Впервые Лета увидала лицо наемника целиком. Тяжелый, слегка красноватый кончик носа, наводили мысли о через мерном употреблении спиртных напитков. Слегка отвислая нижняя губа, мешки под глазами и одутловатый подбородок, дополняли образ пропойцы. У него даже руки слегка дрожали. И спроси кто девушку, как выглядит человек, что крался за ними в течение нескольких суток, все что она смогла бы, описать это новое не настоящие лицо.

— Нравлюсь? — даже голос у него поменялся, став более низким, хрипловатым. — Ах, да, познакомиться забыли. Зовут меня Крим. И магу напомни, как в себя придет. Сейчас приведу коней, и начнем спектакль…

***

Небо едва посерело на востоке, когда дед Мирхей, самый старый житель деревни Малая кость, вышел из дому. Кряхтя, он присел на завалинку, откинулся на бревенчатую стену, которая еще хранила холод ночи, и решил дождаться появления солнца. На сон ему с годами требовалось все меньше времени, и вот такие утренние приветствия светилу, уже стали традицией.

Косматое солнце выползло из-за темной гряды леса, взглянуло насмешливо на Мирхея, словно спрашивая: «Жив еще, старый пень?»

— Жив, жив, — проворчал в ответ старик, щурясь, — И ты не хворай.

Солнце не снизошло до ответа, впрочем, как всегда, прекрасно зная, что будет так же вставать и завтра, и через год, и даже когда память о старике травой порастет.

— Доброе утро! — раздался звонкий мальчишеский голос. — Опять сам с собой разговариваешь?

Старик оторвал взгляд от поднимающегося светила, и взглянул на мальчишку, тринадцати лет от роду, который приходился Мирхею дальней родней, но давно уже считался внуком. Вот уже второй год, после смерти родителей, паренек жил в доме деда. Вставали они в одно время, и пока Мирхей любовался восходами, мальчишка успевал сделать кое-что из домашних дел, а после убегал на работу к пастуху, у которого числился помощником.

— Ты, Сой, не прав, — как и много раз до этого ответил дед Мирхей, — разве ж я сам с собой разговариваю? Вон сколько слушателей: ранние птахи, жуки-букарахи, да солнышко в небе.

Говорил вроде серьезно, а глаза смеялись. Мальчишка в ответ улыбнулся, напомнил деду о завтраке, что давно уже стыл на столе, но уйти не успел.

— Помогите! — прорезал утреннюю тишину, истошный крик.

От леса мчались две лошади с всадниками. На первой, светло серой, скакал невысокий толстяк, с раскрасневшимся лицом и косматыми растрепанными волосами перехваченными повязкой. Он разевал в крике рот, таращил в испуге глаза и тащил в длинном поводу темно-гнедую лошадь, в седле которой из последних сил держался высокий черноволосый человек с очень бледным лицом. Его мотало из стороны в сторону, и было не понятно, как он ещё не упал.

Не успел старик всерьёз удивиться или испугаться, как первый всадник натянул повод, но слишком разогнавшиеся лошади проскочили мимо. И лишь через несколько скачков, наконец, остановились. Бока скаковых ходили ходуном, блестели от пота, с удил падали клочья пены.

Толстяк, по виду не менее взмыленный, чем лошадь, первым оказался на земле и, отдуваясь, побежал к спутнику, которого окончательно оставили силы, и он начал медленно сползать по боку лошади. Толстяк успел неловко подхватить черноволосого у самой земли, не удержал, зато собой смягчил падение. До деда Мирхея донеслось: "господин, мой бедный господин"

"Что за странные личности», — подумал старик, раздумывая, а не опасно ли к ним подходить, а после тихо пробормотал Сою:

— Беги к старосте, я буду не я, если этот странный черноволосый полутруп не маг. А потом вернись, нужно лошадок обиходить, ишь как им досталось.

Парнишка не отреагировал, точно не слышал, глядя широко распахнутыми от удивления глазами куда-то поверх седла гнедого.

— Сой, ты чего? — старик коснулся плеча внука, — За старостой быстро и назад.

Мальчишка протер глаза, но тоненькая девушка, сидящая в седле гнедого, видимо и вправду лишь померещилась.

"Жаль. Но такая красивая вряд ли в жизни может быть. К тому же настолько не одетая», — залившись краской смущения, мальчишка сорвался с места и убежал к центру деревни.

— Что случилось, уважаемые? — спросил дед Мирхей, с трудом дошаркав до двух странных людей.

— Мой господин очень плох, — стенал толстый слуга над лежащим в пыли хозяином, заламывая руки — Ох, мой бедный господин.

— Может, занесете его ко мне в дом? — предложил старик, растроганный столь трепетной заботой, — Пойдемте.

— Спасибо, уважаемый, спасибо.

Мужик схватил морщинистую руку старика в свою и с благодарностью принялся трясти. Потом, взвалив на плечи бесчувственного хозяина, потащил его к дому старика, который шёл рядом, стараясь не отставать. На крыльце дед первым преодолел две ступеньки, предупредительно открыл и придержал дверь.

Пройдя небольшие сени и перешагнув высокий порог, они оказались в кухне. Слуга дотащил хозяина до не широкой лавки рядом с остывающей печкой, аккуратно опустил на нее раненого, разогнулся с хрустом и огляделся.

Пол был собран из широких струганных досок, стены бугрились боками бревен, потолок состоял из узких реек. Половину жилого пространства занимала большая беленая печь. Напротив, у небольшого окна стоял широкий стол с двумя тяжелыми табуретами по бокам.

Скрипнули петли. Старик обернулся, решив, что пришел староста или внук вернулся, но в проеме никого не было. Наверное, просто дверь не плотно закрыл, когда входил, вот ее сквозняком и качнуло.

Лета, стараясь не шуметь, не скрипеть половицами, прокралась до лавки и уселась на пол, слегка переживая из-за Ханар, который еще не очнулся.

Ассасин же и впрямь гениально играл убитого горем слугу, который едва не потерял хозяина, Лета прям залюбовалась, несколько раз ловя себя на мысли, что даже ее проняло.

***

Мальчишка, посланный за старостой, вернулся спустя полчаса, когда его дед, весь извелся, глядя в окно. Сначала старик пытался вести себя, как ни в чем не бывало: позавтракал, предложив и гостю, но тот отказался есть, пока его господин не очнется.

— Ты чего так долго? — набросился старик на паренька, выплескивая нервное напряжение в ворчливой ругани, — А староста где? А лошадьми кто занимается?

— Я мальчишек попросил, они уже все сделали, — отмахнулся Сой, не уточняя, что за это пришлось отдать самое большое свое сокровище — горсть прозрачных янтарных камушков, с разными букарахами внутри каждого.

Но слишком уж любопытные гости заглянули в дом деда, за возможность утолить свое любопытство первым, и не такое можно отдать. К тому же, Сой хитро улыбнулся, мальчишки сами же его камушки назад вернут, когда подробности о госте начнут выспрашивать.

Парень буквально пожирал глазами лежащего мага и суетящегося рядом слугу. Опять рядом с лавкой на полу померещилась красивая девушка, в таком виде, что все мысли вылетели из головы, а щеки заалели.

— А староста? — еще раз спросил Старик.

— А? — стоило отвести взгляд, и девушка пропала. — Ну, вот!

Протянул мальчишка разочарованно, наткнулся взглядом на хмурое лицо деда, со сведенными вместе косматыми бровями, постарался придать своему максимальную серьезность.

— Что вот? — спросил старик.

— Да вот говорю, идет, — выкрутился пацан, и шмыгнул вглубь дома.

Далеко, однако, не ушел, замер за занавеской, которая отделяла кухню от комнаты, где они спали с дедом. Ткань давно прохудилась, в нескольких местах протерлась до дыр, став очень удобной для наблюдения.

Между тем под тяжелыми шагами заскрипели ступени крыльца, почти сразу распахнулась дверь, перешагнув высокий порог и пригнувшись в дверном проеме, в избу шагнул староста.

«Наверное, когда-то он был знатным богатырем, с которым не всякий медведь в лесу согласился бы схлестнуться», — предположила Лета, рассматривала вошедшего громилу с нескрываемым интересом, пользуясь тем, что ее никто не видит.

Теперь же от того славного прошлого остался лишь рост, а некогда стальные мышцы скрылись под жировыми складками.