– Вроде, он, – с порядочным сомнением заметил Веслав.
Сомнение не осталось незамеченным, так что через секунду его в несколько голосов попросили бы протестировать эликсир на себе. К счастью, это алхимик просчитал.
– Попробуем испытать. Даллара…?
– Это все, что я нашла, – доминесса, которая наблюдала за преображениями в пробирке с таким волнением, что едва не оборвала цепочку своего медальона, подошла поближе. В руках она бережно держала засушенную розу. – Он подарил мне ее незадолго до своего ухода, тогда, два года назад. Но вы видите, она совсем умерла…
– Посмотрим, – неохотно отозвался алхимик, набирая в пипетку немного эликсира. – Это не животвор, человека исцелить или оживить не сможет. Но с растениями проще… как и с теми, кто усыплен «Белоснежкой», так что посмотрим…
Он уронил несколько капель своего противоядия на бедный, засушенный цветок на ладонях доминессы.
И тот пробудился.
Реакция пошла необычно, от бутона к стеблю: покраснели и налились силой лепестки, зазеленели шипы, последними ожили листья. Роза проснулась и начала благоухать так, будто ее только что сорвали с куста, и это было не очень хорошо для меня, потому что моя ненависть к этим цветкам никуда не исчезла.
–- Вы чародей! – прошептала Даллара, поднося розу к губам. Рядом с цветком ее бледное лицо казалось хоть немного ожившим.
– Я алхимик, – ответил Веслав, но вид у него был очень довольный. Доминесса вглядывалась в него зачарованно, Милия глядела, чуть приподняв брови, а я, конечно, не могла остаться в стороне.
К счастью, сдержаться мне удалось, но я отвернулась, зажав рот рукой, и издала сдавленный звук, который обозначал, что мне плохо. Какая жалость – такой момент испортила.
– Роза настоящая! – тут же объявил неунывающий Эдмус, оттаскивая меня подальше от источника аромата. – Давайте оживлять рыцаря!
Вот так и получилось, что когда Йехар открыл глаза – его взору предстало зрелище, которое как минимум требовало детального осмысления. Я пыталась прийти в себя у стеночки, делая короткие вздохи; Милия, Эдмус и Бо стояли вокруг его постели, как дети, которые пришли на поклон к помирающему отцу; Веслав возился с пробирками чуть в отдалении, а Даллары не было. Не было ее потому, что секунд за десять до пробуждения рыцаря, когда ложка с эликсиром алхимика была уже у рта Йехара, дверь распахнулась пинком.
Эдмусу пришлось отводить жезл Милии, иначе она бы прикончила домина Олла.
– Даллара! – грозно рявкнул папаша. – Стэхар сказал мне, что ты здесь, что тебе здесь нужно? Немедленно в свои комнаты!
Доминесса последовала за ним не торопясь и все время глядя на лицо Йехара, как будто хотела поймать хоть один его взгляд после пробуждения. Сейчас свидетельством того, что она все время была поблизости, была только одинокая алая роза, которую она оставила у ладони рыцаря, когда выходила.
– Глэрион! – прошептал наш рыцарь, решив не выяснять подробности того, что он увидел. Он попытался встать, но был возвращен в постель железной рукой Милии.
– Лежать, – категоричным тоном приказала она, – не волноваться. Говорить мало. И не спрашивать, что я здесь делаю.
– Милия, что ты здесь… – как раз в этот момент начал Йехар, но вовремя замолчал. Потом попытался оторвать от постели одну руку, и это получилось у него с трудом: – Чем ты опоил меня, алхимик?
Звякнула разбившаяся пробирка. Веслав развернулся, со свистом втягивая воздух в легкие. Готовилась грандиозная тирада о неблагодарности некоторых отдельно взятых светлых странников.
– Стой, Повелитель Тени! – выкрикнула Милия, которая по лицу алхимика несколько поспешно заключила, что Йехару угрожает какая-то опасность.
Веслав замер, но поинтересовался въедливо:
– И ты говорила, что ему нельзя волноваться?
Милия перевела озадаченный взгляд на Йехара, который, несмотря на всю его слабость, подскочил на кровати.
– Повелитель Тени?!
Тут странница впервые начала выглядеть, как нормальная женщина. Ну, по крайней мере, приблизительно. Она виновато прикрыла рот ладонью и пробормотала что-то вроде:
– Извинтеядумлаонзнал.
Алхимик от души посоветовал ей пойти выполнять какую-нибудь миссию. Всё это время на лице Йехара менялись выражения по принципу: непонимание – поражение – ужас – отвращение – гнев – презрение – горечь – задумчивость – горечь напополам с задумчивостью…
– Остановись, у меня в глазах рябит! – взмолился спирит.
– Я должен был догадаться, – прошептал Йехар, откидываясь на подушку и закрывая глаза: − Я должен был больше доверять тебе, Милия… должен был понять, почему он так легко читал Книгу Миров…
– Вообще-то два последних раза я ее открывал не своей стихией, а кровью, - уточнил алхимик, который вернулся к пробиркам и теперь подбирал каждую крупицу растертого чернокорня, как будто у нас была полная палата Йехаров под действием «Белоснежки». – Это было после моего отречения, так что я не так уж и лгал вам.
– Не так уж и лгал, – повторил Йехар с сухим смешком. – Разве что в сравнении с остальной ложью. Когда маг становится алхимиком, он отрекается от стихии…
Он говорил словно в полубреду. Чистосердечного странника откровенно лихорадило при мысли о том, с кем он оказался призван в Дружину, кого он когда-то защищал перед Милией.
– Арка стирает цвета… да, конечно… стирает…
– Пиво ваше через теплый квас!
Услышав столь оригинальное искажение одной из тех фразочек, коими обычно в раздражении пользовался Веслав, да еще от Бо, все повернулись к триаморфине и замерли. Бо, пораженная тем, что общее внимание удалось привлечь так быстро, тут же призналась:
– Забыла, что хотела сказать! Ой, Йехар, ты не думай, что Веслав какой-то там Повелитель, ты же не должен волноваться! А знаешь, как он кричал на Милию, когда у нас украли чернокорень, а хочешь, расскажу, как мы с Эдмусом его доставали? И… и еще Веслав так беспокоился, когда мы ездили отковывать Глэрион…
Йехар страшно побледнел, а Веслав выдохнул сквозь сжатые зубы:
– Удалите из помещения… блондинок!
– Тогда уж и Повелителей, – вяло ответил шут, – или давайте вообще все выйдем…
Потекли минуты молчания, пока Йехар напряженно смотрел на свой клинок, прислоненный к стене у изголовья. Он вспомнил свой последний бой и вспомнил, чем это закончилось. Медленно, тихо-тихо наш рыцарь подвинул руку к клинку и сосредоточился.
И меч не шелохнулся. Раньше призывался с двадцати шагов, а тут не шелохнулся. Часто дыша, Йехар протянул руку и попытался коснуться пальцами рукояти.
И отдернул пальцы, как бы обжегшись. Он пробовал снова и снова, затем, после двадцатой или тридцатой попытки уронил руку в воздух и едва слышно признался:
– Я его не чувствую. Что… – посмотрел на рукоять, в которой не хватало сапфира, и на некоторое время примолк. Ресницы рыцаря дрожали, и на них мало-помалу начали выступать светлые капли.
Веслав громко кашлянул и заговорил деловым тоном:
– Думаю, через пару деньков ты сможешь встать на ноги, хотя не знаю, пройдет ли слабость, – голос его странно отдавался в кладбищенской тишине, которая наступила в комнате. – Но до этих пор ты будешь оставаться…
– Калекой, – хрипло выдавил Йехар, не открывая глаз. – Лишенным всей магии и разорванным надвое между собой и мечом, который меня не узнает.
Он механическим движением повел рукой возле себя и наткнулся на розу, оставленную Далларой. Молча поднял ее к глазам, что-то вспоминая. Потом на лице отобразилась такая боль, что я просто не могла молчать.
– Йехар, мы найдем Вещий камень. Мы думаем, тот, кто напал на тебя – Иссушитель, и он ему почему-то понадобился…
Я замолчала, наткнувшись на тихую укоризну в глазах Эдмуса. В самом деле, по моим словам выходило так, будто нам и делать-то ничего не надо: вычислить Иссушителя – раз плюнуть!
А может, и раз.
– Йехар. Понимаю, что воспоминания не из приятных, но ты не помнишь, кто…
Наши взгляды сошлись на Глэрионе, рукоять которого невинно блестела от изголовья. Рыцарь смотрел секунду – потом закрыл глаза и так сжал бедную розу в кулаке, что шипы вошли ему в ладонь до основания.
