Вот сегодня и должен пройти мой первый рабочий день.

До места работы я добралась на трамвае. Под шум колес сидела и наслаждалась пейзажами за окном. Осень медленно завоевывала территорию за территорией. Деревья еще зеленые, но их макушки наливаются золотом. Совсем скоро все запестреет ярким костром осеннего листопада. Люблю осень. Она прекрасна. «Унылая пора, очей очарование», — как прекрасно ее описывал мой любимый Пушкин.

— Остановка — «Гостиница Первомайская», следующая остановка — «Парк отдыха», — проговаривает кондуктор.

Я быстренько покидаю вагон. Советский Союз давно ушел в историю, а его следы остались везде. Гостиница, которая когда-то была единственной в городе и носила название в честь праздника мира, труда и мая, давно была перестроена и потеряла свои прежние черты, но название осталось, хотя последний владелец и пытался изменить его. Однако народ упорно называл здание по старинке.

Зашла в холл. Все вокруг «упаковано» в стекло. Ощущение, что ты в аквариуме. Зина замечает меня сама и подходит первая.

— Пришла? Хорошо. Сейчас пройдем в помещение для обслуживающего персонала, и я тебе все объясню. — говорит она тоном, не терпящим возражений. — У нас здесь строго, так что веди себя аккуратно, с постояльцами не разговаривай, без разрешения никуда не ходи, ко мне обращайся на «Вы» и зови «Зинаида Петровна». Поняла?

— Да.

А что я ей еще отвечу? Мне работа нужна. Зина быстро идет по коридорам гостиницы, а я спешу за ней. И тут из очередного поворота на нас вылетает молодой парень в одном полотенце. Он бросает разгневанный взгляд сначала на Зину, потом на меня, затем снова на нее и начинает возмущаться:

— Я же просил прислать уборщицу в мой номер, мать твою, что непонятного? Вам мало платят, вы не дорожите работой, поэтому проигнорировали меня?

— Нет, что Вы, — былой запал быстро спадает с Зинки, она начинает мямлить, — господин Ньюман, мы приносим глубочайшие извинения. Понимаете, у нас новая горничная. Она пока не все знает, но все исправит.

Зина поворачивается ко мне и говорит строго:

— Вера, у Вас час, чтобы навести порядок в номере, иначе Вас уволят.

Что, горничная, порядок, уволят? Я же простой уборщицей шла работать, да и то не официально...

Мне становится плохо. Чувствую, как по телу бежит дрожь, а виски начинают сдавливать тиски боли — все это нехорошо, нужно взять себя в руки. Мой страх перед людьми только усугубляет мою болезнь. Стараюсь успокоиться, как учил доктор: представляю сыновей. Немного помогает, но это не панацея — мне срочно нужно лечение.

Немного успокоившись, наконец, понимаю, что, пока я приходила в себя, Зина и постоялец наблюдали за мной: одна с раздражением, другой с интересом. Становится не по себе, сконфуженно проговариваю:

— Извините, я сегодня первый день работаю, — но договорить не успеваю — меня перебивает Зина.

— Вера, ну хватит стоять, идем уже быстрее за мной. Еще раз простите, мистер Ньюман, сейчас в Вашем номере наведут порядок.

Она хватает меня за руку и тащит дальше. Мы быстро оказываемся у подсобного помещения. Моя «начальница» шипит:

— Это надо было так опозориться. Ты зачем рот вообще открыла? — спрашивает она и, не дав ответить, продолжает. — Так, с сегодняшнего дня на испытательном сроке, продержишься неделю, принята на полную ставку. Считай, я сегодня добрая. Сейчас быстро переодевайся и иди к нему в номер. Делай все, что он скажет, это очень-очень влиятельный американец, от него зависит будущее нашей гостиницы.

Американец? Вот это номер. А выглядит вполне русским, хотя и есть небольшой акцент. Будущее гостиницы, как-то все ее слова звучат странно, как будто Зина что-то скрывает. Но это не мое дело. Я пришла сюда заработать и ничего больше. У меня есть шанс заполучить не полставки уборщицы, а целую должность горничной.

Переодеваюсь в форму, которую мне выдает Зина, одновременно слушая ее указания, беру тележку с инвентарем и направляюсь к номеру. Но по мере приближения к комнате мне становится нехорошо, мои страхи снова возвращаются. Что я здесь делаю? Мне нужно срочно домой, нужно под защиту. Я напоминаю себе моллюска, которого вынули из раковины, и теперь он отчаянно ищет защиты для себя. Господи, ну почему я такая трусиха?

До побеления костяшек пальцев сжимаю ручку тележки, глубоко вздыхаю и стучу в дверь номера. Не знаю, нужно ли что-то говорить после этого, но, вспомнив голливудские фильмы, проговариваю:

— Уборка номера.

— Входите, — слышится из-за двери.

Открываю дверь и захожу внутрь. Мама дорогая, тут что, стадо слонов вечеринку устраивало? Пол номера усыпан конфетти, мишурой и пустыми бутылками. Часть мебели перевернута. И это — только первая комната. Когда-то она была полноценным номером, но после владелец решил сделать из нее «люкс» и сломал стену между двумя соседними номера, превратив их в «подобие» элитного ночлега.

Во второй комнате картина терпимей, но далека от идеала: те же мишура и конфетти, но только пара бутылок от шампанского и то — на прикроватной тумбочке. И женское нижнее белье на полу. Взгляд почему-то останавливается на кружевных красных стрингах, повешенных, видимо, хозяйкой на дверную ручку, за которую я держусь, — никогда бы такие не надела.

— Нравится? — голос с нотками иронии заставляет меня поднять глаза и встретиться взглядом с их обладателем.

Взгляд темно-карих глаз будто обжигает, мне вдруг становится неуютно, а сознание пронзает мысль — я уже видела эти глаза и знаю этот взгляд, вот только не помню, откуда.

От моего вопроса она краснеет — смущена.

— Нет, — отвечает чуть дрожащим голосом, — мне работать надо.

Быстро разворачивается и уходит в соседнюю комнату. Я не преследую ее, только долго смотрю ей в след. Узнал ли я ее? Да, сразу. Изменилась ли она? Внешне не очень: та же стройная фигура, те же глаза пронзительной голубизны неба, даже волосы той же длины и цвета соломы, которая зрела на полях моей новой родины. Но ее осанка не была уже такой ровной и прямой, казалось, что внутренний стержень внутри Веры надломился, а может, уже и совсем сломался. Не мудрено! Стоит только вспомнить, как орал на Веру ее «муженек», так сразу хочется найти этого придурка и треснуть ему по физиономии.

Словно почувствовав мою слабость, вызванную появлением Веры, прошлое потихоньку начинает скрестись о плинтус, пытаясь выбраться, но это у него не получится — я надежно запрятал его, не просто забив деревом — зацементировав бетоном. Беру куртку и покидаю номер, не смотря на Веру. У меня еще будет время расспросить ее обо всем. Но прежде — работа. Выхожу на улицу и тихо бреду по аллее, усыпанной листьями. Смотрю по сторонам, но мыслями нахожусь где-то далеко.

Я, в принципе, не хотел возвращаться в Россию, но отец решил развивать свой гостиничный бизнес дальше и выйти за пределы Америки. Питер, мой приемный отец, с детства безумно влюблен во все русское, поэтому выбор страны для расширения был очевиден. На семейном совете мы решили начать с моего, некогда родного города.

Поэтому сейчас я нахожусь в России и играю роль избалованного иностранца, который готов приобрести гостиницу в небольшом городке по нереально завышенной цене. Но это фикция. Я внимательно присматриваюсь к персоналу, тайно изучаю работу самого директора.

Зачем это? За годы, проведенные с приемным отцом, я очень хорошо начал разбираться в гостиничном бизнесе и сразу чувствую, где воруют. Вот и сейчас я просто уверен, что здесь давно и нагло тащат все и всё. Я просто выведу их на чистую воду и куплю здание за копейки, а потом раскручу его и получу хорошие деньги.

Но это потом, а пока продолжаю играть свою роль. Да, вчерашнее представление получилось знатным. Еще раз убеждаюсь — деньги в жизни делают все. Две горничные, которые так «любезно» проводили меня до номера, а при виде моего кошелька и остались в нем, напились и в постель мою запрыгнули. И что самое главное, много чего наговорили о своем руководстве. Жаль, что девушек утром тут же уволили. Могли мне еще помочь.