Он сдвинул джойстик в сторону, пытаясь противодействовать вращению, и субмарина резко замедлилась, нос задрало вверх, в то время как хвост направился к сосущему, сокращающемуся рту. Сражаясь с течением, Гидеон усилил переднюю тягу и очистил аварийные балластные цистерны от воды, заполнив их воздухом со взрывным хлопком, тем самым увеличив плавучесть подводной лодки до максимума.

Он чувствовал, как подъемная сила субмарины борется со всасывающим течением. Началась дребезжащая вибрация, сопровождаемая гулом по корпусу быстротекущей воды.

И вдруг, с внезапным рывком, субмарина вырвалась на свободу и устремилась вверх, к поверхности, кувыркаясь, как обезумевший пузырь. Сражаясь с управлением, Гидеон почувствовал, что автопилот тоже пытается обуздать хаотическое вращение. Наконец, уловив ритм вращательных движений батискафа, он повернул джойстик в противоположном направлении и — после еще пары кувырков — «Джон» стабилизировался.

К тому времени как его сердечный ритм вернулся к подобию нормальности, в обзорных иллюминаторах забрезжил синий свет, и через мгновение подлодка всплыла на поверхность. В левый обзорный иллюминатор Гидеон увидел четкий белый профиль «Батавии». Как только он поднялся над водой, из радиогарнитуры донесся голос Гарзы.

— Гидеон? Гидеон? Ты меня слышишь?

— Громко и ясно.

— С тобой все в порядке?

— Напуган, но в порядке.

— Жди. Мы сейчас вытащим тебя из воды.

Без каких-либо действий с его стороны мини-субмарина направилась по спокойной глади моря к кораблю-носителю, находящемуся от нее примерно в полумиле.

Мануэль Гарза зашел в судебно-медицинскую лабораторию, охваченный недобрым предчувствием. Перед большим плоским экраном выстроилось полдюжины металлических стульев: кинотеатр в миниатюре, все готово к невероятно жуткому показу.

Гарза пережил кораблекрушение «Ролваага». Говорят, что со временем память даже о самых худших событиях жизни начинает стираться, и с ним именно так и происходило. Он не был уверен, что это не была нездоровая форма подавления воспоминаний или просто защитная реакция психики. Все, что он знал, это то, что он много лет старался не думать о той страшной ночи. Он с такой интенсивностью отталкивал от себя все воспоминания, что убедил себя, что почти не помнит, что вообще там произошло. Для него в воспоминаниях не таилось ничего интересного. Возможно, некоторые люди, столкнувшиеся с ПТСР[28], пересматривают в своем сознании спровоцировавшее его событие снова и снова, но только не он. Его способ справиться с ним состоял в том, чтобы подавить все это дерьмо вместе с воспоминаниями, раздавить их, притвориться, что их никогда и не было.

И вот теперь он был здесь, чтобы подкормить с ложечки все эти тщательно изгнанные воспоминания, одно за другим.

— Доктор Гарза, добро пожаловать! — приветствовал его Хэнк Нишимура слишком уж жизнерадостно.

Гарза молча занял предназначенное ему место. Он прекрасно знал, что его репутация на борту корабля выставляет его каким-то грубым, отстраненным и молчаливым одиночкой. Он имел такую же репутацию и в главном офисе ЭИР. Сначала это беспокоило его, но когда он понял, что он не может — или не хочет — меняться, то решил, что ему это стало абсолютно безразлично. Все, что имело значение — это миссия, и к черту все остальное.

В лаборатории он оказался первым, и пока он ждал, вошла старший офицер Леннарт, а вслед за ней Антонелла Сакс, экзобиолог. Никто не произнес ни слова. Наконец прибыл Глинн. Никто больше не был приглашен: ни Гидеон, ни Брамбелл.

Гарза с любопытством взглянул на Глинна. То, что они собирались посмотреть, несомненно, выставит начальника ЭИР в очень плохом свете. Плохом — это даже слабо сказано. Видео наверняка бросит тень на Глинна из-за того момента, когда он был не в себе, словно одержим, из-за чего грубо пренебрег своими обязанностями. Если эти записи когда-нибудь увидят свет, то, вполне возможно, что Глинн проведет остаток своих дней в тюрьме.

И все же Глинн надел свою обычную маску — бесстрастное лицо: неопределенно приятное, ненавязчиво умное, примерно, как лицо бухгалтера, или, возможно, менеджера среднего звена в компании по сбыту товаров народного потребления.

Глинн сел.

Тут Гарза заметил, насколько сильно нервничал Нишимура. На данный момент он был единственным, кто видел запись, и, должно быть, то, что он видел, выглядело не слишком приятно.

— Доктор Глинн, не могли бы вы что-нибудь сказать, хм, так сказать, вступительное слово? — с надеждой спросил Нишимура.

Глинн махнул рукой.

— Включайте запись.

— Эм, хорошо. Как скажете, — бегающий взгляд Нишимуры и неуместная улыбка с головой выдавали его неуверенность — Все, что я сделал — об этом просил меня доктор Глинн — это создал сборный видеоролик последних моментов «Ролваага» с соблюдением хронологии, обратив особое внимание на наиболее важные события. Видео начнется примерно за час до кораблекрушения и закончится на том моменте, когда корабль развалился, и системы записи отключились.

Он негромко хлопнул в ладоши, нервно вздохнув.

— Мы смогли восстановить большую часть данных. По паре камер имелось на мостике и в трюме, а еще несколько было разбросано по остальным частям корабля. Иногда качество изображения ухудшается, и часто звук и слова трудно расслышать, если только это не электронное сообщение. Здесь есть несколько… трудных моментов… Очевидно, все это должно остаться конфиденциальным для присутствующих в этой комнате. Вот почему, по приказу доктора Глинна, количество зрителей настолько ограничено. Обсуждение увиденного за пределами нашего круга запрещено — верно, доктор Глинн?

— Верно.

Многозначительная пауза.

— Доктор Глинн, вы уверены, что не хотите ничего сказать о том, что нам предстоит увидеть?

Еще один пренебрежительный жест рукой, застававший Нишимуру нервно сглотнуть.

— Тогда все в порядке. Без каких-либо еще лишних предисловий я сейчас включу видео. Вы заметите, что на всем протяжении ролика я вставил временную метку событий в нижнем правом углу.

Огни в комнате погасли. Экран стал серо-черным, показывая только отметку времени:

19:03.44

Началось видео. Материализовалась картинка. Это был мостик корабля «Ролвааг». Точка обзора находилась вверху и сбоку, показывая руль, капитанский мостик, вахтенного офицера. Приглушенный свет за окном выдавал ненастные сумерки. Мостик, как обычно, был погружен в темноту, освещенный лишь красным свечением электроники и несколькими неяркими экранами, отображавшими данные радара и картплоттеров.

Гарза узнал на капитанском мостике капитана Бриттон и стоящего рядом с ней Эли Глинна. Первый помощник — мужчина по имени Хоуэлл — стоял рядом с рулевым, который в данный момент был повернут к камере спиной. В задней части мостика, чуть в стороне, сгрудилась остальная часть основного экипажа плавания: Палмер Ллойд, миллиардер и финансист экспедиции; Сэм Макферлейн, скандальный охотник за метеоритами; и Рейчел Амира, ведущий ученый. Никто ничего не говорил.

В окна мостика был виден нос корабля и, из-за одного только взгляда на него, сердце Гарзы почти остановилось, когда подавленные воспоминания наводнили его разум.

Бушевала жесточайшая буря. Огромные волны взлетали над носом и омывали переднюю палубу. Большая часть контейнеров и несколько шлюпбалок уже были сорваны с креплений и смыты за борт. За ним же простиралось море, хаос из вздымающихся валов с кипящими гребнями — волн высотой с десятиэтажные здания. Единственное, что спасало «Ролвааг», это его размеры. Если на мостике и шли какие-то разговоры, то они были полностью заглушены ревом бушующего моря. Каждый член экипажа был сосредоточен на своей задаче, стараясь удержать супертанкер под контролем. Каждый раз, когда корабль поднимался на волну, ветер усиливался до вопля банши. На самом верху, на гребне вся надстройка сотрясалась, изображение камеры дрожало, словно порывы ветра пытались сорвать верхнюю часть корабля. Затем, когда судно перевалило через пик, прошло содрогание, и воющий ветер стих, по мере того, как оно опускалось в водную котловину, скользя по склону волны, у подошвы которой медленно начало выравниваться. Вид за окнами мостика ухнул вниз, навстречу надвигающейся стене темной воды, испещренной пеной, а затем, с мучительной медлительностью, снова взмыл — обзор сменил бурную воду на еще более грозовое небо — бесконечная карусель.