— Ты просто не пробовал! — заявила она, не принимая отказа, и потянула за собой. Но большая, грациозная черная птица была таковой только в небе. На поле, заменившем танцевальный пол, владарь стоял, словно вкопанный сторожевой валун, а юная белокурая девушка плясала вокруг него. Хотя иногда он кружил ее, чувствуя себя действительно вовлеченным в затейливый танец, и даже получал сомнительное удовольствие, рвущееся наружу едва заметной улыбкой. Но в итоге, она все равно отпустила его руку и долго парила, как бабочка, среди трав и цветов, ткани длинной юбки развивались, будто крылья.

Квад стоял в центре поляны, завороженный, и жадно слушал переливы ее смеха. На мгновение, он задумался о том, какие бы крылья подарил наивному созданию: пожалуй, у нее были бы золотистые, переливающиеся на солнце перья… или бирюзовые, и голубые, с раскраской, как у павлина, а на головке птицы непременно появилась бы корона-хохолок, как у венценосного голубя. В воображении повелителя Ирия нарисовался образ новой дивной птицы, похожей на многих и в то же время единственной, неповторимой. Правда, цвет ее оперения так и остался неясным. Впрочем, птица получилась бы действительно красивая и необычная… но немного неуклюжая. Выплясывая и кружась, Элишка внезапно пропала в волнах трав…

— Со мной все в порядке, я просто споткнулась! — заверила владаря, склонившегося над ней. — Немного ударилась локтем…

Она, как в детстве, продемонстрировала ему покалеченную руку, и владарь, наверное, по привычке подул на локоть. Элишка растянула на лице довольную улыбку, так и не решив подняться с земли. Квад понял, что его поймали на очередную женскую хитрость. Чтобы укорить в коварстве белокурое создание, он нахмурился.

— Не злись! — щелкнула его по носу девушка, чем могла бы разозлить еще больше. Однако владарь не стал обижаться. Наоборот, замер, размышляя над чем-то…

— Захотела бы ты себя сейчас нарисовать? — вслух задумался Квад. Элишке очень нравилось смешение цветов на закате, безмятежная и прекрасная глубина озера, загадочность туманов, и непременно она оценила бы мягкие переходы тонов: собственной нежной кожи, золотых прядей волос и засохших трав с голубыми и красными цветами на веточках. Ее глаза стали такими яркими сейчас.

— Если бы ты видела себя, как вижу я… — невольно сорвалось с губ владаря, и его рука коснулась нежной щеки, залившейся румянцем.

Впервые его взгляд смутил Элишку. На краткий миг она замерла в смятении. Но оно уступило место сладкому теплу, будто медом, пролившемуся по сердцу. И тогда девушка приподнялась, потянулась, прикоснулась губами к щеке владаря, и медленно отодвинулась, чтобы рассмотреть в его глазах…

Только вот не было в них ни любви, ни ласки. Они пугали холодом, отчужденностью и мраком, ибо непроницаемо черные они смотрели куда-то за горизонт Ирия.

Тело его напряглось, окаменели мускулы. Он более не любовался красотой природы и девушки, а весь обратился в слух — где-то в другом мире повелителя пернатых призывали детские души.

— Тебе надо лететь. — Поняла Элиша, ощутив укол разочарования.

— Ты не доберешься до башни сама. До дождя. — Огляделся владарь. Тучи сгущались, обещая непогоду.

— Ты же можешь развеять тучи? — с надеждой спросила она.

— Не сегодня. — Покачал головой он. Времени оставалось совсем мало.

— Тогда я полечу с тобой! — решила упертая девушка, уверенно поднимаясь вслед за повелителем. Владарь не стал долго раздумывать — не до того ему было — повернулся спиной к собеседнице, и она, привстав на носочки, крепко обхватила его за шею. Короткий прыжок — и над поляной распахнула крылья черная большая птица. Элишка с горечью обернулась назад, уже пролетая над «пристанищем счастья», наградила поляну взглядом сожаления: как бы ей хотелось подольше оставаться на земле рядом с Квадом!.. Увы, повелителя душ часто отвлекали и сопротивляться зову смерти он никак не мог.

Девушка пригнулась и накинула капюшон, чтобы не замерзнуть — ветер между мирами был ледяной.

Маленькая церквушка уже догорала, превращаясь в пепелище. И, пожалуй, никто из свидетелей (уцелевших свидетелей) этого пожара не смог бы точно сказать, сколько человеческих жизней отныне будут развеяны ветром по всей земле. Впрочем, владарь насчитал около десятка лишь одних детских душ.

— Они все сгорели заживо? — хриплым голосом проронила Элишка, невольно сжимая перья, как гриву лошади, в кулачках.

В воздухе пахло гарью и смертью. Горло саднило и стыло сердце. Девушка почувствовала как оледенели ноги от страха перед встречей с собственным прошлым, лицом к лицу.

Черная птица, приметив еще два столба дыма, и мелькающие на их фоне белые светящиеся пятнышки, отчего-то свернула в сторону лесного холма, выделявшегося на фоне верхушек деревьев, подальше от мрачных картин вольного художника по имени Смерть.

Там на широкой площадке черная птица приземлилась. Девушка осторожно скатилась со спины по боку повелителя птиц, понимая, что эта вынужденная остановка сделана ради нее.

— Оставайся здесь! — приказал владарь.

— Ты же вернешься? — холодея от дурного предчувствия, спросила девушка, и стиснула зубы, когда очень захотелось прокричать: «Не улетай! Не бросай!». Голос дрожал, впрочем дрожь охватила все тело.

Квад не сказал ничего, казалось все итак понятно. Он непременно вернется…

А меж тем в селениях разгоралась бойня. Люди убивали друг друга. И причиной тому была болезнь — жуткая, беспощадная, не делающая исключений ни перед детьми, ни перед седой старостью. Владельцам же этих земель было все равно, сколько живых заразилось и сколько выстояло в борьбе с болезнью. Они опасались, что чума распространится по всей стране. Лекаря, успевшего спасти три десятка несчастных, убили первым, не позволив ничего объяснить.

Крики отчаяния и боли, ненависти, страха заменили и оттеснили птичий галдеж. Хотя пернатым не хотелось участвовать в сюите смерти. Лишь стервятники ожидали своей очереди кормиться, но сидели на ветках молча, провожая огромную черную птицу скучающими взглядами.

От ужасных криков в жилах Элишки стыла кровь. Даже с холма ей было прекрасно видно все то, что происходило в деревнях. И голова кружилась, и из тумана разума вдруг стали проявляться багровые картинки.

Девушка упала на колени перед ужасом. Закрыла уши руками и крепко зажмурилась, до боли.

— Я не хочу вспоминать! — приказывала себе Элишка, но память упорно подбрасывала одно видение за другим в костер боли: мама, охваченная огнем, отец, которого не стало совсем внезапно, без прощаний и слов, брат… Вот и все — только пустота… Постоянная и заменившая родных.

Владарь летал к границе и обратно трижды. Вселенная словно сговорилась, выпустить на волю доселе запертое зло. Оно не на шутку разбушевалось, устроив игрища на территории людей. И везде, где древнее создание прогуливалось размеренным шагом, разгорались пожары. В какой-то момент Кваду показалось, что человеческий мир напрочь окутало плотным дымным кольцом, через которое не проступает ни один лучик света. Возможно, вскоре там вообще не останется живых существ — все задохнутся в дыму, в гари… Все…

— Элишка! — с ее именем на устах Квад вновь прорвал серое удушливое полотно смога, словно в одном из тех заколоченных зданий, была заперта и его бескрылая птичка. Потому, гонимый несвойственными чувствами, он вначале кружил над догорающими храмами, прислушиваясь, вглядываясь. И, признаться, забыл, где оставил белокурую девушку. Потому немного полетал там и сям, пока серая мгла, застившая обзор, не поредела, превратившись в подобие прозрачного шелка. В хаосе проявился одинокий, покошенный шпиль храма — того самого, первого, на который они смотрели, спустившись сюда из рая. Владарь свернул в противоположном направлении, к холму, который не спутаешь ни с каким другим. Черная птица коснулась лапами травы, повертела головой на длинной шее, прошлась до деревьев и чуть ли не заглянула под каждый куст, подумав, что снесла бы всю мешающую растительность, лишь бы поскорее найти девушку.