночи. — Его голос звучал отстраненно, но Райлан заметил, что его тягучий южный акцент вдруг усилился и словно медом обволок его речь. — Открыл глаза и увидел, что у меня на кровати сидит моя мать. Она молчала, но плакала и покачивалась, вот так — взад-вперед.

Голос Скотта был едва слышен, и Райлан незаметно для себя самого подался вперед.

— От нее воняло спиртным. По лицу текли сопли и слезы, и она рыдала так сильно, что даже икала. Я видел, как она плачет, тысячу раз, но почему-то в ту ночь до усрачки перепугался.

— Сколько лет тебе было?

— Может, лет восемь. — Его взгляд был устремлен в пустоту. — Она все молчала. Даже когда я стал умолять сказать, что не так. Только покачивалась и крутила у себя на коленях какой-то предмет. — Морщинки у его рта стали глубже, а губы, пока он выталкивал наружу слова, побелели. — Я сел, чтобы посмотреть, что она держит. И увидел, что у нее пистолет.

Райлан непроизвольно ахнул и, шокированный, прикрыл рукой рот.

— Где она взяла гребаный пистолет?

Скотт взглянул на него.

— Достался ей от мамаши. В «наследство». — Он пальцами сделал кавычки. — Оказалось, что за пару недель до того она померла, а Хизер никто не сказал. Она пропустила все, даже чертовы похороны.

— Какой ужас, — выдохнул Райлан, и Скотт хохотнул с такой болью, что у него сжалось сердце.