Почему я так сокрушался о Сашеньке? О нашей несостоявшейся любви?
Потому что через полгода появился мой тёзка.
Не помню, как меня зовут. Как я назвал героя своей книги? У нас было и будет так много имён, что в сущности не важно. Вспомнил, моего тёзку звали Иваном, как и меня. Чтобы не было путаницы, я буду звать его на английский манер Джоном. Джон не был глуп. Физически парень был развит лучше меня. Если вычесть из него меня, то получится именно то, чего Саше не хватило во мне. Он не имел к нам никакого отношения, единственной его задачей было духовно отдалить Сашеньку от Виктора, от Олега и от меня. По иронии судьбы или чьему-то расчёту Джон оказался двоюродным братом Виктора. Братья были друг к другу равнодушны, каждый терпел другого. Виктор морщился, когда заходила речь о Джоне, так как уже догадывался, что происходит, и благоразумно не вмешивался в то, что изменить был уже не в силах. Просто терпел, он даже не захотел намекнуть в чём дело, я бы вряд ли поверил, а ему бы это стоило жизни.
Виктор ждал, ждал до последнего, и дождался с точностью до секунды. Виктор угадает момент, когда нашего общего могущества будет достаточно, чтобы успеть сказать мне всё, что он знал, и не погибнуть, пока всё будет не сказано. Тогда нас уже будут уничтожать в открытую, маскировки не останется, терять будет нечего, а пока мы были лишь группой подозреваемых из многих прочих, которых «опекал» мой вечный визави. Надо было молчать и терпеть.
Виктор молчал и терпел.
Почему он был так дорог мне? Потому что первым вспомнил, что нас связывало испокон времён, а я это почувствовал. Так бывает дорог друг, узнавший тебя в толпе и пришедший на помощь… или женщина, с которой был близок, возвращающаяся в трудную минуту, ощутив, что нужна… или солнце, выглянувшее, когда ветер излишне силён и холоден… или луна, выбравшаяся из-под тучи, чтобы путник не потерял тропы в лесной глуши.
Этот Джон уловил флюиды влюблённости, зарождавшиеся между мной и Александрой, и перехватил их без труда, ибо был создан для этого. Он был боеголовкой с любовным наведением. Ощутив рядом любовь, он вторгался и разрушал её. Я думал посвятить этому периоду нашей жизни целую главу, но не хочу. Этот карманный иуда рода человеческого, даже не подозревал, кого поцеловал в лице Александры и что это был за поцелуй. Полагаю, роль сребреников сыграло голодное юношеское либидо. Ничего плохого сказать о нём не могу: парню даже не понадобилось её соблазнять, он уже был близок к этому, но задача зла была выполнена прежде, чем это произошло. Планом был не соблазн, не связь — а разрыв и разлука. Антураж, необходимые эмоции и удары обеспечили родственники с обеих сторон. Сашина мама считала этого Джона тупицей и нещадно давила на Сашу, так давила, что подавила надолго в ней саму способность любить. Косные родители Джона сочли Александру с её свободолюбивой манерой выражать свое мнение и одеваться девицей лёгкого поведения. Когда-то, возможно, она была ею, но не в этот раз. Если бы на месте Джона был я, мы бы это всё победили, но одна против всей этой толпы, инспирированной нашим недругом, Александра была бессильна.
Самая тонко организованная из нас была нейтрализована. Основой и знаменем Сашиной натуры была вера, доверие, убеждение. Играя на этом инструменте, она могла творить чудеса. Мой тёзка и его родственники уничтожили эту веру. Пока мы оставались вместе, Александра умудрялась частично восполнять утерянные способности. Но отныне она уже занималась не нашей победой, а собственной бедой, и на распутье свернула в сторону своей беды. Как человек, она ищет веру, окунаясь в православие, в логику, в колдовство. К сегодняшнему дню фиаско — её реальность.
А виноват я.
Тысячу раз я.
Я не смог заставить её поверить тогда в свой сон.
Я не смог дать ей того, что должен быть.
И ей не хватило того же.
Но вина лежит целиком на мне.
Это — не просто самобичевание, это — совесть.
Чего-то мне не хватило.
Господи! Помоги понять. Наставь на путь истинный! Чего-то не хватило? Прошу: обрати внимание на это, мне действительно кое-чего не хватило. И это было моё секретное оружие против тайного врага. Последняя битва, что едва не стала моей победой, была этим хитрым ходом. Я добровольно отказался, поддался, не учёл одного фактора, вроде бы не придав ему значения. Мой соперник, с которым мы вот-вот повстречаемся, попался на эту удочку. Или я попался на его удочку? Бог молчит, и моё отражение в зеркале само немо вопрошает в ответ на мои же вопросы.
Кто кого перехитрил?
Я заплатил Александрой за свою военную хитрость.
В этом моя главная вина.
Она могла бы прожить долго, без особых страданий. Только в те редкие минуты откровений, когда колёса вселенной мерещились бы ей, она бы понимала, что потеряла ось и цель.
Вот он — ещё один парадокс: врагу не нужна ничья смерть, вернее выгодна только смерть самых опасных — которые живые опасней мёртвых — тех, кого не возьмёшь ни деньгами, ни страстью, ни болезнью, ни страхом, ни верой, ни борьбой, ни властью.
Кто из нас зло, а кто добро? Я уже давно не задаюсь подобным вопросом. Тонкость ситуации в том, что с Машей карта разыграна так, что мне самому придётся убить её, чтобы возродить заново, а реальность будет беречь её, как зеницу ока.
Помните, я уже касался процесса Салемских ведьм?
А это уже какой раунд?
Александру, например, враг победил борьбой за неё саму.
Виктора врагу пришлось убить.
Меня тоже, возможно.
Эта партия играется давно, повсюду расчёт: вот, например, из всех нас кого проще всего убить на протяжении жизни? Я описал почти всех. Временно отсрочим сей вопрос.
Ещё парадокс.
Представьте себе Виктора с мощными мозгом, направленным не на победу, а на выживание? А если целью моего упрямства сделать жизнь, а не победу? Бессмертие давно было бы на вооружении человечества.
Главная моя цель — убить тех, кого потом убить будет тяжелее всего, и можете быть уверены, что своё намерение я исполню без колебания прежде всего по отношению к себе.
Главная же ЕГО или ЕЁ цель — оставить в живых любого из нас.
Я окончательно всё запутал, простите, я не писатель, я всего лишь бог. Представьте себе шахматную партию со всеми её обменами, обманными ходами, тактикой, стратегией с первого хода и до последнего мата, последней ничьей. Попробуйте описать это. В шашках вообще есть ситуации, когда во избежание проигрыша приходится заставлять противника поедать твои собственные оставшиеся шашки.
Жертва во имя ничьей.
Кто будет платить за жертвы? Приносящий? Или принимающий?
Кто хуже?
Вернёмся к моему тёзке. Временно он даже перехватил всёх прочих, п еребив моё обаяние.
Но Олег был слишком предан, Виктор — умён, Маша — непостоянна, чтобы обычный парень мог стать центром их всех.
Последнее, что я скажу, прежде чем забыть о нём, просто ради удовлетворения любопытства читателей. Джон живёт в Баварии, куда его родители эмигрировали. До этого парень избежал проблем с военкоматом, его первая девушка была очаровательна, вторая тоже. Он играет на контрабасе и проживёт хорошую жизнь. ЕГО слуги в большинстве своём счастливы и вознаграждены. МОИ помощники бедны, преследуемы, брошены, гонимы.
Кто из нас зло?
Кто добро?
Я постоянно задаю вам и себе этот вопрос, потому что его не принято задавать, а не принято его задавать, потому что выводы получаются менее чем забавные.
Во мне говорит мелкое самолюбие: ни я, ни мой противник не мстительны.
Маша, милая моя госпожа Повелительница Женственности!… Казалось бы, Сашины проблемы должны были затронуть и тебя… Ты до сих пор жива, возможно, мне предстоит целая битва, чтобы убить и тебя. Это будет тяжело, очень.