— Он мне ничего плохого не делал.

— У него с головой не в порядке. Он меня вчера и прибить мог.

— Не мог. Стрелки не переводи.

Ящик пожал плечами.

— Он все равно своё получит, — глянув куда-то вдаль, задумчиво заметил одноклассник. — Спокойной ночи, Львова.

Я недоуменно посмотрела Ящику в спину.

— Ты о чем?

Он, ничего не ответив, вскинул руку и помахал мне.

Я скрипнула зубами. Куча навозная, вот точно… Пришёл извиняться — в итоге ещё больше выбесил. Нет, про пацана с яблоком пора забыть.

— Эх, Ящик, Ящик, — вздохнув, я тронула калитку, и тут меня как громом поразило.

Мгновение я стояла, касаясь пальцами ледяного металла, а потом, выругавшись так, что онемел язык, я развернулась и бросилась вверх по улице. Ящика догонять не имело смысла — себя он обезопасил со всех сторон. Если я правильно поняла, что он имел в виду, сейчас искать мне следовало Сашку.

Похоже, носиться, как сумасшедшая, у меня входило в привычку. Поздним предпраздничным вечером на улицах нашего района было непривычно тихо, и от этого тревога почти достигла границ паники.

Когда до нашей подворотни оставалась пара домой, я услышала грохот — металлический скрежет, как будто, машина коммунальных служб выгружала баки. Я перешла на шаг. Фонарь надо мной мигнул и погас. Впереди закричали. Крик, глухой поначалу, стал отчётливо-резким, и из нашей подворотни выбежал человек. Он упал на тротуар, неподалёку от работающего фонаря, навзничь, резко перевернулся, хотел было встать, но не успел. Его крик потонул в громыхании и скрежете. Я остановилась, попятилась, прикрыла рот ладонью, чтобы не закричать. Из прохода, снеся на углу каменную кладку, вылетел покореженный ком зеленого металла, размером с легковушку, острым углом процарапал наледь и, завалившись на бок, рухнул на кричащего человека.

Сорвавшись с места, я бросилась в проход. Сашка стоял там. Перед ним, поджав колени к подбородку, лежал парень в грязной рваной куртке.

— Отпусти, хватит, отпусти, — ныл он, корчась на заплеванном снегу. — Я не буду, хватит… Не буду…

Грязные, потрепанные кеды на тонких, обтянутых в джинсы, ногах, чертили дорожки в снежном месиве, когда парень дергался и ежился.

— Пустииии, — ныл он.

В подворотне тошнотворно воняло мочой.

— Саша! — крикнула я.

Сашка вскинул голову и обернулся. Его глаза отливали серебром. Он, не моргая, смотрел на меня. В ушах зазвенело. Я вздрогнула и отступила.

— Саша…, - свой голос показался чужим. — Что ты делаешь… Сзади!

Он не успел обернуться. Человек, появившийся у него из-за спины, ударил его по голове железным прутом. Глаза Сашки потускнели, он мешком рухнул на землю. Звон в ушах мигом прекратился, только сами уши заболели, как будто я резко вытащила неисправные наушники.

Я бросилась к Сашке. Нападавший что-то выкрикнул, шарахнул прутом о стену и побежал прочь. Второй, сначала ползком, потом на четвереньках, добрался до улицы и принялся там блевать.

— Саша, — я коснулась щеки напарника ладонью. Ох, как дорого стоило это прикосновение! — Арес…

Я достала свою половинку Камня.

— Уйдём, давай! Там ты быстро придёшь в норму…

Сашка поморщился, прикрыл глаза.

— Не надо.

— Где твой камень? — я вытащила телефон. В свете фонарика под головой напарника я разглядела лужу крови.

— Господи… САША, ГДЕ КАМЕНЬ?!!

— Тебе туда нельзя.

— Тебе здесь нельзя! Тут мозги так быстро не заживут!

Сашка шумно вздохнул.

— Не лезь мне в карманы. Слушай…

У меня так тряслись руки, что я уронила на Сашку свою половинку.

— Матери не говори, — он закрыл глаза. — Матери не говори, что я сделал.

Он потерял сознание прежде, чем я набрала номер скорой.

В трубке только раздался первый гудок, как в переход вбежал мой отец и тут же бросился к нам.

— Кто? — выдохнул папа.

— Не знаю, — в голосе звенели слезы. — От Ярика, точно.

Отец впервые выругался при мне.

— В скорую?

Я кивнула. Отец протянул руку, и мне пришлось отдать ему телефон.

— К матери его иди, — сделав вызов, произнес папа. — Пусть возьмет все документы. Поняла?

— Сделай что-нибудь! Тут столько крови!

— Скорая едет. Нельзя его трогать. Иди, я сказал.

Сашкина мать, не дослушав, отвернулась и ушла в комнаты, не закрыв дверь. Вернулась с пакетом, оделась и, не сказав мне ни слова, поспешила вниз. В переходе уже работали врачи и полицейские. Вторые что-то спрашивали у меня, но я отвечала невпопад, не сводя глаз с Сашкиного лица. Его мать была рядом — с ней тоже говорил полицейский. Увидев сына, она побледнела, но держалась с виду спокойно, даже отвечала ровно, без дрожи в голосе. Я не смогла к ней подойти — духу не хватило. У дверей скорой она обернулась и глянула на меня с такой нескрываемой яростью, что у меня ноги примерзли к снегу.

А Сашке, как оказалось, недавно исполнилось восемнадцать, и его повезли в областную клиническую, где работал мой отец.

Вторая карета приехала за парнем, которого раздавил покореженный мусорный бак. Чем кончилось дело, я не увидела, потому что врачи вызвали МЧС — бак, больше похожий на смятую банку из-под пива, никто поднимать не рискнул, но расплывающиеся по снегу красные пятна явно свидетельствовали о том, что под грудой железа жизни уже нет. От второго нападавшего осталась только лужа блевотины. Он успел уползти до приезда скорой. Того, кто ударил Сашку, уже искала полиция.

— Не плачь, мы все сделаем, как надо, — повторял отец. Мы вернулись домой и на его машине поехали в больницу. Я смотрела в окно, на пролетавшие мимо огни, и даже не замечала, что плачу. Нам надо были пойти в Перехлестье. Ничего бы там со мной не случилось.

— Эти уроды — их Ярик подослал.

— Ты уверена? Это серьезное обвинение. Он тебе что-то сказал?

— Намекнул, — я вытерла нос.

— Поэтому сорвалась?

Я кивнула. Отец громко вздохнул.

— Пока ничего никому не говори. Хорошо, что тебе не досталось. Разберёмся.

Я снова кивнула. Да и Сашке бы не досталось, если бы не я.

И что случилось с мусорным баком?

Я прижалась лбом к стеклу.

Скорая уехала с включенной сиреной. Отец сказал, что сделают все, как надо. Значит, ничего не обещает. Все плохо. И от этого стало гораздо больнее, чем от укусов заблудших.

В больнице все закрутилось очень быстро. Отец провёл меня в ординаторскую и посадил в закуток, где обычно обедали врачи. На месте сидел только молодой интерн — Слава, который, вежливо поздоровавшись с отцом, не без интереса наблюдал за нами.

— Что-то случилось? — спросил он, когда папа вышел.

— Одноклассника моего привезли.

— А, этого парня с разбитым затылком?

Я выглянула из закутка за шкафами.

— Что с ним?

— На МРТ сейчас. Ну, операция наверно.

— Ясно.

Меня хватило ненадолго. Как только Слава ретировался, я вышла в коридор. У соседней палаты переговаривались две женщины — одна с чёрными кругами под глазами, другая — с перебинтованной головой. Они испуганно глянули на меня и перешли на шепот. Уже объявили отбой. Свет горел только у ординаторской и на посту.

Я вышла к лифту, помялась немного и спустилась в приемный покой по лестнице. Сашкину мать я заметила сразу. Она стояла, прислонившись спиной к стене, и пила кофе из автомата. Она смотрела в одну точку, куда-то перед собой, и отпивала из чашки через равные промежутки времени.

Я снова не смогла подойти к ней, поэтому поднялась на операционный этаж.

Медсестра, милая, белокурая женщина, Светлана, меня узнала.

— Твой отец на операции, контролирует, — сообщила она мне. — Хочешь чая?

Я покачала головой, положила руки на стойку, огляделась. За стеклами закрытых дверей тихо жили пустотой зеленые коридоры.

— Почему контролирует, а не оперирует сам?

— Не его смена, рядовой случай, — медсестра сочувствующе похлопала меня по ладони. — С мальчиком твоим все будет хорошо… Ой, это кровь что ли?