— Вейнов утверждает, что Вы спровоцировали его сами — отзывались о нем грубыми словами. Есть свидетели.

— Он никого не провоцировал! — Петька быстро заходит в кухню. — Вэл защищал меня и маму. У меня есть доказательство.

Он достает телефон из кармана и кладет на стол перед участковым.

— Вчера народу во дворе было много, — говорит Петя, — ребята сняли на видео, как... отец ругается. Вот, смотрите.

Из динамика начинают доносится крики Олега, голос Веры... Я не смотрю туда — и так помню все хорошо. Участковый внимательно смотрит видео. Как только оно заканчивается, он отдает телефон Пете, парнишка оставляет нас одних. После просмотра проходит некоторое время, пока сотрудник начинает говорить снова:

— В связи с открывшимися подробностями, нужно изучить все более детально. Я сегодня опрошу всех жильцов.

— А почему Вы не сделали этого раньше? — теперь моя очередь задавать вопросы.

— Понимаете, — чуть замявшись, начинает говорить полицейский, — в последнее время в нашей области участились случаи квартирного мошенничества: мужчина или женщина втирается в доверие к тяжелобольным людям, которые переписывают на них свое имущество. Мошенники быстро выписывают прежних жильцов из квартиры, а потом продают жилье и испаряются... Эти люди меняют внешность, паспортные данные, поэтому у нас нет конкретных ориентиров на этих злоумышленников. Гражданин Вейнов сказал, что Вы силой выгнали его из дома и хотите завладеть чужим жильем. Вот мы и подумали, что Вы и есть подозреваемый, извините.

Обалдеть! Я криминальный авторитет! Супер! Такого в моей жизни еще не было. От услышанного хочется смеяться, но я позволяю себе только улыбку.

— Вы можете проверить мои паспортные данные, визу... или позвоним моим родителям, друзьям... хотя... у Вас в отделе еще работает следователь Чагин? Он вел дело моего отца

— Чагин? Валентин Петрович? — участковый удивлен. — На пенсии уже.

— Вот ему можете позвонить, он Вам про меня много, чего расскажет.

Я все прошлое свое пытался забыть, а оно мне, оказывается, еще и помочь может!

— Проверим, — стремление найти во мне виновного у сотрудника, видимо, уже пропало. — Я сейчас объяснение напишу, расскажите мне, что вчера было.

Спокойно пересказываю события вчерашнего вечера. Он все записывает, дает мне прочитать и поставить подпись на документах.

— Извините, еще раз, — говорит он уже в дверях, — сами понимаете — информацию мы проверим.

— Понимаю, — такая у них работа, что сделаешь.

— Запись мы тоже приобщим к делу... Господин Ньюман, я обязан спросить: Вы будите подавать ответное заявление о причинении вреда здоровью?

А действительно, буду ли я подавать заявление?

Подслушивать нехорошо, это слишком по-детски! Но я поддалась этому порыву. Стою и вслушиваюсь в каждое слово, сказанное Вэлом и сотрудником полиции — мне страшно: за себя, детей, Олега, Вэла... слишком непредсказуемо идет развитие событий.

Наша жизнь — это звенья, которые судьба собирает в одну цепочку. И, не дай Бог, попадется слишком много бракованных колец — распадется цепь жизни, а в моей жизни, что ни кольцо, то брак. И как мне смастерить более-менее нормальные звенья? Не знаю, запутываюсь с каждым днем все сильней и сильней...

Психологи утверждают: для того, чтобы выбрать верное решение, нужно проанализировать свои поступки, разделив их на две категории: «могу» и «хочу». Чего же я хочу? Хочу, чтобы мои дети оставались всегда здоровыми и счастливыми, чтобы им не довелось познать горе и беды. Хочу победить болезнь и жить дальше... Хочу любить и быть любимой... нужной... желанной... чтобы при виде меня в глазах любимого мужчины загорался огонь.

А что я могу? Могу начать верить людям — принять помощь Вэла и соседей; изменить себя — перестать прятаться в раковину, как моллюск. Научиться смотреть в глаза всем неприятностям и встречать их, твердо стоя на ногах, а не забившись в угол.

Мне просто нужно понять, что я сильная, ведь выдержала я столько лет рядом с Олегом, детей от него родила. Я смогу, смогу, смогу! Просто нужно это теперь чаще повторять!

Мою минуту психологического самоанализа обрывает звонок в дверь. Господи! Что сегодня за нашествие? За дверью снова Тамара Николаевна. На мой удивленный взгляд она отвечает:

— Вера, я видела, что к Вам пришел полицейский. Это из-за вчерашней драки?

— Да, — говорю я и объясняю, — Олег написал заявление на Вэла.

— Вот же козел! — восклицает она в сердцах.

Я невольно начинаю улыбаться. Женщина, которая навечно останется учителем внутри, так эмоционально реагирует. Тамара Николаевна, видя мою улыбку, тоже улыбается и продолжает:

— Прости, Верочка, но не могу себя сдержать. Вот как тебя угораздило выбрать его в мужья? Правду народ говорит — любовь зла, наверно, эту фразу и придумали такие... парнокопытные!

Смеюсь, потому что сдержаться уже нет сил. Мне вот совершенно не обидно от ее слов, а наоборот, становится легче. Олег, действительно, мерзавец, и хорошо, что я, наконец, это поняла.

— Можно я тоже побеседую с участковым? Я этого шалопая учила. Думаю, он меня послушает.

Разве могу я ей отказать? Молча пропускаю Тамару Николаевну в квартиру. Она спокойно раздевается и идет на кухню. Наша квартира — это типовое строение, такие квартиры у всех жильцов дома, планировка одинаковая.

На подходе к кухне до нас доносится вопрос участкового:

— Господин Ньюман, я обязан спросить: Вы будите подавать ответное заявление о причинение вреда здоровью?

Я застываю на месте... Руки холодеют, меня прошибает пот. Что скажет Вэл? Согласится ли писать заявление? Олега привлекут, это точно. Как отреагируют дети?

— Нет, я не буду писать заявление, — твердо отвечает Вэл. — Разбирательство займет время, а у меня его нет. В ближайшее время мы с Верой вылетаем в Америку для лечения.

— Я Вас понял, — говорит сотрудник полиции, — еще несколько вопросов, и мы закончим. У гражданки Вейновой оформлены все необходимые документы для выезда за границу?

— Нет, мы планировали заняться этим в ближайшие дни. Приглашение из клиники придет буквально на днях. Что-то еще?

— Да, дети, на время лечения, будут находиться с отцом?

— После того, что Вы сейчас увидели на записи, думаете, это разумно? — в голосе Вэла скользит злость.

— Он все же их отец, — не унимается участковый.

— С каких это пор, Ваня, ты так строго стал следить за соблюдением порядка? — Тамара Николаевна важно входит на кухню и принимается отчитывать человека в форме. — Я тебя сколько прошу разобраться с хулиганами, топчущими клумбы около нашего дома? А? Времени у него свободного нет! Парень хочет жизнь девочке спасти, а ты его тут мучаешь!

Нужно видеть, как изменился участковый с появлением Тамары Николаевны — статный мужчина мигом поник, побледнел и опустил голову. Он словно превратился в школьника, которого ругали в классе.

— Тамара Николаевна, — жалобно говорит, подняв голову, — ну зачем Вы так! Я при исполнении!

— Я тебе дам «при исполнении»! — не унимается она. — Во всем виноват Олег, этот молодой человек тут ни при чем! Ты все понял? Или мне более доступно объяснить?

— Все понял! — быстро отвечает полицейский и стремительно начинает собирать свои документы. — Я пойду, позже еще с Вами поговорю.

— Конечно, — успевает ответить Вэл.

— И я с тобой еще поговорю, — грозит наша заступница практически убегающему сотруднику полиции.

Я еле успеваю проводить его и закрыть за ним дверь. Возвращаюсь назад и застаю смеющихся Вэла и Тамару Николаевну.

— Вы настоящий педагог, — делает он комплимент бывшей учительнице, — от Вашего профессионального тона даже мне стало страшно.

— Я его годы вырабатывала, молодой человек, — гордо произносит Тамара Николаевна и строго продолжает, — но Вы же понимаете, что не только с Иваном я сейчас провела «воспитательную» беседу — с Вами мне тоже очень хочется поговорить.