И, сняв с очага вертел, герой ножом стянул с обугленной палки два румяных куска и протянул их гостю на сложенном вдвое пальмовом листе.

— Ты убил его! — египтянин глубоко вздохнул и затем усмехнулся: — И я хотел взять тебя в плен!

— Так ведь и взял, — пожал плечами троянец. — Другое дело, что я не из тех, кто в плену остаётся. Ешь, Яхмес. Ешь и говори.

Юноша напился из тыквенной фляги, взял мясо и поданную Авлоной лепёшку и некоторое время ел, не поднимая головы. Видно было, что он поглощён не только едой, но и мыслью, как начать свой рассказ. Наконец он провёл тыльной стороной ладони по губам и проговорил, глядя на угасающее пламя очага:

— Мой дядя убит.

Ахилл нахмурился.

— Пенна? Кем убит? За что?

Яхмес вновь усмехнулся, вернее, почти всхлипнул и отвернулся.

— Если я вернусь, меня тоже убьют, — глухо сказал он. — Я такой же беглец, как и ты. Я надеялся застать тебя здесь и просить твоей защиты.

Приамид подумал, что ослышался или неверно понял египетские слова.

— Лукавый Пан! — вырвалось у него. — Просить защиты у меня? У меня?! А ты в уме? Ну-ка рассказывай всё по порядку и связно, или я вообще перестану тебя понимать.

Яхмес, видимо, овладел собой и уже спокойно продолжил:

— Мой дядя нёс караул возле береговой крепости вместе с ещё тремя воинами и помощником начальника крепости. Этого помощника зовут Нехеб, он был дружен с Ришатой, которого застрелила твоя маленькая спутница. Караул был ночной, и дядя удивился, что Нехеб сам пошёл в дозор — такому большому человеку нет в этом надобности. Потом тот приказал Пенне и другим воинам остаться у ворот и сказал, что пойдёт проверить, как несут дежурство воины, охранявшие пристань. Тут Пенна удивился ещё сильнее: можно было послать любого из воинов, а уж если самому идти, так кого-то с собой взять.

И вот, когда Нехеб исчез в темноте, моему дяде вдруг показалось, что в сторону пристани крадётся какая-то тень. Он оставил воинов у ворот и пошёл за этой тенью. И вскоре увидел у пристани свет. Там был Нехеб — он кого-то ждал. Чернокожий раб держал факел, и в свете этого факела дядя увидал ещё одного человека — того, кто пришёл, чтобы встретиться с Нехебом. Это был ливиец. Пенна сразу это понял — он много раз видел ливийцев, ему приходилось и воевать с ними... Мой дядя позабыл про осторожность и подошёл совсем близко, чтобы слышать их разговор. Они договаривались о том, чтобы наутро с помощью проводников, которых предоставит Нехеб, провести большой отряд ливийцев через охраняемый нашими воинами участок на другом берегу Нила. Это означало, что Нехеб собирается помочь врагам Египта!

Из дальнейшего их разговора Пенна понял, что отряд должен принять участие в сражении с войском египтян, посланным фараоном на усмирение ливийского бунта. Этому отряду надлежало явиться внезапно, оттуда, откуда его не ждут. Нехеб спросил ливийского вождя, заняли ли уже бунтовщики северную крепость, и тот ответил, что та давно в их руках, и её египетский гарнизон перебит. А эта крепость — наше основное укрепление в Ливийской пустыне, без неё границы Египта останутся открытыми для набегов! Видимо, египетское войско и было послано для того, чтобы оборонять эту крепость и не допустить к ней врагов.

Ливиец со смехом сообщил Нехебу, что бунтовщики собираются, пользуясь численным превосходством и внезапностью нападения, перебить большую часть воинов фараона, а остальным нанятый бунтовщиками перебежчик-египтянин укажет путь к крепости, чтобы египтяне, не ведая об измене, вошли в неё. И тогда вместо защиты они найдут там смерть! В крепости тысяча его ливийцев, вооружённых и готовых к бою, тогда как египтян вдвое меньше. И через пять дней (то есть теперь уже завтра днём) всё будет кончено. Они заранее знали, когда войско фараона выступило из Мемфиса, высчитали, когда оно дойдёт до северной крепости. Она есть на карте, которую я тебе дал. Отсюда, от этого оазиса, до неё сутки пути на верблюдах. Ливиец сказал, что по договору с кем-то, кто помогает им, с кем-то из очень высоких людей, бунтовщики должны перебить всех воинов Рамзеса, но оставить в живых и взять в плен их командующего. «Он умрёт, но умрёт позже, когда за его жизнь удастся кое-что отторговать! Это нужно не нам, а большому хозяину в Мемфисе» — сказал Нехебу ливийский вожак.

Кто из высоких людей Египта помогает нашим врагам, и для чего нужна была этому предателю жизнь командира войска, Пенна не понял. Но он пришёл в ужас и в ту же ночь, придя из караула, всё рассказал мне. Я просил его молчать, сказал, что тотчас отправлюсь в Мемфис, чтобы, если доберусь, броситься к стопам Великого Дома и рассказать ему об измене. Пенна ответил, что до Мемфиса слишком далеко, и в то же утро отправился доложить обо всём номарху.

Яхмес умолк и вновь поднёс к губам тыквенную бутыль. По его виску текла блестящая дорожка пота.

— И что было с ним у номарха? — спросил Ахилл, когда юноша опустил бутыль на земляной пол.

Яхмес глухо усмехнулся.

— Этого я не знаю. Прибежал мой раб и сказал, что дядя убит. Его убили, когда он выходил из дворца. Я понял, что буду следующим: они не могли не заподозрить, что старик поделился со мной тем, что ему открылось. Уйти в Мемфис мне уже не удалось бы — я говорил тебе, Ахилл, что наш ном слишком хорошо охраняется. Мне оставался только один путь — сюда. Я надеялся, что ты ещё не покинул оазиса, — с внезапным порывом воскликнул египтянин и судорожно перевёл дыхание.

Ахилл пристально посмотрел на юношу, понимая, что тот сказал ещё не всё.

— Значит, — произнёс он, — номарх тоже изменник.

— Да, — кивнул Яхмес. — То есть он служит изменнику, который скорее всего находится рядом с Великим Домом... Возможно, я даже знаю, кто это. Можно угадать, кто в Египте мечтает о падении фараона и готов добиваться этого любыми средствами.

Ахилл привстал, взял с очажка ещё одну палочку с мясом и надкусил румяный ломтик, пытаясь понять, отчего с такой тревогой ждёт продолжения, вернее, окончания, рассказа Яхмеса.

— Ну, хорошо, — проговорил он, наконец. — Всё это мерзко и возмутительно. И этому нужно было бы помешать, но только я-то здесь при чём? Если ты просишь защиты для себя, Яхмес, то, само собою, тебя я готов защитить — ты спас жизнь и мне, и Авлоне. Мшу взять тебя с собой в Мемфис. Но, судя по тому, как ты всё это рассказывал, ты что-то другое имеешь на уме. Может, думаешь, я пойду в эту самую крепость либо навстречу войску фараона, чтобы их предупредить?

— Предупредить их ты не успеешь, — покачал головой юноша. — Я же сказал — туда сутки пути на верблюдах, а завтра утром египтяне уже будут в крепости. Их перебьют, а командира захватят в плен, если только сумеют взять его живым. А ещё ливиец говорил Нехебу, что командует войском фараона неегиптянин.

— Вот как! — воскликнул Ахилл и почувствовал, как что-то задрожало в его груди.

— Ливиец сказал, — почти бесстрастно, глядя не на троянца, а на умирающий огонь очага, продолжал Яхмес, — он говорил, что командующий — иноземец, великий воин из далёких земель, знаменитый герой и полководец. Его имя Гектор. Услыхав это имя, Пенна сразу вспомнил, что слышал его от тебя, Ахилл. Вот и всё. И вот отчего я пришёл к тебе.

Огонь в очажке почти догорел, но снаружи уже светало, и сквозь щели в стенах хижины сочился серый полусвет. Люди смутно различали друг друга, но контуры предметов сливались и терялись, всё ещё поглощённые темнотой.

Ахилл молчал, обхватив руками колени, как делал в детстве, и неподвижным взглядом смотрел на низкий дверной проем хижины, всё яснее проступавший среди тусклой тьмы. Авлона, подойдя сбоку, заглянула ему в лицо и увидела, что ровные и густые брови сдвинулись, стиснув между собою острую вертикальную складку. Губы были плотно сжаты. Девочке даже показалось, что лицо героя, и без того осунувшееся, сразу осунулось ещё сильнее. Она не знала тому причины, потому что не могла понять, о чём рассказал Ахиллу Яхмес, однако услышала произнесённое Яхмесом имя Гектора и поняла, что, должно быть, брату Ахилла угрожает опасность.