Ей хотелось реветь навзрыд. Хотелось схватить владаря за плечи, потрясти в надежде, что лед, крепко удерживающий его эмоции, потрескается и рассыплется, освободив настоящего, доброго и теплого Квада… Такие мысли посещали Пелагею, глядящую на ссутуленную фигурку девчушки, отправляющейся в ссылку. Ради прощания с ней нянюшка вышла из Хранилища и сейчас стояла у каменных валунов на краю озера.

Крепко прижав к себе изгнанницу, Пелагея зашептала:

— Он еще сам не понимает, какую ошибку совершил! Но он поймет. И очень скоро. А ты — держись. Знаю, будешь скучать по нему. — Женщина вложила в маленький чересплечный мешочек Элишки несколько черных перьев. — Как захочешь увидеть его — брось перо в сосуд с водой. Как перо коснется поверхности, так рябь пойдет, а потом увидишь его, где бы ты ни была.

— Зачем он так со мной? — не понимала девушка.

— Глупый потому что! — подмигнула нянюшка, и снова обняла. Чмокнула в макушку. — Иди детка! Я верю, что однажды ты вернешься в Ирий!

Элишка шагнула к каменным великанам и остановилась, в последний раз бросив взгляд на черную башню. Ей не верилось в счастливое возвращение. А владарь… не пришел даже попрощаться. Он прогонял ее из своего рая…

С опаской сделав шаг вперед, девушка услышала крик птицы. Но это всего лишь Ора решил, что отправится вместе с ней и разделит ее участь, какой бы та ни была. С верным ястребом уходить было немного спокойнее. И Элишка ступила за Грань…

— Ох, зря мы это сделали! — ворчал сокол.

— Ты из гордой птицы превращаешься в курицу-наседку! — Заметил владарь, пытаясь погрузиться в чтение. Но буквы будто разбегались перед взглядом, а прочитанное вообще не укладывалось в голове. И после двадцатиминутных попыток, он закрыл книгу. — Она — человек! Пусть находится среди своих.

— Ну да… Пусть посмотрит на людей, — остановился на подоконнике сокол, присмотрелся к владарю, и развил тему. — На мужиков. Авось кто ей и приглянется.

Теперь Бориска и впрямь заметил насколько изменился за это время повелитель. Его лицо перестало быть каменной маской. Мышцы непослушно выдавали все кипящие внутри эмоции. Видимо, повинуясь внезапному порыву, он поднялся на ноги и подошел к окну. Но сделал себе этим хуже…

На той стороне озера изгнанница обернулась, чтобы последний раз посмотреть на черную башню, где прожила долгих шестнадцать лет, а потом взяла, да и прошла через Грань… Внутри владаря дрогнула пустота и стала разрастаться. В Ирие быстро собрались темные тучи, плотно укутывая голубое небо, словно солнце ускользнуло из рая птиц следом за маленькой белокурой девушкой, решив спрятаться в ее мешочке.

Снега выпало так много, что ноги проваливались до колен в этот пушистый покров. Красота, посеребренного леса завораживала и радовала, придавала воодушевления. А вот дикий, кусачий холод — нет. Буквально сразу пришлось достать из мешка плащ, и спрятать под него Ору. Птице такая погода никак не нравилась. Уже через каких-то пару часов прекрасная и ослепляющая зима совсем разонравилась одинокой путнице.

Пробираться через лес неведомо куда было трудно. Элишка не знала, в какую сторону идти, где искать место для ночлега. Пальцы на руках и ногах сначала жгло от холода, а потом она и вовсе перестала их чувствовать.

Сгущались сумерки. Поднималась метель и заметала следы одинокой девушки, бредущей через лес не имея цели. И холод теперь пронизывал насквозь. Хотелось расплакаться. Но Элишка понимала, что слезы быстро превратятся в сосульки. Впервые она остро ощущала, что такое голод. Он мучительно больно сжимал желудок.

На пару мгновений зубы перестали выстукивать затейливый ритм на потеху вьюге. Но только ради того, чтобы девушка чихнула. И укутавшись в плащ плотнее, прижала покрепче такую же околевшую птицу. Попробовала подтянуть ткань к лицу повыше, дыханием согревая Ору. Однако ноги уже почти не слушались. И появилось странное желание остановиться и больше не двигаться.

— Я не могу больше! Нет сил! — пожаловалась она Оре.

Околевшая птица ободряющее клюнула в руку, намекая, что необходимо двигаться вперед. Потому Элишка заставила себя идти дальше.

Пришлось преодолеть длинный путь (или он просто таким показался), но наконец, впереди замаячил теплый свет. Путница ускорила шаг, немного подпрыгивая, чтобы не застревать в сугробах.

Это был небольшой составленный из бревен и мха дом. В его окнах горел добродушный свет, зазывая войти. И добравшись до порога, Элишка не медля ни секунды, постучалась. Тяжелая дверь распахнулась и ее окутало тепло.

— Здравствуйте, люди добрые! — жмурясь и улыбаясь, поздоровалась она. — Не откажите в гостеприимстве! Приютите сироту!

И поклонилась до самого пола, как учили ее Борис Васильевич и Пелагея.

— Здравствуй, здравствуй! — пробасил мужской угрожающий голос, и дверь глухо захлопнулась.

В комнате у камина, за столом и на лавках сидели мужчины. Человек десять, а то и более. И совсем уж не дружелюбно смотрели они на девушку. Улыбались, только как-то неприятно.

Борис Васильевич отодвинулся от большой круглой чаши на столе и заметался по комнате.

— Вот! Наивный ребенок попался в первую же ловушку. Ей же никто не рассказал о том, какие люди бывают!

Он хотел адресовать владарю очередной укор, только уже было некому. Секунду назад сидевший в кресле Квад исчез.

— Дурень! Ты теперь так каждый раз метаться будешь??? — вздохнул Борис Васильевич и снова прильнул к чаше, со всем вниманием следя за тем, как белокурую наивную девушку, испуганную до слез, закрывают в крошечной комнатушке с крысами, а ее ястреба пытаются изловить здоровенные мужики.

Она сидела в темной каморке, будто поглощенная тьмой. Прислушивалась к каждому шороху, и беспокоилась о ястребе. Судя по голосам, доносившимся из-за двери, Ору поймали, но мужчины очень сомневались, что мясо дикой птицы будет вкусным. Потому просто решили продать достаточно драгоценное животное.

Элишка задрожала. Сердце подсказало, что ее судьба в мире людей закончится быстро и трагично. И она не вернется никогда-никогда в Ирий. Заплакав, вспомнила лицо владаря. Губы сжала, чтобы не позвать его — а ведь так хотелось, прокричать его имя, позвать, чтобы спас. В ту же минуту стало очень обидно от мысли, что единственный, кому она доверяла и рядом с кем хотела быть, не придет, не станет помогать и защищать, ведь сам изгнал из своего рая, своего сердца.

Пропев эти тоскливые строки, она заревела сильнее от жалости к самой себе. И, похоже, была готова прореветь всю ночь напролет… Если бы у предводителя шайки в этот вечер не дрогнуло сердце. А вместе с ним нервы… И кажется, даже мозги немного задрожали…

Мечтая поскорее прекратить собственную головную боль, он отправился к ее причине и распахнул дверь, напугав пленницу. Он мог бы ее ударить, но понимал, что истерика станет только громче и сильнее. Потому решил заговорить.

— Ну что ж ты воешь??? — воззрился на нее он. — Мы ж тебя не убиваем… — и чуть подумав, уточнил: — Пока еще…

Элишка взвыла громче, постепенно впадая в истерику.

— Тише ты! Оговорился я. Не будем мы тебя убивать. Продадим…

Такой вариант пленница тоже не одобрила, о чем свидетельствовал новый вой.