— Да, я больна, — спокойно отвечаю, — онкология.

Вижу, как бледнеет Тамара Николаевна, но педагогическая выдержка берет свое, и она быстро приходит в себя, только голос немного дрожит:

— Какие прогнозы от врачей? — интересуется она.

— Пока хорошие, но требуется дорогостоящее лечение.

— Вера, — обращается ко мне тоном, не требующим возражений. — Мы хотим помочь тебе. Будет объявлен сбор, кто сколько сможет. Надеюсь, пусть немного, но мы соберем тебе на лечение.

Внутри меня словно бомба взрывается. Малознакомые мне люди хотят помочь, просто взять и протянуть руку помощи. Возможно ли это? Реальность ли?

— Тамара Николаевна, — проговариваю я, дрожащим голосом, — пожалуйста, не надо, не обременяйте людей.

— Вера, Вера, — она вздыхает, — у тебя такое прекрасное имя, а веры внутри нет. Это — не моя инициатива, так многие жильцы решили, просто я пришла «узнать правду». Ты уж прости, но мне никогда не нравился твой муж — выработанная с годами привычка дает о себе знать. Я с первого взгляда поняла, что он плохой человек, а ты хорошая, от тебя тепло исходит. Прими помощь, девочка.

— Спасибо Вам, — только и могу я проговорить.

По моим щекам бегут потоки слез, я обнимаю ее. Вот оно добро — в людях и их сердцах. Тамара Николаевна уходит, обещая зайти вечером. Я на ватных ногах, в слезах и с дикой улыбкой на устах, захожу в дом. На пороге меня встречает семья: Петька, Вовка и Вэл с Колей на руках... Улыбаюсь еще сильнее. Я буду жить! Я хочу жить! Вот они те, ради кого я хочу идти дальше!...

В дверь снова звонят.

— Тамара Николаевна, Вы что-то забыли? …

Но слова застревают у меня в горле. На пороге стоит полицейский.

— Здравствуйте, — говорит он.

— Здравствуйте, — чуть заикаясь, произношу я.

— Могу я увидеть молодого человека, который проживает в Вашей квартире? Олег Вейнов написал на него заявление об избиении.

Мое сердце с силой бьется о ребра и ухает вниз.

Да, если человек ничтожество, этого уже не изменить. Я ожидал чего-то подобного от мужа Веры: «низкие» люди и мстят низко. Значит, заявление на меня накатал? Прекрасно! Я в долгу не останусь — теперь точно его уничтожу. Сделаю все, что в моих силах, но этот гад получит по полной программе.

Я вижу спину Веры, вижу, как задрожали ее плечи, как она вся сразу поникла, хотя еще минуту назад смеялась и радовалась всему окружающему. Моя маленькая Вера...

— Конечно, Вы можете со мной побеседовать, — произношу четко и уверенно. — Где будем беседовать: здесь или в отделение поедем?

— Если можно, я бы поговорил с Вами здесь, — отвечает мне сотрудник.

— Вера, ты не против? — спрашиваю я.

— Нет, — еле слышно произносит она.

Пока Вера провожает сотрудника полиции на кухню, я успеваю достать документы. На входе мы сталкиваемся с ней. В глазах Веры проскальзывает страх, но, как только она замечает у меня в руках паспорт, страх сменяется удивлением, а затем обидой. Ну прости, родная, так и хочется закричать мне в ответ на ее немой вопрос, только сейчас не до этого, я просто тихо шепчу:

— Потом все объясню.

Она опускает голову и уходит в комнату с детьми.

Полицейский ждет меня уже во всеоружии: достал протокол для дачи показаний — приготовился записывать.

— Что ж, приступим, — говорит сотрудник полици. – Я — местный участковый, Когнин Иван Афанасьевич. В отделение полиции с заявлением о причинении легкого вреда здоровью обратился гражданин Вейнов. Мне поручено опросить Вас по инциденту, произошедшему между Вами и пострадавшим.

— Опрашивайте, — мне скрывать от участкового нечего. — Я так понимаю, Вам это нужно?

Я протягиваю ему документы. Он берет мой паспорт и начинает его внимательно изучать, периодически всматриваясь в меня. Наверно, эта привычка вырабатывается у всех сотрудников, связанных с буквой закона. Этот пронизывающий до мозга костей взгляд, который способен, как рентген, мгновенно найти в тебе изъяны, приобретают все, кто надевает погоны. Специфика профессии обязывает.

— Значит, Вы американец, господин Ньюман? — спрашивает, а сам внимательно на меня смотрит.

— Как видите, — немного хамовато отвечаю я.

— Но Вы прекрасно говорите по-русски, — уточнение-подвох от полицейского.

— Да, когда-то меня звали Валентин Лавин, я жил в детском доме. Тринадцать лет назад меня усыновили и увезли в Америку. Если Вы позвоните в детдом, Вам подтвердят мою информацию, — мое объяснение звучит таким тоном, как будто, я объясняю все школьнику.

— Цель Вашего приезда в нашу страну? — участковый задает вопрос, а сам начинает записывать мои ответы на листе бумаги.

— Развитие гостиничного бизнеса моей семьи.

— Давно Вы знакомы с гражданкой Вейновой?

— Давно, более тринадцати лет.

Участковый поднимает голову и с любопытством смотрит на меня, а потом бросает беглый взгляд в паспорт.

— Значит, Вы познакомились с Вейновой, когда еще были ребенком? — интересуется он.

— Да, а какое это имеет значение? Мы, кажется, хотели поговорить с Вами о вчерашнем инциденте, а не о моем знакомстве с Верой, — меня начинает немного напрягать его дотошность.

— Верой? — чуть насмешливо произносит полицейский. — Очень интересно... Я задаю вопросы для выяснения, что послужило причиной конфликта между Вами и гражданином Вейновым. Если Вы не против, то продолжим. Почему Вы проживаете в данной квартире, а не снимаете, например, номер в гостинице?

— Гостиница, в которой я остановился изначально — сгорела, — чуть спокойнее говорю я, — Вера любезно согласилась приютить меня на время. Я оплачиваю свое проживание здесь.

— Хорошо, — участковый аккуратно записывает все, что я сказал. — Вас с хозяйкой связывают только дружеские отношения, либо у Вас что-то другое?

— Поясните, — мне не нужно пояснение, я отлично понимаю, куда он клонит, но специально прошу разъяснить мне его вопрос.

— Состоите ли Вы в сексуальных или других связях с гражданкой Вейновой? — спрашивает, а сам меня взглядом буравит.

Внутри закипает злость. Участковый явно к чему-то меня ведет? Хочет доказать, что я Олега избил из ревности?

— Да, я состою с Верой в отношениях, — на лице представителя закона появляется довольная улыбка, которая мгновенно гаснет после моих следующих слов. — Я бы сказал, что мы состоим с Верой в очень дружеских отношениях. Видите ли, у Веры онкология, и мы договорились с ней, что она позволит мне пожить у нее, пока я не улажу все вопросы с покупкой недвижимости для бизнеса. А я помогу ей с поиском клиники и оплатой лечения.

— Какой щедрый поступок с Вашей стороны, — говорит полицейский с подвохом.

— Друзья познаются в беде. Когда-то Вера мне очень помогла, теперь я помогаю ей. Ничего удивительного.

— Возможно, господин Ньюман, но, несмотря на Ваши благие намерения, Вы разрушаете семью, ячейку общества. Вы унизили и избили главу семейства на глазах его ребенка. Живете в чужой квартире, разрушая авторитет главы семейства еще больше. Ваша добродетель не оправдывает Ваше поведение.

Он собрался меня жизни учить? У меня такое ощущение внутри, что этот участковый — друг Олега, и действуют они заодно. Не люблю зарвавшихся, любящих раздавать пустые нравоучения людей.

— Вы считаете, что я разрушаю семью? А Вы не спросили у главы семейства, почему он не живет в своем доме? Где он пропадает последний месяц? Почему его больная жена вынуждена экономить на всем, не покупая для себя жизненно важные лекарства? Как ей одной содержать и воспитывать троих сыновей?

Больше книг на сайте - Knigoed.net

— Нет, я не спросил, но это и не Ваша головная боль, — парирует он.

— Да, не моя, но стоять в стороне и смотреть, как мужик унижает женщину, которая прожила с ним долгое время, которая родила ему детей, я не могу. Как и то, что отец кинулся бить своего сына только за то, что тот вступился за мать, — чуть не кричу я, заведенный «правотой» полицейского.