Гладя мое бедро, он добрался до края платья и ущипнул меня.

— Ай.

— О чем задумалась?

— А…, - я отмахнулась и снова потянулась к нему. Но вдруг замерла. — Ты мысли, случаем, не читаешь?

Сашка отстранился, но продолжал поглаживать мое бедро, все выше задирая платье.

— Нет, но очень подходящее время для этого вопроса, — он снова потянулся ко мне.

Я прикасалась к нему, словно видела впервые. От поцелуев немели губы, а мы никак не могли оторваться друг от друга.

Заскрипел пол в гостиной. Сашка уронил мне голову на грудь, и мы притихли.

Мгновение — и Сашка, завозившись, лёг на спину и притянул меня к себе.

— Бабушка встала, — едва слышно ответил он.

— Зачем?

— Так светает уже.

Я поднялась.

— Куда ты?

— На свою кровать.

— Зачем? — Сашка поймал меня за край платья.

— Неудобно.

— Мне — нормально.

— А мне неудобно!

— Раньше надо было думать. Теперь спи здесь.

Я улыбнулась и, вернувшись напарнику под бок, притихла.

— Хорошо.

— Дааа, — задумчиво протянул Сашка. — Хорошо.

Проснувшись утром, Сашки поблизости я не обнаружила. Шторы были заботливо задернуты, и солнечные лучи терялись в плотной ткани. Я довольно улыбнулась. Настя оказалась права.

Одевшись и приведя волосы в порядок, я взяла на вооружение зубную щётку и вышла в гостиную. Здесь тоже было пусто. Пожав плечами, я подошла к окну и, чуть отодвинув занавеску, выглянула на улицу. На снежный покров было больно смотреть. С крыши, прямо перед окном, звякнув о козырек, шлепнулась в снег огромная сосулька. Я про себя усмехнулась — вот тебе и рождественские морозы, в город, наверное, по грязи поедем. Из кухни донесся недовольный Сашкин голос, и я, забыв о погоде, навострила уши.

— Не надо было ставить мне такие условия.

— Шшш! — шикнула Ангелина Николаевна, и сама заговорила тихо.

Я подошла к двери, хотела войти, но замерла, прислушиваясь. Любопытство взяло верх над воспитанностью.

— Она — твоя мать! Она имеет право волноваться. Я приготовилась ехать к вам, но с мигренью пролежала больше суток. Глаз открыть не могла, так было больно.

— Ты же понимаешь, что она не права?

— Девочка на тебя смотрит, как на божество. И чем она тебе навредить могла — не понимаю. Разве что между вами был кто-то ещё?

— Не без этого.

— Ох, Сашенька… Будь ты мягче. Как же ты стал таким сердитым?

— На ваших скандалах.

Что-то протестующе звякнуло.

— Мы, выходит, во всем виноваты?

— Пока дед…

— Дед! Раз ты мнишь себя таким взрослым и решаешься обвинять тех, кто тебя вырастил и выкормил, тогда слушай! — Ангелина Николаевна заговорила резко, зло, с той же интонацией, с которой вела со мной беседу Сашкина мать. — Думаешь, он правильным был, дед твой, святым? Да когда Марина с пузом из Америки приехала, он её на порог не пустил. Сказал, слово в слово, что "пока вот от этого не избавишься, ноги твоей в моём доме не будет". Месяц твоя мать у соседей жила, он даже не смотрел в её сторону. Как я его упрашивала, на коленях ползала, в ногах валялась! Сдался, пустил, но не замечал. В роддом за тобой не поехал. А как привезли тебя, на руки взял — и расплакался!

Ангелина Николаевна шумно вздохнула, и на кухне повисла тишина.

— И что? — равнодушно поинтересовался Сашка. — Все мы не без греха.

— А меня с твоей матерью ты простить не можешь?

— А вам нужно оно? Моё прощение? Вы друг друга сначала простите, а не меня крайним делайте.

— Все. Иди. Не поднимай мне нервы.

— Ты завела разговор.

Мне надоело подслушивать, и я, распахнув дверь, выскочила на кухню.

— Доброе утро!

— Утро? — Сашка стоял у окна и подпирал подоконник. Ангелина Николаевна в очках сидела за столом и перебирала какую-то крупу.

— Двенадцатый час уже, Анечка, — Ангелина Николаевна улыбнулась. — Наливай чай, блинчики под салфеткой. Скоро сядем обедать, как мужчины приедут. Саша с Иннокентием, видишь ли, сейчас, по хорошей погоде, поедут на склад.

— Какой склад? — я удивлённо посмотрела на Сашку. Тот, поджав губы, кивнул на бабушку.

— У Кеши в магазине пустые полки. Решил съездить, набрать товар. Я и попросила Сашу помочь ему загрузить машину.

— Ему напрягаться нельзя, у него травма.

— Я все знаю, девочка, — Ангелина Николаевна мягко улыбнулась. — На складе есть грузчики. Но с этими ребятами Иннокентий очень любит пить. Есть у него такая проблема. Обычно я езжу с ним, но что-то голова болеть начинает. Не хочу слечь с мигренью, пока вы здесь. Вот и попросила внука помочь мне. Иннокентий при нем пить не будет.

Мы с Сашкой переглянулись.

— Я с вами поеду.

— Зачем?

— Прослежу, чтоб тяжести не поднимал.

Ангелина Николаевна посмотрела на меня поверх очков уже с некоторой долей раздражения.

— Анечка, брось. Что там тебе делать? Они через час вернутся. А мы посидим, чай попьем. Попробуешь мое варенье.

— Простите, Ангелина Николаевна, но Сашку я одного не пущу. Это он вам сказал, что таскать ничего не будет, а там попрет, еще как.

— Как… По-хозяйски, — не без насмешки отметил Сашка.

Я недовольно посмотрела на него. Какой ещё склад? Что за бред? Куда они собрались?

Ангелина Николаевна вздохнула.

— Вижу, вас не переспоришь. Тогда поезжайте все вместе…

До прихода Иннокентия я успела умыться и перехватить блинчик. Ангелина Николаевна недовольно качала головой, но ничего больше не говорила.

— Что не так? — спросила я у Сашки, когда мы вышли во двор и зашагали к фургону. Потеплело, и снег подтаял, став похожим на комковатый, бежевый сахар.

— Она хотела с тобой пообщаться, — пояснил Сашка. — Наедине.

— Зачем?

— Узнать получше, наверное.

— Аааа… Насколько я подхожу такому идеальному тебе?

— Не с той ноги встала?

— Нет. Просто мне не нравится идея с этой поездкой.

Склад находился недалеко от трассы. Мы проехали той дорогой, по которой вчера добрались в деревню, но на перекрестке свернули в другую сторону, миновали крутой вал вдоль замерзшей реки и оказались на трассе.

Дядя Кеша все рассказывал о своём магазине — да какой он молодец, что догадался его открыть, да как ему все благодарны за этот "подвиг", да если бы не магазин, с Гелей он бы не познакомился.

У Сашки было такое выражение лица, словно он собирался побиться головой о приборную панель. Я отвернулась к окну и, щурясь, пыталась разглядеть что-нибудь интересное среди блестящего белого одеяла. Меня уже начинало мутить, когда водитель сбросил скорость.

— Приехали, дети, — Иннокентий вырулил к одинокому серому ангару с цветной вывеской "Пятьсот километров" и огромной глазастой колбасой, намалеванной прямо на стене. — Здесь подождете или…

— Мы с вами, — успев зевнуть, перебил его Сашка.

Дядя Кеша открыл было рот, но потом махнул рукой.

— Вылезайте тогда.

Грузчиков на складе оказалось двое. Бросив своё оливье, они взяли у Кеши накладные и потопали искать товар. Иннокентий побежал за ними. Сашка помялся у выхода, но все же двинулся следом.

— Ты куда? — я схватила его за рукав куртки.

— Посмотрю, чтобы Иннокентий за воротник не залил. Я же сегодня его антиалкогольная нянька.

— Тяжёлое не поднимай.

— Надо будет — подниму.

— Но тебе нельзя!

Сашка вскинул бровь.

— Я здоров. Ты сама знаешь, как мы восстанавливается в Перехлестье.

— Но мы не знаем последствий.

Сашка вздохнул и неожиданно зло выдал.

— Задолбала ты меня со своими последствиями.

Я отпустила его руку, шагнула назад и, отвернувшись, пошла к фургону. Минут через пятнадцать Сашка вернулся вместе с грузчиками и Кешей. Все четверо — с башнями из коробок.

Когда Иннокентий сбросил свою ношу, я направилась к нему.

— Откройте, машину, пожалуйста, я тут замерзла.