— А иди внутрь, посидим в подсобке сейчас, как дотаскаем, — весело выдал дядя Кеша и подмигнул мне.

— Вы… Вы уже пили?! Вы же за рулём!

— Да я чутка, не боись! Что вы, молодые, правильные такие? Скучно же!

Я глянула на Сашку — он поднимал в фургон один ящик за другим, как робот.

— Ясно, спасибо, — я отвернулась и отошла к кабине.

Так и отиралась там, пока мужчины грузили товар.

Дядя Кеша, отряхнувшись, подошёл ко мне.

— Чего грустная такая, мамзель? Пойдём, согреешься.

— Вы с товаром закончили?

— Ага, — дядя Кеша потер поясницу и скорчил недовольную мину. — Аж спину прихватило. Надо посидеть.

— А, может, в машине посидите? Я обратно хочу.

Моё нытье возымело действие — Иннокентий поворчал, покрутился, но, видя, что я не намерена идти на склад, полез заводить машину. Сашка курил, наблюдая за нами. Когда фургон затарахтел, открыл передо мной дверцу и бросил.

— Садись.

— Спасибо, сам лезь. Мне с краю больше нравится.

Дядя Кеша тоже пребывал не в духе — хмуро глядел на дорогу, возился, кряхтел, с нами не разговаривал.

— Геля вас ко мне поставила, а? — недовольно поинтересовался он, когда мы уже подъезжали к валу. — Проследить, да?

— Да, — равнодушно ответил Сашка.

— А я думал, ты — хороший парень. А ты… Вот как ты! На баб работаешь.

— Она — моя бабушка. Вы мне никто.

— А чего лезешь тогда, а? — дядя Кеша дал газу. — Чего я тебе сделал? Какие правильные!

— Лучше за дорогой следите.

— Чего ты мне сказал, сосунок? Учить удумал? Да я… Ох…

Нас резко мотнуло вбок, машину занесло и закрутило. Дядя Кеша принялся орать и вертеть рулем. Я вцепилась в ручку над дверцей, другой рукой уперлась в приборную панель. Машина замерла поперек дороги, но стоило мне выдохнуть, как фургон рванул вперёд. Перед нами мелькнул лес на противоположном берегу, через секунду уступив место сине-серой глади льда. Под мат дяди Кеши и мой визг фургон полетел с вала вниз. Щелкнули ремни, нас дернуло вперёд, и… машина зависла над скованной льдом рекой.

Я забыла, как дышать.

— Вылезайте, — процедил Сашка. — Живо!

— Какого…, - начал было дядя Кеша, но Сашка резко повернул голову к нему. Слетел ремень, распахнулась дверь, и Иннокентий вылетел из кабины, как чертик из коробочки. Вслед ему отправились тулуп и шапка. Сашка повернулся ко мне — его глаза, как у кошки, бликовали на солнце серебром.

— Ты следующая, — прорычал он, но я уже отстегивала ремень.

До земли было не больше метра. Я прыгнула на лёд, едва не поскользнулась и, неуклюже развернувшись, крикнула.

— Вылезай!

— Уйди со льда!

— Что это!? Как это?! — орал дядя Кеша, бегая по узкому краю берега — подножию вала. Я бросилась к нему и, ступив в снег, обернулась. Машина под острым углом висела над рекой. Передние колёса почти касались льда.

— Сашка! — крикнула я.

Он легко выскочил из кабины, не оскальзываясь, дошёл до нас и обернулся. Хлоп — машина влетела мордой в лёд и, с треском проломив его, стала уходить под воду.

Дядя Кеша рухнул на колени и схватился за голову.

— У меня же нет ничего больше. Ничего! Ничего… Что ж творится-то, люди…

— Люди?! А кто по пьяни педали перепутал?! — заорал Сашка, и машина, кабиной погрузившись в воду, замерла.

— Я же чутка… Это же…, - дядя Кеша посмотрел на Сашку и, крякнув, упал ничком в снег.

— Что ты сделал!?

— Не для его это глаз, — Сашка, даже не глянув на меня, повернулся к фургону.

Машина дернулась и потихоньку полезла обратно. Встала было на лед, но под передними колесами пошли трещины, и фургон снова пополз в воду. Пары секунд хватило, чтобы машина повторила маневр.

— Тяжело, — отрывисто выдал Сашка. — Не могу держать так долго.

Я приблизилась к напарнику. На снегу перед ним расплывались капельки крови.

— Саша, не надо. Машину вытащат. Хватит, — я положила руку ему на плечо. — Ты ещё…

— Отойди!

Меня будто схватили за руку и отшвырнули прочь. Я ударилась о заснеженный склон вала и завопила от боли. Руку с неестественно вывернутой кистью будто объяло пламенем. Только так я и могла ощутить, что у меня пока еще есть правая рука.

— Саша, — заскулила я, но он не обернулся. Вокруг машины, медленно поднимающейся над полыньей, ломался лёд. Огромные трещины тянулись во все стороны, льдины приподнимались и крошились, высвобождая темную воду.

— Что же ты делаешь…, - прошептала я. В ушах противно звенело. — Саша…

Машина задними колесами встала на узкий берег. С кабины лилась вода, унося с собой всякий хлам. Я легла на бок и заплакала от боли. В Перехлестье она не была такой отчаянно-острой, сейчас же меня едва ли не выворачивало наизнанку.

— Аня, — Сашка рухнул передо мной. Из носа у него капала кровь, а глаза были красными, как от дыма. — Господи, прости меня.

— Камень в кармане, — промямлила я. — Пожалуйста… На секунду туда…

Половинки Камня, соединившись, щелкнули, и боль, сверкнув напоследок яркой вспышкой, отступила, став привычно проходящим последствием неудачного стечения обстоятельств.

Я покрутила кистью и растерянно глянула на напарника.

— И что это было?

— Я… Не знаю, как это получилось. Я не помню, — он выглядел растерянным и расстроенным. — Я не хотел этого.

Я вздохнула и, ничего не сказав, пошла прочь. Мы оказались вроде бы на свалке — вокруг пестрели всем оттенками грязного огромные мусорные кучи, высотой с пятиэтажку. Что-то взвизгнуло впереди, и из пивной банки, как джин из лампы, поднялся дух. Он снова заверещал и, раззявив пасть, понесся мне навстречу. Лук я взять не смогла — рука еще не восстановилась, но Арес успел вовремя.

— Там, — разделавшись с духом, он указал мечом назад. — Заблудший копается в мусоре.

Я покрутила кистью, согнула-разогнула пальцы.

— Нас выманивает Спрут.

Сашка кивнул.

— Но нам пора домой, — заметил он, оглядываясь. — Бой может продлиться долго, Иннокентий рискует отморозить себе последние непропитые мозги.

— Тогда держи наготове Камень, — я, наконец, смогла взяться за лук. — Как только очистим заблудшего, вернёмся домой.

С захватившим сознание спящего духом мы расправились быстро. Фантом еще не рассеялся полностью, а один из мусорных холмов пришел в движение. Огромное щупальце, раскидывая в разные стороны клочья бумаги, бутылки и прочий хлам, вылетело из кучи и шлепнулось прямо перед нами.

— Воины…, - мы запрокинули головы. Спрут, склонив огромную голову, смотрел на нас сверху вниз. В нынешнем виде он напоминал монстра из какого-то фильма ужасов, выползшего из океана, чтобы разрушить родной город главных героев. — Я вас заждался.

— Тогда подожди ещё немного, — произнесла я, протягивая Сашке свою половинку Камня.

— Стойте! Стойте! — закричал кто-то, но было уже поздно. Прежде, чем вернуться в наш мир, я успела заметить бегущего к нам всклокоченного старика — Зевса.

— Обидно, — бросил Сашка и пошёл приводить в чувства Иннокентия.

— Не то слово, — прошептала я.

Сашка поднял фургон на вал. Дядю Кешу мы туда затаскивать не решились, поэтому, растормошив его, заставили вместе с нами взбираться наверх. Иннокентий пребывал в некотором шоке — он долго ходил вокруг машины, заглядывал в обледеневший салон, смотрел на разгромленную реку и пожимал плечами.

— Ничего не понимаю. В голове туман. Это ж мы туда…

— Мы тоже не помним, — отрезала я.

Сашка в разговор не вступал. Он сидел на снегу, прижавшись спиной к заднему колесу, и, согнув ноги в коленях и положив на них руки, смотрел на истерзанный его разумом лёд.

Напарник злился. Я чувствовала его ярость и решила не испытывать судьбу. Конечно, я тоже была расстроена — мало того, что мы упустили Зевса, так его ещё, что вполне вероятно, мог потрепать Спрут. Мне было очень жаль старика. Так жаль, что Иннокентия хотелось собственноручно окунуть в полынью.

— Вы будете вызывать МЧС? — спросила его я.

Дядя Кеша удивлённо глянул на меня.