Тефиб ответил едва слышно:

— Ты прав, великий! Уже четыре луны назад ливийцы захватили крепость.

Стоявшие вблизи египетские военачальники и воины вскрикнули. Все наконец стали понимать то, что давно уже понял Гектор — по воле могучего изменника, находившегося вблизи самого фараона, их войско отправили на верную гибель!

Гектор поднял руку, призывая всех молчать.

— Я ещё не всё услышал. Тихо! Говори, Тефиб: сколько ливийцев в крепости?

— Чуть больше тысячи.

— А те силы, что вне её... Они сейчас идут за нами?

Изменник покачал головой.

— Они идут навстречу, чтобы обойти ваше войско сзади и ударить в случае, если ты не пойдёшь к крепости, либо перехватить вас, если вы сумеете отступить, наткнувшись в крепости на врагов. Этот их отряд насчитывает две с половиной тысячи человек.

Полководец нахмурился. Люди вокруг него вновь зашумели, ещё яснее понимая, в какое почти безвыходное положение они попали.

— Нас всех приказано истребить? Да? Говори же!

Тефиб отвечал уже почти равнодушно:

— Все египтяне должны погибнуть. Я передал приказ предводителям мятежников... Приказано дать уйти вот этой женщине, амазонке. Тебя, великий, они должны взять в плен.

— Ого! — изумился троянец. — Ливийцы, сколь я слышал, пленных не берут. Или берут только для продажи в рабство. Зачем же им я?

— Этого я не знаю, — ответил Тефиб. — Правда, не знаю.

— Ты им затем, — глухим и ещё более низким, чем обычно, голосом проговорила Пентесилея, — что коль скоро мне удастся уйти и я доберусь вновь до Мемфиса, то кое у кого появится ещё одна великолепная возможность ставить мне условия! Тогда мне будут не только обещать, может быть, отыскать моего пропавшего мужа, но и, может быть, спасти из рук ливийцев тебя!

— Змей двухголовый! — прошептал Гектор и затем быстро огляделся. — Так... Если я правильно понял тебя, ехиднино отродье, то отряд ливийцев в две с половиной тысячи движется сейчас по этому вот ущелью?

— Да.

— Надо немедленно повернуть назад! — воскликнул Анхафф.

— Поздно, — спокойно возразила Пентесилея. — Если мы пойдём в обход ущелий, то потеряем слишком много времени, и они встретят нас по другую сторону высохшей реки, которую мы миновали вчера. — А если втиснемся вновь в первое ущелье, нас в нём и настигнут, а там драться невозможно.

— Но, быть может, они ещё далеко! — предположил Харемхеб.

— Их конница в двух часах езды, — сказала амазонка, опускаясь на колено и касаясь ладонью земли. — Я слышу их. Нет, нам не успеть уйти. И в любом случае конница движется быстрее колесниц. Они бы нас догнали.

— Будь проклят, предатель! — завопили вокруг несколько человек. — Прежде чем перебьют нас, надо разорвать на куски этого ублюдка!

— Прежде чем перебьют нас, надо постараться перебить врагов! — резко оборвал воинов Гектор. — Что это вы раскричались? Две с половиной тысячи каких-то ливийцев, каких-то паршивых разбойников, которым страшно принять честный бой и которые устраивают противникам западни... И мы их испугаемся и побежим?

Пентесилея улыбнулась. Такой оборот ей нравился.

— Здесь будем драться? — спросила она.

— Нет.

С высоты своего роста Гектор ещё раз осмотрелся и затем, подойдя к своей колеснице, вскочил на неё.

— Слушать всем! Сейчас мы поднимемся на плато, то, что над ущельем. Это надо сделать быстро и по возможности тихо. Поднимаются только пешие, колесницы остаются внизу. Харемхеб! Лазутчика связать, и покрепче, — если он сбежит, голову я сниму с тебя!

— О, об этом не беспокойся! — воскликнул молодой военачальник. — Что-что, а вязать мы, египтяне, умеем на славу...

— Хорошо. Анхафф, будь возле меня, я скажу, что предстоит делать тебе и бойцам на колесницах. Пешие, вперёд! Когда будете наверху, я к вам поднимусь.

— Скажи, отец, а почему гиксосы разрушали наши храмы? Они так боялись наших богов?

— Наверное, они боялись, что наши боги окажутся сильнее духов, которым молились они. Тем более что впоследствии так и произошло. Послушай, Атуни, уже скоро полдень. Становится слишком жарко, и тебе лучше пойти в дом. Там и читать удобнее.

— Но в доме не прохладнее. Там даже душнее, а здесь, под тенью деревьев, очень хорошо и так легко дышится! Папа, ну побудем ещё немножко в саду! А то ты ведь скоро опять поедешь к фараону... Старшие сыновья тёти Альды в школе, маленький Анх-Гор с утра наигрался и спит, и мне опять до вечера придётся быть одной... Ну пожалуйста!

Девятилетняя Атуни, дочь Сети, начальника охраны фараона, сидела на широкой деревянной скамье, под шатром огромного ивового куста. Тонкая, очень смуглая, с большими, сильно вытянутыми к вискам глазами, похожими на лиловые сливы, с прямыми, до пояса иссиня-чёрными волосами, одетая в белую воздушную юбочку и широкую полупрозрачную накидку из бледноголубой кисеи, девочка походила на диковинную птичку, укрывшуюся среди густых ветвей от дневного зноя. Она устроилась, подогнув под себя босые ножки и разложив на коленях прошитые листы папируса. Это был один из списков любимой многими египтянами «Истории о нашествии гиксосов и их изгнании из пределов двух царств»[30]. Сети, потерявший во время эпидемии чёрной язвы всех своих детей, кроме Атуни, уделял ей много внимания и сам обучил её читать, хотя в этом возрасте большинство девочек ещё только-только начинали узнавать грамоту, а иные не умели читать и писать до самого замужества[31].

Обычно Сети бывал на службе целыми днями, возвращаясь лишь к вечеру, и Атуни оставалась под присмотром рабынь. Живая и смышлёная, она не любила сидеть дома, а проводила время с сыновьями Хауфры и Альды, вместе с ними бегая, и фая и, так же, как и они, учась приёмам кулачного боя, стрельбе из лука, верховой езде и прочим чисто мужским искусствам. Альда, сама обучавшая сыновей, только радовалась участию в их занятиях маленькой дочери Сети — амазонке, само собою, и в голову не приходило, что эти упражнения не для девочки. Не приходило это и в голову Сети — он считал, что будет вовсе не плохо подготовить Атуни к любым поворотам судьбы. Когда же старшие два мальчика стали днём посещать школу, шалунья полюбила уединяться в саду, где с удовольствием читала всё подряд, особенно то, что касалось войн и подвигов — здесь тоже сказывалось влияние воинственной тёти Альды.

Но больше всего девочка радовалась, когда Сети удавалось днём отлучиться из дворца и приехать к ней либо пораньше вернуться вечером.

Отец сидел на скамье подле дочери, рассеянно вертя в руке ивовую веточку и постепенно обрывая с неё длинные светлые листочки. Обычно он охотно беседовал с маленькой шалуньей, но в этот день был рассеян: слитком много мыслей занимало его и не давало сосредоточиться.

Сад вокруг его дома был ухожен и разбит на аккуратные аллеи. Деревья и кусты давали густую тень даже в самый огненный полдень, а множество самых разнообразных цветов заливали всё вокруг густым и сладким запахом, от которого пьянели даже пчёлы, до самого заката сновавшие меж разноцветных бутонов и соцветий. Водой сад снабжали два колодца со специальными приспособлениями — шадуфами, которые позволяли доставать воду, не прикладывая большой силы. Рабы-садовники очень любили эти забавные сооружения, состоящие из столба и длинной-длинной перекладины с грузом на коротком конце. К длинному концу крепилась верёвка с кожаным ведром, которое и опускали в колодец, чтобы затем грузило, опускаясь, вытягивало его наверх. Атуни, однако, злилась на шадуфы: однажды, когда ей было всего шесть лет, она вздумала сама достать ведро воды и ухитрилась до половины опустить кожаную бадью вниз, но грузило оказалось тяжелее девочки, и она с визгом и плачем взвилась на длинном конце перекладины и задрыгала ножками над жерлом колодца. Испуганная служанка кинулась на выручку и тут же спасла озорницу, но та с тех нор так и не смогла забыть обиды, полученной от «противной июней», как она прозвала шадуф.