Невероятным усилием он согнул колени, напряг спину. Опереться руками было невозможно, мешали цепи, и он стал подниматься, отжимаясь затылком и плечами от стены, рывками, упрямо распрямляя ноги, которых при этом совсем не чувствовал.

Наконец голова и плечи Гектора поднялись над краем саркофага, и он увидел квадратную, совершенно пустую комнату с выбеленными степами, в которой находилось не менее трёх десятков человек. Это были воины-египтяне, в круглых шлемах, с продолговатыми щитами и короткими копьями. Двое, стоявшие на краю каменной ямы, выделялись между ними богатыми одеждами и золотыми браслетами на руках. Тот, в ушах которого блестели золотые серьги, был осанист и величав, как человек, бесспорно, сознающий свою власть и готовность других повиноваться. Ему было лет тридцать пять, он был аккуратно выбрит, коротко остриженные волосы прикрывал широкий жёлтый платок, спускавшийся на плечи и подхваченный сверху эмалевым обручем. Карие небольшие глаза смотрели уверенно и надменно.

Он пристально поглядел в лицо пленника, явно понимая, чего стоило тому заговорить и без посторонней помощи встать на ноги.

— Раз ты встал, то и идти сможешь? — проговорил человек. — Ведь так? Эй, лестницу!

Снова что-то заскрежетало, одна из каменных стен саркофага отъехала на два локтя назад, и на её место воины опустили и наклонно установили деревянную лестницу. Гектору пришлось сделать над собою ещё одно невероятное усилие: наклон был круг, а нога, на которых висели тяжеленные цепи, упорно не желали вновь сгибаться в коленях. До крови закусив губу, пленник одолел подъём, и все невольно отступили назад, когда он взглянул на них с высоты своего гигантского роста. Человек с серьгами и сам был немаленький, но рядом с троянцем почувствовал себя карликом.

Тотчас по его знаку воины с трёх сторон обступили пленника, окружив его кольцом наклонённых копий.

— Идём! — произнёс человек с серьгами.

— Сначала назовись и скажи, куда я должен идти с тобой, — сказал Гектор, борясь с головокружением и звоном в ушах. Он подумал, что его могут тут же вновь швырнуть в каменную яму, и приготовился к совершенно безнадёжной драке. Но человек с серьгами усмехнулся:

— Изволь. Я — Сети, начальник охраны фараона. И пойдём мы туда, куда Великий Дом[7] велел нам прийти. Ты ведь признаешь, что и я должен повиноваться приказам моего господина?

— Да, — пленник перевёл дыхание. — Хорошо, я пойду с тобой.

Это дорого стоило ему. Цепь укорачивала шаги, руки, тоже отягощённые железом, тянули вниз, слабость и боль рождали малодушное желание упасть ничком и больше не двигаться. Но он шёл.

Они покинули пустую комнату-темницу, прошли длинным каменным коридором, затем по лестнице, длинной, но, к счастью, некрутой, поднялись в верхний коридор. Блеснуло солнце, и Гектор увидел, что они идут по открытой террасе какого-то огромного здания, расположенной на высоте примерно тридцати локтей от земли. Внизу виднелись макушки деревьев и зеленели кусты, дальше, сквозь загустевший и дрожащий от зноя воздух, проступали очертания городских построек и блестело тающее в светлом мареве полотно реки.

Будь руки и ноги троянского героя свободны, он попытался бы расшвырять охрану, невзирая на окружившие его копья, и спрыгнуть с террасы. Но в цепях это было невозможно. Впрочем, он понимал, что всё равно бы погиб — он слишком ослабел, чтобы одолеть сейчас тридцать вооружённых людей, а внизу, скорее всего, тоже дежурили воины...

Терраса закончилась поворотом, и они ещё по одной лестнице поднялись на более высокий балкон, очень широкий и целиком закрытый деревянным навесом, защищавшим его от солнца. Здесь, вдоль парапета балкона, застыли ещё десять воинов. Спиной к вошедшим, разглядывая что-то вдали, стоял высокий мужчина, одетый в узкую синюю рубаху из очень тонкой и лёгкой ткани. Широкое золотое, с эмалью, ожерелье закрывало целиком его могучие плечи, запястья обнажённых рук украшали эмалевые браслеты шириною в ладонь.

Человек повернулся. Ему, казалось, на вид лет сорок. Крупное, умное, волевое лицо было красиво и спокойно. Чёрные прямые волосы, подстриженные довольно коротко, обрамляли высоченный лоб и были охвачены золотым широким обручем, посередине которого поднималась изогнутая золотая голова кобры с изумрудными глазами. На груди сверкал и переливался огромных размеров изумруд, выточенный в форме жука-скарабея[8].

Сети, выступив вперёд, упал лицом вниз, коснулся лбом земли и, поднявшись, произнёс, оставаясь согнутым в низком поклоне:

— Он здесь, как приказал ты, великий!

— Хорошо.

Голос человека был глуховат, но звучен. Он посмотрел в лицо Гектору, для чего пришлось немного вскинуть голову: при своём огромном росте он всё же доставал троянцу лишь до подбородка.

— Ты сказал, что будешь говорить только с фараоном, не так ли? Я перед тобою, Гектор, сын Приама. Говори.

Гектор и так уже понял, кого видит перед собой. Он знал, что обруч с головой кобры, урей, как его называли египтяне, — символ царской власти. Да и от описаний, которые он слышал прежде, Рамзес III[9] не отличался — фараон был таким, каким рисовали его рассказы купцов и послов.

Ещё раз сделав усилие, чтобы ничем не выдать своего смятения, герой поклонился.

— Я приветствую тебя, повелитель Двух царств[10], великий фараон! Приветствую и благодарю за твоё царственное гостеприимство!

В последних словах не прозвучало насмешки, но они были жёстки и надменны.

Рамзес немного приопустил веки, с интересом вглядевшись в лицо пленника. Он тоже не мог не попять, что Гектор находится у последнего предела телесных, а быть может, и духовных сил. Откуда же такая твёрдость?

— Ты вздумал упрекать меня, троянец? — голос фараона звучал так же ровно, только губы негодующе изогнулись. — Ты считаешь, что я мог иначе поступить с человеком, который на моей земле поднял против меня восстание?

— Не я его поднял! — возразил Гектор.

— Ты возглавил отряды мятежников-нубийцев, ты своим воинским искусством дал им преимущество перед моей армией, дважды разбил её и погубил более семисот моих воинов! Ты, в чьё государство наши войска никогда не вторгались! Или это всё не так?

Теперь уже гнев звучал в словах фараона, он резко сдвинул свои тонкие, но густые брови.

Однако Гектор отвечал, не дрогнув и не смутившись:

— Всё, что ты сказал, правда. И я не отрицаю, что виноват. Я поддался глупейшему и подлейшему обману и совершил ошибку. Но тем не менее так не поступают со взятым в плен врагом, который дрался в честном бою, тем более, сели он царской крови! Ты упрягал меня в каменный мешок, оставив без воды и без пищи, даже не выслушав, даже не узнав, что заставило меня пойти на такой шаг!

Тьма сбежала с лица фараона, и он вдруг усмехнулся.

— Ну, это я, положим, знаю.

— Ты думаешь, что знаешь, — продолжал троянец, с трудом выталкивая слова из пересохшего рта. — Ты думаешь, что это только из-за давней дружбы между родом Приама и царями Эфиопии, или Нубии, как зовёте её вы. Но дело не только в этом. И не столько...

— Я знаю, — отрезал Рамзес. — Неужели ты не понимаешь, что тебя предали от начала и до конца? Я знаю: Колуба, нынешний царь Нубии, заманил тебя в ловушку, сыграв на твоей любви к брату.

Гектор почувствовал, что вот-вот упадёт. И не было даже возможности шире расставить ноги — мешала проклятая цепь.

— Я уже понял, что меня обманули, — проговорил он хрипло. — Но я не знал, что тебя извещали обо всём.

— Ну, не обо всём. Чтобы всё до конца понять, я должен задать тебе ещё несколько вопросов, Гектор, — проговорил Рамзес уже другим, более мягким тоном.

— Чтобы я смог тебе отвечать, — выдохнул пленник, — мне нужно выпить хотя бы чашку воды. Думаю, в этом ты мне не откажешь, как ни велик твой гнев. Только вот поднести её ко рту я не смогу: цепи помешают, а из твоих слуг и воинов мало кто достанет до моего рта.