Оказавшись перед домом Веры, понимаю, что я видел дверь, но не знаю, какой номер у квартиры. Как мне попасть в подъезд, ведь я не знаю код. Но удача улыбается мне. Неожиданно дверь открывается, а потом раздается женский голос:

— Кис-кис-кис-кис, иди ко мне, моя милая.

Из кустов, которые растут по периметру дома, вальяжной походкой выходит кошка и направляется к обладательнице голоса.

— Извините, — бросаюсь я следом, пугая четвероногую, — пожалуйста, впустите меня внутрь.

— А ты кто такой? — на меня смотрит бабушка — божий одуванчик неопределенного возраста. — Из сто седьмой?

— Да, — соглашаюсь я на свой страх и риск, — ключи потерял.

— Эх, говорила я Маринке — не сдавай квартиру посуточно, пожалуюсь участковому, не понимает! — бубнит старушка. — Проходи, окаянный, кошку мою напугал.

Бабуля пропускает меня, за что я ее усердно благодарю, и теряет ко мне весь интерес. Я нарочно поднимаюсь на третий этаж, а когда старушка с кошкой оказываются в квартире, спускаюсь ниже и звоню в дверь квартиры Веры.

Тишина... а меня немного от страха трясет. А если она не откроет или — вообще, меня прогонит? Решит, что я ее преследую? Но дверь открывается. На пороге стоит Вера, в тонком халате — невольно любуюсь ей: какая она красивая!

— Вы? — бормочет она сонно. — Что Вам нужно?

— Вера, — начинаю я полушепотом, — Бога ради, простите. В гостинице пожар, мне удалось выбежать, но вещи и документы сгорели в огне. Можно я у вас поживу некоторое время, пока не восстановлю документы?

Я тихонько бреду из больницы домой. Меня, как кислота, разъедает тоска по утраченной жизни... по ускользающей от меня жизни.

Заранее понимала, что поход к врачу не принесет ничего хорошего — так и вышло. Изучив мои анализы, доктор сказал только одно — если в ближайшее время я не начну серьезное медикаментозное лечение, то умру. А умирать не хочется, совсем... За последнюю неделю я по-настоящему почувствовала вкус жизни, захотела измениться и начать жить по-новому.

А всему виной американец. Вэл... даже спустя семь дней, мне непривычно называть его по имени, но, кажется, мне начинает это нравиться. Проснувшись в ту ночь от назойливого звонка в дверь, я и представить себе не могла, что за ней окажется он. На мгновенье даже дар речи потеряла. Мне до сих пор не понятно, почему он пришел просить помощь у меня, а ни у кого-то другого. И, тем не менее, я впустила его в квартиру... поместила Вэла в свою комнату, хотя он очень противился, а сама ушла к детям.

Если младшие утром, увидев постояльца, были удивлены, то Петька встретил гостя в штыки. Он демонстративно избегал разговоров с Вэлом, огрызался ему, мне пришлось даже поругать сына. Но я понимаю его поведение: после предательского ухода отца Петя стал главным в нашем доме, не смотря на столь юный возраст. Он моя опора, моя помощь, без него я не смогу. Я тайно замечаю, как сын наблюдает за мной, как в его глазах стоят слезы. Он у меня самый старший и все прекрасно понимает — я умираю... В такие моменты мне становится совсем плохо, хочется обнять мальчишку, прижать к себе и закричать во весь голос:

— Родной мой, я никогда и никуда от тебя не уйду, я всегда буду с тобой!..

Но у меня нет на это права! У меня нет возможности лгать, потому что я не могу обманывать близких...

Знаю, что Петя пытается зарабатывать. Мне это не сердобольные соседки рассказали, а я сама видела сына с листовками в руках. Совсем юный, но уже мужчина, мой сынок...

Я надеюсь, что из него вырастет прекрасный отец и муж. Не хочу, чтобы Петя был похож на своего отца...

Про Олега старалась не думать...

Утром, после ночного появления Вэла, пошла на работу, но мне, само собой, делать там было нечего. Побрела домой, но, не дойдя немного, остановилась и села в парке на скамью.

Получалось, что я осталась без работы, а семье нужны средства для проживания. Не хотела этого делать, но набрала номер мужа. Унижаться, так унижаться. Он ответил не сразу, но как только заговорил, я сразу поняла, что мне не рады.

— Что тебе? — начал он без приветствия.

— Здравствуй, Олег, — я проговорила вежливо и спокойно, — мне нужна твоя помощь.

— Вера, что ты хочешь от меня, конкретно скажи, — он, будто, выслушал от меня не пару слов, а целую тираду.

— У нас заканчиваются деньги, ты можешь выслать немного? — мне было так стыдно это говорить.

— Сколько?

— Пару тысяч хотя бы...

— Переведу на карту.

И дальше гудки... Как можно быть такой скотиной?! Он тринадцать лет со мной прожил! Я от него троих детей родила! Пусть ему не нужна я, но дети? Как же мы будем жить дальше? Постоянно просить подачек от мужа?

Злые слезы обожгли глаза и щеки — Боже, Вера, какая же ты дура! Ты больная, слепая дура! Ты столько лет пряталась в своем мирке, страшась осуждения толпы, что просто перестала существовать! Меня затрясло, но не от рыданий и боли, а от смеха, такого жуткого, пробирающего до мурашек, как в фильмах ужасов.

Человеку, чтобы переродиться, надо просто упасть на дно. Вот и я раздавлена: морально, физически, душевно.

У меня не пелена с глаз спала, нет! Я мумией была раньше, укутанной в толстые слои плотных бинтов. А сейчас с меня эти бинты не просто сняли, а содрали, ломая кости. Страх осуждения со стороны родителей, соседей, вообще – людей; боязнь протекания беременности; полное непонимание будущей жизни — все это превратило меня в тихое, затюканное существо, без способности говорить. И только сейчас я поняла, что хочу другой жизни — стоя на пороге перед незримым концом, хочу вернуться назад и прожить достойно.

Я так и сидела, смеясь и плача, пока телефон не запищал, оповещая о поступлении средств. Олег перевел ровно две тысячи, сволочь! Возбужденная эмоционально, движимая порывами, рванула в ближайший магазин и купила себе платье! Муж никогда не покупал мне сам что-то из вещей, как и мне самой не разрешал ничего приобретать: только с ним, только под его «чутким» руководством. Я, привычно боясь показаться неуклюжей и глупой, слушала мужа, поэтому вещи мои были серыми и безликими. К черту все! Отдавшись порыву, купила себе красивое платье, персикового цвета.

Осознала я всю степень своего проступка в тот же день, когда вернулась домой. Но переживания быстро ушли на второй план, стоило мне зайти в дом и увидеть, чем занят мой постоялец и младший сын — они играли в машинки! Неугомонный Коля быстро полз на меня, а Вэл, управляя игрушкой одной рукой, на четвереньках, стремительно догонял сорванца. Сын визжал от радости. А я, так и стоящая в дверном проеме, не знала, что мне делать — радоваться за сына или ругать его. Радость переборола.

— Вам не обязательно играть с ним, — проговорила я Вэлу, — Коля вполне самостоятельный мальчик, несмотря на маленький возраст, и может поиграть сам.

— Мне не сложно, — ответил Вэл с его неизменной улыбкой, — да и вдвоем веселее. У меня в детстве таких машинок не было.

Его последние слова несли в себе столько грусти и боли, что у меня возникло желание обнять … мужчину??? Какой странный порыв! Что это со мной? И тут неожиданная мысль:

— Коля, сынок, а ты почему не в садике?

— А мне Вэл разрешил не ходить, — отвечает малыш и, Бог мой, пытается скопировать улыбку чужого для него человека.

Внутри становится неуютно и страшно одновременно: неизвестный мне человек, который находится в моем доме меньше суток, уже руководит моим сыном. Решила поговорить с Вэлом наедине, но разговор, который я начала вечером, когда ребята занялись просмотром мультфильмов, пошел не по моему сценарию.

Мы были одни на кухне: я убирала вымытую посуду, а он пил чай и что-то писал в телефоне. Интересно, а у него есть девушка — родилась в моей голове мысль? Наверное, есть — Вэл очень симпатичный парень.

Господи, какая чушь лезла в мою голову сегодня! Мое внутреннее «я» определенно решило освободиться от пут и заставить меня чувствовать себя женщиной. За годы брака с Олегом мысли о других мужчинах даже не посещали мою голову, а тут я думаю о ком-то, кто, скорее всего, младше меня, если судить по внешнему виду.