— Мам, а деда скоро приедет обратно? Он обещал меня в зоопарк сводить.
— Скоро, мой родной, скоро, — ответила я ему, хорошо, что это правда.
Я шла последней, поэтому, когда в дверь позвонили, пошла открывать первая. На пороге стоял Вэл. Стоило мне его увидеть, заметить радость и счастье в его глазах, как я бросилась в его объятия — теперь мне ничего не страшно, любимый рядом.
На кухню мы зашли, взявшись за руки. Братья и сестра были очень удивлены, но старались этого не показывать. Аня, правда, заметив наши руки, улыбнулась, тепло и с радостью. А я, словно прочитав ее мысли, тоже начала улыбаться.
— Верочка, Вэл, присаживайтесь, — попросила нас мама.
Мы выполнили ее просьбу. Костя, профессионально следивший за нами, начал разговор:
— Вэл, значит?
— Да, — он встретил взгляд брата открыто, не прячась. — Вэл Ньюман. По национальности русский, но уже тринадцать лет живу в Америке, меня усыновили. Не курю, пью в меру, не анархист, не садист. Что-то еще? Ах, да! Не беден, имею долю в компании отца.
— Пока достаточно, — засмеялся Костя.
— Мы его потом на вшивость проверим, Вера, — вклинился Кирилл.
— Проверяйте! — мои слова прозвучали немного дерзко, но не от страха.
Я не боюсь, потому что знаю — Вэл пройдет любую проверку, а если не пройдет... я, все равно, буду с ним до конца. Люблю и точка!
— Дети, то что я сейчас расскажу, — голос мамы звучал глухо, — вы простите нас с отцом, мы добра хотели...
Жили-были Вася и Нина, простые парень и девушка, которые учились в одном классе, потом вместе поступили в профучилище: она — учиться на повара, он — на столяра. Отучились, женились... Жизнь молодых людей напоминала жизнь сотен тысяч других жителей необъятного союза, пока Нина не забеременела. Ребенка пара ждала и очень радовалась этому событию.
Василий, строгий от природы, с любимой жены пылинки сдувал, на руках носил, сам работу по дому выполнял. Беременность у Нины протекала спокойно, но перед самыми родами девушку положили в роддом — плод был крупным. В палате Нина лежала одна, правда недолго, в один из вечеров к ней привезли женщину, у которой уже отошли воды. Роженица, как оказалось, была полупьяна, но это не мешало ей интенсивно вопить и ругаться. Недолго ее продержали с Ниной — увезли рожать, но девушке хватило и этого — у нее самой начались роды.
К утру на свет появились крепкий, здоровый мальчик и маленькая, почти синяя девочка, которую врачи всеми силами пытались спасти. Пьяная роженица почти сразу написала отказ от дочери, а спустя два дня, и вообще сбежала из больницы. А Ниночка с головой ушла в роль матери, познавая первые азы этого нелегкого, но самого прекрасного труда на свете... только болело сердце за маленькую девочку, которую врачам удалось спасти.
Молодая мамочка часто ходила и смотрела на малявку, которая кричала, лежа в боксе... Нина даже молоко сцеживала, чтобы крошке давали. Надо ли говорить, что, как только молодая мамочка покинула роддом, она бросилась уговаривать мужа забрать девочку. Василий долго не соглашался, но ради любимой решился. Тогда усыновить ребенка было проще, поэтому, спустя пару месяцев, у Нины и Васи появилась дочь Вика — победа.
Соседям молодые соврали, что девочка родилась очень слабой, поэтому долго находилась в больнице. А со временем об этом все забыли, так как за Викой и Костей, на свет появились Кирилл, Аня и Вера. Семья росла.
И никто бы не узнал ничего об удочерении, если бы однажды Вика не залезла в документы родителей. Зачем она это сделала, до сих пор непонятно, но, узнав правду, девочка почему-то решила, что Нина и Вася отняли ее у родной мамы. И она затаила на них обиду.
Шли годы, Вика росла, как и ее обида. Она стала постоянно искать подвох в поступках приемных родителей, видеть в их решениях негатив, хотя ее никто не осуждал, принимал ее отвратительное поведение, свадьбы и разводы, бесконечных мужчин...
Нина и Василий старались всех своих детей воспитывать одинаково, но не все выходит так, как задумывается: становясь старше, люди по-другому подходят к решению разных вопросов. Когда в семье появилась Вера, Василий и Нина были уже не молоды. Младшей дочери они не осознанно дарили больше любви, чем старшим детям, которые уже и не жили с ними. Это не просто разозлило Вику, это привело ее в бешенство. Она решила разрушить жизнь младшей сестры.
Родители узнали, что именно старшая сестра заставила Олега практически изнасиловать Веру. Правда открылась только два года назад — пьяная Вика после очередного нравоучения отца выложила им всю правду: про удочерение, обиду, ненависть и сломанную жизни младшей дочери. Василий тогда выгнал Вику, но это ее не остановило. Она решила, видимо, уничтожить их всех. Теперь все знают, что она не жила с Верой, все это ложь, только поздно семья глаза раскрыла.
— Вот вы и знаете правду, — проговорила мама.
Никто не нарушил молчание. Услышанное просто не укладывалось в голове, мне казалось, что на меня сейчас вылили ведро грязной воды, в которой было полно головастиков. И теперь, они холодные и скользкие, копошились у меня в волосах, барахтались за пазухой, сползали по телу. Сестра, пусть не родная, но человек, которого я любила всю жизнь, оказалась жестокой, озлобленной стервой.... Олег... здесь у меня даже слов не находилось, только вопрос почему?
— Простите нас...
Дрожащий голос мамы вырвал меня из болота отчаяния.
— Мы хотели... мы старались...
— Мама, не надо, — я первая бросаюсь к ней.
Почему первая? Наверное, мои братья и сестры находятся в таком же шоке, как и я, но меня вся эта история затронула сильнее. Месть Вики обрушилась именно на меня, в первую очередь.
— Верочка, моя Вера...
Трясущиеся руки мамы гладят мое лицо, она плачет, целуя мои руки.
— Мама, ты ни в чем не виновата, как и папа, — прошу я ее, хотя самой хочется выть от бессилия, — вы все делали правильно.
— Вера, — не унимается мама, — если бы мы тогда... если бы знали, то прогнали бы Олега... все было бы иначе... ты бы сейчас не умирала, дочка...
— Мама...
Я прижимаю ее к себе, пряча ее лицо на своей груди. Будто она мой ребенок, а я ее родитель. Мне ее нужно успокоить, нужно показать, что я не умерла, что я живу и буду жить, нужно только поверить в это! В свои прикосновения, в свои объятия я вкладываю все тепло и любовь, которую способен подарить ребенок.
— Так, я тут один, что ли, ничего не знаю? Брат, Ань, а вы поняли? Вер, ты чего, правда… умираешь?
Ох... теперь моя очередь рассказывать свою историю. Для Вэла и мамы в ней нет ничего нового, если, только то, что Вика никогда не жила у меня и не помогала моей семье. Но для братьев и сестры мой рассказ — открытие, они ничего этого не знали.
Когда я делилась историей своей жизни с мамой и папой, мне было тяжело морально, а сейчас легче. Просто потому, что сейчас мое прошлое не угнетает меня так, как раньше. Не давит на меня тяжелыми свинцовыми тучами, не капает кислотным дождем — я научилась жить, отпустив былое. Я говорю, говорю: жизнь с Олегом умещается в пару предложений, о детях рассказываю долго, потом болезнь... появление Вэла. Стоит мне начать говорить о нем, как его рука чуть сжимает мою — поддерживает, переживает... любимый...
В глазах Ани стоят слезы, которые она упорно пытается сдержать, только сил у нее не хватает, потому что я уже подхожу в своем рассказе к этапу прогноза лечения — сестра начинает плакать. Братья более сдержаны, но по их посеревшим лицам, по вздутым на руках венам видно, что обоих обуревают нехилые эмоции.
— Когда ты должна лететь в Америку? — серьезным голосом спрашивает меня Костя, когда я заканчиваю свое повествование.
— Чем быстрее, тем лучше, — отвечаю ему я.
— Справки, вызов из клиники, виза? — этот вопрос он адресует уже не мне, а Вэлу, к которому поворачивается лицом.
— Все уже оформлено, Вере осталось решить, что делать с детьми, затем мы вылетим ближайшим рейсом.
— Какие прогнозы делают врачи?