Хизер перекосило, и она наставила на него трясущийся палец.

— Не смей упоминать при мне эту тварь! Никогда!

— Но почему? — продолжал недоумевать Райлан. — Если все давно в прошлом, и ничего уже не исправить, то зачем цепляться за ненависть? Зачем вымещать ее на своем сыне?

Хизер все тыкала в него пальцем.

— Ты думаешь, будто все знаешь, сопляк, — прошипела она. — Но это не так. Ни хера ты не знаешь.

— Так объясни. Помоги мне понять, почему заставляешь его снова и снова расплачиваться за ошибку, совершенную почти двадцать лет назад!

Она прикурила от бычка новую сигарету и щелчком отправила его в темноту.

— За ошибку, — с горечью повторила она. — За ошибку. — Хизер направила на него немигающий взгляд. — Ладно, дружочек, сейчас я тебе расскажу. — Ее глаза сузились. — Но сперва принеси-ка мне виски.

Райлан медленно оттолкнулся от перил и ушел в трейлер, где выудил из верхнего шкафчика спрятанную Скоттом бутылку. Захватив стопку, он вернулся обратно, но Хизер сразу потянулась к бутылке и приложилась к ней на несколько долгих глотков.

— Глядя на меня и не скажешь, что когда-то я была религиозной паинькой, да? — У него вытянулось лицо, и она засмеялась. — Да-да. Именно так. Я любила Иисуса и церковь. Посещала собрания, каждое воскресенье ходила на службу.

Она вытерла тыльной стороной руки рот и, глядя куда-то вдаль, сквозь него, откинулась на спинку кресла-качалки.

— В пятнадцать я приняла обет целомудрия и в качестве «ключей от моего сердца» надела на шею жетоны отца. Он был морпехом. Погиб в Ираке, когда я была маленькой.

У Райлана округлились глаза.

— Я не знал.

— Ты вообще мало что знаешь, пацан, — огрызнулась она. — Но да. Он был капелланом. Молился над умирающим парнем, и его самого подстрелил снайпер. Все говорили, что он делал богоугодное дело, и Господь забрал его на небеса. — Хизер вздохнула. — В общем, надела я на шею папочкины жетоны и поклялась ему, что отдам свою девственность только в первую брачную ночь.

Райлан посмотрел на нее — такую ожесточенную, пьяную — и сглотнул.

— Что же случилось?

Отхлебнув еще виски, она глубоко затянулась.

— Мы, дети военных, подрабатывали в магазине при части. Только за чаевые, но по субботам, когда люди получали зарплату, легко могли сделать долларов сто. Складываешь продукты в пакеты, провожаешь покупателя до машины, помогаешь все загрузить. Получаешь бабло.

— Неплохо, — произнес Райлан — тихо, чтобы не прервать череду ее мыслей.

— Да. Поэтому по воскресеньям у меня всегда находилось что положить в ящик для сборов. Отдавать десятину в память о папе было для меня очень важно. — Она рассеянно поглаживала себя по груди, будто искала жетоны, которые когда-то висели на ее шее. — Как-то раз на экспресс-кассе я положила в пакет упаковку пива, чипсы и пачку презервативов. Увидев этот набор, я покраснела, а когда подняла взгляд, то утонула в зеленых глазах самого прекрасного парня, какого я когда-либо видела в жизни. — Она сглотнула. — Он был высоким, красивым, черноволосым… просто невероятным. В общем, представь себе Скотти, и тогда ты поймешь, что в тот день увидела я.

Райлан кивнул, и Хизер продолжила:

— Он подмигнул мне, и я в буквальном смысле перестала дышать. А потом никак не могла перестать о нем думать. Все спрашивала себя, неужели по нашей земле и впрямь ходит подобная красота.

— Через неделю он снова пришел. Я глаз не могла оторвать от него, и он со мной поздоровался. Я тоже сказала «привет», и мы пару минут поболтали, уже не помню, о чем. Где-то с месяц он появлялся, как по часам, словно уходил в увольнение и вставал в мою очередь только ради меня. Я жила этими встречами.

Райлан прекрасно знал, что она чувствовала. Он подумал о силе красоты Скотта, о том, как его улыбка озаряла всю комнату, когда он туда заходил.

— Как-то раз, пока я несла его пакет до пикапа, он пригласил меня на свидание. Сказал: «Давай как-нибудь сходим выпить». Я ответила, что мне еще рано пить алкоголь и что я все равно бы не стала. Мол, спиртное — от дьявола. Он рассмеялся, но без издевки. И предложил просто прогуляться по пляжу.

Она вздохнула.

— Мне не разрешали ходить на свидания. Я могла гулять с друзьями из церкви, среди которых были ребята, но только с парнем — ни-ни. Но боже, мне так хотелось увидеться с ним… Он был бесподобен, и я ему нравилась. Я! И тогда я впервые в жизни нарушила правила. Выскользнула из дома, дошла до продуктового магазина, и там он меня и забрал.

Хизер надолго умолкла. В конце концов Райлан решился спросить:

— И что случилось потом?

Ее глаза заблестели от непролитых слез.

— Лучшая ночь в моей жизни — вот, что случилось, — просто сказала она. — Мы долго-долго гуляли по пляжу и разговаривали. Он вел себя, как истинный джентльмен, даже за ручку не брал, не спросив. Перед рассветом мы сели рядышком на песок, и когда взошло солнце, он попросил разрешения поцеловать меня.

Хизер закрыла глаза.

— И такой это был нежный, такой ласковый поцелуй... Прекрасный рассвет, шелест волн… все было как в сказке. Он прошептал, что влюбился в меня. — Она закусила губу. — Я призналась, что тоже полюбила его, и тогда он поднял меня на ноги, закружил и сказал, что я сделала его счастливейшим человеком на свете.

Когда она замолчала, Райлан мягко сказал:

— Наверное, это казалось таким нереальным. Ты была совсем неопытной и наивной, и вдруг появился мужчина, который сказал, что любит тебя.

— Это было как сон. Как дурман, — сказала она. — Я начала тайком уносить телефон в свою комнату, чтобы он мог мне звонить. По полночи перешептывалась с ним под одеялом. Исписывала его именем последние страницы тетрадок, а перед своим именем ставила «миссис». В общем, вела себя, как все влюбленные школьницы.

Она подняла лицо к козырьку над крыльцом. В тусклом сиянии света из трейлера она выглядела мягче, моложе. Более похожей на ту невинную девушку, которой когда-то была.

— Спустя какое-то время он начал говорить, что хочет меня. Ну, ты понимаешь. В постели. Что влюбленные выражают свои чувства именно так. — Она снова начала перебирать на груди несуществующие жетоны. — Начал говорить, как тяжело ему ждать, как сильно он хочет заняться любовью со мной.

Она заморгала, стиснула руки.

— Я не хотела нарушать клятву Господу и отцу, поэтому снова и снова отказывала ему. Говорила, что если он любит меня, то потерпит до свадьбы. Он соглашался. Говорил, что такую, как я, стоит ждать. Когда мы гуляли, он целовал меня, трогал — немного, — но ничего большего не позволял. Он говорил, что хочет, чтобы я ему доверяла.

— Однажды мы шептались по телефону, и он сказал, что скоро их отправляют за океан и что он не знает, надолго ли уезжает и вернется ли оттуда вообще. Он умолял прийти к нему и подарить воспоминания, которые помогли бы ему пережить время разлуки. Пообещал, что когда он вернется, мы сразу поженимся.

Костяшки ее пальцев совсем побелели, и Райлан, тронутый ее болью, накрыл ее руки своей.

— На следующий день, ночью, я пошла в казармы, — хрипло проговорила она, — готовая отдаться ему. Я говорила себе, что ничего неправильного в этом нет, ведь мы любим друг друга, что Господь нас поймет. И папочка на небесах тоже. Мы же поженимся. Я займусь сексом с законным мужем, просто немного раньше. Я повторяла это себе снова и снова, отталкивая чувство вины.

По ее щеке скатилась слеза.

— Мне было шестнадцать, но я практически ничего не знала о сексе — только основы — и не знала, чего ожидать. Мама ничего мне не объяснила, и мне запрещалось смотреть телевизор, слушать мирскую музыку и читать не связанные с религией книги. О предохранении я, естественно, тоже не знала.

— Он тебя изнасиловал? — выпалил Райлан, и она горько фыркнула.

— Может показаться, что все идет именно к этому, но нет, он меня не насиловал. Когда я пришла в его комнату, мы разделись и легли вместе в постель. Он поцеловал меня, поласкал, а затем забрал мою девственность. Мне было так больно. Ужасно. У него далеко не сразу получилось проникнуть внутрь, но он не принуждал меня, нет. Я сама хотела, чтобы он это сделал, ведь жене следовало подчиняться супругу, и это было богоугодным занятием для женатых людей. У меня в голове мы были женаты, поэтому то, что мы делали, было правильным, чистым.