Самолёт понёсся по воде, гася оставшуюся скорость.

Пассажиры начали аплодировать, но пилот остановил их простой и вместе с тем ужасно коварной фразой:

- А вы знаете, что пожар левого двигателя уже перекидывается на крыло? Всем покинуть самолёт!

Вновь началась паника. Стюардессам пришлось потрудиться, успокаивая пассажиров с помощью пультов управления инъекторами, спрятанными в самых неожиданных местах.

Вскоре, когда уже начало казаться, что мы останемся здесь навсегда, были открыты двери, и мы стали по одному выпрыгивать из воздушного судна, в полёте дёргая за шнур, тем самым заставляя спасательные жилеты наполняться атмосферным воздухом.

Сразу после приводнения я поплыл прочь от самолёта, сжимая одной ладонью ручку своего кейса и постоянно оглядываясь на неисправный летательный аппарат.

К сожалению, это мешало мне координировать свои движения, поэтому, когда я отплыл уже метров на пятьдесят, я понял, что незаметно для себя выпустил ручку кейса и тот теперь покачивается на волнах в опасной близости от самолёта.

Плыть вперёд или назад? Спасти свою жизнь или рискнуть ей?

Я уже был близок к решению этой важной для меня дилеммы, как вдруг самолёт предложил собственный вариант развития событий и этим не оставил мне выбора. Взорвалось левое крыло, где находился горевший двигатель, а вслед за ним, когда аппарат перевернулся, - и правое. По воде пронеслась ударная волна, отнёсшая меня на несколько метров; полетели обломки, один упал недалеко от меня. Видимо, сдетонировало топливо в крыльевых резервуарах.

Я пришёл в себя и осмотрелся. Мой спасательный жилет удерживал меня на плаву, так что жизнь я всё же сохранил. Но, как я ни вглядывался в равномерно колышущуюся водную гладь, кейса видно не было.

Ладно, остаётся надеяться, что начальство посчитает более ценной мою жизнь, чем сохранность новейшей разработки. Но в этом я не был полностью уверен.

Я вздохнул, посмотрел на часы, увидел, что они остановились от воды (я хотел засечь время, необходимое спасателям для того, чтобы найти нас), подумал, что на мобильник возлагать надежд тоже не стоит (да и оказалось его в кармане; наверное, и его поглотил океан), и поплыл к большой группе терпящих бедствие: их спасательные жилеты заполнили собой довольно-таки обширную территорию, так что потерять их из виду было невозможно.

Через час (по-моему) на горизонте показались тучи, судя по всему, быстро приближавшиеся. Было жарко: солнце палило не по-детски. Мне удалось выпросить у кого-то из пассажиров немного солнцезащитного крема, так что хотя бы кожу не жгло. А голову, чтобы не получить тепловой удар, я замотал своим же пиджаком, оставшись в мокрой рубашке. Потом подумал и снял ботинки вместе с носками, запихав их под жилет.

Через два часа тучи заполнили всё небо, а спасательных вертолётов всё не было. Ни у кого из нас не имелось рации, чтобы узнать, что же с ними случилось, и мы торчали посреди океана, как непонятно кто, в полной неизвестности.

Через три часа пошёл дождь. Спасатели не показывались. "Видимо, из-за нелётной погоды, - подумал я. - Да, может, им теперь уже просто стыдно нам на глаза показываться".

Все откровенно скучали. Кто-то играл в уцелевший чудом смартфон, тщетно пытаясь выйти в Интернет; кто-то лежал на поверхности воды, открыв рот и ловя капли дождя (я тоже попытался так делать, но жажду не утолил: слишком медленный процесс); дети, летевшие эконом-классом, жались к свои родителям. Выглядело это всё удручающе, мне было неуютно находиться рядом с этими людьми (численностью, кстати, под полторы сотни; могло быть и больше, да некоторые места в полёте пустовали), и невысокие волны стали понемногу относить меня от них. Когда я это заметил, я уже был достаточно далеко, а тут ещё из-за дождя скопление людей в жилетах еле виднелось на горизонте, но, впрочем, скоро вообще пропало. Я остался один - посреди океана.

Тут мне в голову пришла мысль самому доплыть до Гавайев. Но последовавшие расчёты обескураживали: до архипелага около тысячи километров; даже в надутом жилете я смогу проплывать в среднем пять километров в час, не больше. Если я каждый день буду двигаться по двенадцать часов, то достигну Гавайев не раньше, чем через две недели. И то, - если повезёт. Нет, я скорее умру от жажды - эдак на седьмой день пути.

Вдруг подул ветер, понёсший меня на юг, куда я и собирался отправиться. Конечно, паруса у меня не было, но скорость несколько километров в час я развил. Отлично. Теперь надо проплыть как можно больше, прежде чем ветер стихнет.

Я двигался вперёд, ветер помогал мне в этом, а дождь, наоборот, немного мешал. Одежда моя насквозь промокла, но я не обращал на это внимания: высушу, когда доберусь до какого-нибудь острова.

Я сказал "когда"? Хм, хороший знак. Будь я несколько менее оптимистично настроен, это "когда" превратилось бы в "если".

Через два или три часа прямо по курсу показался остров. Я удивился: до Гавайев ещё очень далеко; с помощью ветра я проплыл километров двадцать или тридцать. Откуда здесь остров?! И ведь никак не проверить: мобильника нет, спутниковые карты посмотреть не получится. А жаль: тогда бы я выяснил, обитаем ли этот остров или нет, есть ли на нём пресная вода и где вообще он находится.

Подплыв поближе, я получил возможность получше разглядеть неожиданно появившийся клочок суши. В длину примерно километра два, без всяких холмов и гор - почти плоская площадка, покрытая лесом. М-да, это точно не Гавайи: там горы хотя бы есть, и высокие. А здесь... Поднимись уровень океана на несколько метров, затопило бы всё к чёрту. Так что радоваться надо вообще-то.

Ну, я и радовался - по мелочи: раз это не Гавайи, то и на спасательную базу рассчитывать нечего. И вполне возможно, что мне придётся надолго задержаться на этом острове. Скорее всего, так и будет: никуда я доплыть всё равно не смогу., подать сигнал - тоже. "Зато здесь меня никто уволить не сможет за утерю новейшей разработки", - подумал я и хихикнул. Затем горестно вздохнул: всё-таки жалко, что кейс утонул; так бы у меня был хоть какой-то шанс собрать передатчик и послать сигнал бедствия.

Но об этом думать уже слишком поздно - или, наоборот, чересчур рано. Сейчас надо просто доплыть и выжить. Я сжал зубы и, как мог, увеличил скорость, несмотря на всю накопившуюся усталость и одежду, потяжелевшую от морской воды. У меня была цель, и я к ней стремился, не замечая препятствий, потому что сомнения в такой ответственный момент могут привести к непредсказуемым и даже опасным последствиям.

Когда до песчаного берега осталось всего несколько метров, а глубина явно стала меньше одного, я перестал плыть и пошёл по дну, неся ставший уже ненужным спасательный жилет.

Я потянул за шнур, и жилет стал быстро сдуваться, так что, когда я вышел на маленький пляж, я держал в руке большом кусок влажной рыжей резины. Я сложил его в несколько раз и убрал в карман пиджака, который после моего заплыва весил, наверное, килограмма два от впитавшейся воды.

Итак, я остался без работы, без документов, без средств к существованию, в мокрой одежде и без чётких планов на будущее. Единственным моим имуществом (из пиджака всё давным-давно выпало или было унесено волнами) был спасательный жилет, который я теоретически смогу использовать в качестве одеяла или тента. На палатку, к сожалению, его не хватит. Но в данных обстоятельствах палатка - это роскошь; мне бы хоть какое-то укрытие найти...

Я прошёлся по пляжу и шагнул в лес.

Там было намного уютнее, чем на берегу; деревья умиротворяющее раскачивались, заглушая шорох дождя; я словно вошёл в какой-то тихий зелёный город, предназначенный только для одного жителя, которым сейчас стал я. Вокруг меня деревья стояли довольно редко и, как мне показалось, упорядоченно - на равных расстояниях друг от друга, и каждый их ряд был одной прямой линией. Меня это поразило; на острове, который выглядел совершенно необитаемым, чувствовался элемент искусственности. Но кто создал этот лес, если не природа? Впрочем, ближе в центру острова порядок расположения деревьев постепенно терялся, уменьшались промежутки между растениями, а в самой своей середине лес переходил в сплошные хаотичные заросли.