Я отдернула пальцы.

— Да.

Медсестра нахмурилась и поднялась.

— Пойдём, я тебя провожу. Умоешься.

— Значит, все будет хорошо? — спросила я, когда мы зашли в служебную комнату.

— Будет, — Светлана вышла и вернулась с колючим после дезинфекции полотенцем. — Крепкая голова у него.

Я умылась и снова спустилась вниз. С матерью Сашки разговаривал полицейский. Я отвернулась и прижалась к двери. Они говорили долго, почти час. Я уже успела помотаться по лестнице туда-сюда и получить выговор от двух врачей, как через пролет увидела своего отца.

— Зашили, в реанимации, — отец ладонью протер глаза. — Ты что здесь стоишь?

— Мозги целы?

— Целы. Но затылок теперь лысый.

— Очень смешно. Там крови было море.

— Предмет зазубренный, немножко сняли скальп с твоего героя.

— Пап.

— Ладно. Мне тебе точный диагноз сказать? Повезло ему, вот и все. Может, вперёд наклонился, может, слышал, что к нему подходят. По касательной удар. Был бы по прямой — череп бы как пазл собирали. А тут немного совсем.

— Чего немного?

— Все. Иди отсюда. Жить будет. Где его мать?

— Вон, — я кивнула на окошко в двери.

— Ты с ней знакома?

— Ну… Нет.

Отец пожал плечами и открыл дверь.

Я постояла немного и, отвернувшись, пошла вверх по лестнице.

С Сашкиной матерью мы увиделись на следующее утро — столкнулись у автомата с кофе.

— Здравствуйте, — промямлила я. Мне повезло — я спала в сестринской. Ну, как, спала… Пялилась в потолок…

— Здравствуй, — сухо отозвалась она. — Не надоело от меня бегать?

— Я не бегала.

— Конечно! Из-за тебя это произошло?

Я вскинула голову, в упор посмотрела на неё. Она прищурилась, словно пыталась найти ответ, просто разглядывая меня.

— Полицейские говорят — попытка ограбления. Три наркомана. А мне не верится. Скажешь, в чем дело?

Вспомнив слова Сашки и предостережение отца, я соврала.

— Я ничего не знаю. По виду — обычные нарики.

— Да что ты говоришь! Только из уважения к твоему отцу, я ничего полиции не сказала. Надеюсь, ты им все пояснишь.

— Расскажу, что знаю.

— Да уж, пожалуйста. И ещё, — она чуть наклонилась вперёд. — Чтобы я тебя рядом со своим сыном больше не видела, поняла меня?

Я снова опустила голову и вперилась в пол.

— Ему так будет лучше. Он у меня один, — чеканила Сашкина мать. — И таким как ты, я жизнь ему ломать не позволю. Ясно тебе?

Да каким таким, как я? Под какой типаж меня так любят подгонять? Разве я откровенно одеваюсь? Разве я веду себя вызывающе? Разве я тычу родительскими деньгами всем в нос?

— Ясно.

— Не слышу.

Я резко отскочила в сторону и заорала на весь коридор.

— Ясно! Хорошо! Понятно!

Домой я влетела, как на ракете. Уронила вазу в столовой, сшибла стул. Схватила тарелку со стола и грохнула её об пол. Осколки полетели в разные стороны.

— Ты что творишь?! — Ася с полотенцем в руках замерла у входа на кухню. — Аня, что случилось?

Я долго смотрела на Асю, а та, не говоря ни слова, развела руки в стороны. Я потерялась в её объятьях и долго, до боли в легких, плакала навзрыд на её теплом плече.

Я проснулась поздно вечером того же дня от дикой головной боли. Что-то происходило в Перехлестье, что-то очень серьёзное. Или… Я схватила телефон. Без одного дня Новый год. От Насти было два пропущенных и несколько сообщений.

В первом она спрашивала про какое-то видео, во втором собственно было само видео. Вчера днем, после визита Сашки и до встречи с Ключником, мы долго разговаривали. Настя, конечно, любопытствовала, что же произошло между мной, Фроловым и Кирсановым. Я польстила себе и соврала, что они подрались из-за меня. Странно было сейчас вспоминать всего лишь вчерашний разговор. Так много пришлось объяснять, а так многого говорить не хотелось. Хорошо, что в школу через две недели — ничего никому не хочу рассказывать. Хватит с меня полицейских — нет, конечно, они хотят помочь, но какие же они приставучие. И ведь все равно никого не нашли. Зато выговор накатали коммунальным службам за незакреплённый бак.

Как он вообще вылетел со двора и почему его так расплющило?

Я поднялась, потянулась и вышла из комнаты. Откуда-то снизу доносились голоса. Я осторожно спустилась по лестнице, на цыпочках прошла к гостиной. За прикрытыми дверями ссорились мать и отец.

— Она отбивается от рук, разве ты не видишь? До сих пор не занимается с репетиторами, вечерами где-то пропадает. Её нужно контролировать!

— Контролировать? Ты себя слышишь? Ты когда последний раз с ней общалась как мать с дочерью?

— У меня много работы. Я не всегда успеваю с ней поговорить.

— Ты не всегда успеваешь её увидеть. Ты хоть спрашивала её, что с ней такое? Нет?

— А ты, выходит, осведомлен?

— Да! Представь себе! Она любит мальчика, который не отвечает ей взаимностью, и он вчера попал в больницу. Его избили у неё на глазах, едва ли не до смерти! Ты понимаешь?! Наша дочь была рядом… Она почти не плакала. Всю ночь проторчала в больнице — и держит себя в руках! Она — чертов кремень, и она любит, в первый раз любит так!

— Она мне ничего не говорит! Она закрылась от меня!

Я услышала, что мать всхлипнула, а потом сдавленно зарыдала. Меня потянуло к ней, но я слишком хорошо её знала, поэтому не двинулась с места.

— Зачем ты на меня все это вываливаешь? — пролепетала она. — Чтобы я чувствовала себя виноватой?

— Чтобы ты хоть что-то чувствовала.

Отец пошёл к дверям, я отступила в тень и спряталась под лестницей. Подождав несколько минут, я заглянула в гостиную.

— Мам? Что случилось?

Мама, прямая и твердая, как высеченная из камня статуя, сидела за столом, возложив руки на столешницу. Медленно повернув голову в мою сторону, она натянуто улыбнулась, осторожно вытерла слезу, задержавшуюся на щеке.

— Немного поспорили с твои отцом. Он меня расстроил. Я так устаю, а он требует сверх меры.

Я пожала плечами.

— Он всегда так.

— Да, — она провела ладоням по столешнице, будто проверяя, идеально ли она гладкая. — Расскажи, как дела в школе?

— Все в норме. Устаю, но в остальном…

— Устаешь? Тебе нужно больше отдыхать. Тебя никто не отвлекает от учебы? — мать выразительно посмотрела на меня покрасневшими глазами.

— Нет.

— У меня есть подозрения, что ты связалась с плохой компанией.

Я едва сдержалась, чтобы не прикрикнуть на нее.

— Нет, мам. Ты ошибаешься.

— Хорошо бы. Я попрошу Асю проконтролировать твои прогулки по вечерам. Пора всерьёз заняться учебой.

— Хорошо, мама. Я могу идти?

— Да, спокойной ночи.

Ася будет меня контролировать? Да она умрёт со смеху, когда такое услышит.

Отца я нашла в гараже. Он протирал фары своего автомобиля.

— Что слышно про Сашу?

— Завтра должны перевести в палату, — ответил отец, стряхивая тряпку. — Если тех ублюдков не поймают — Ярослава они не прижмут.

— Да даже если поймают. С Ярика все сойдёт, не заляпается.

— Не будь так категорична. Всему есть предел.

Я оперлась спиной о холодную стену.

— Мама Сашки считает, что это я во всем виновата.

— Она говорила на эмоциях.

— А, по-моему, она была очень спокойна.

— Каждый по-своему переживает несчастья.

— Она запретила мне с ним видеться.

— Вот и спросишь у него, что вам делать, — отец выпрямился и, усмехнувшись, посмотрел на меня. — Меня больше интересует, что произошло с мусорным баком. Огромная же железка, не лист.

— Когда я пришла, так уже и было. Может, сорвался с проезжавшей мимо мусорки?

— Может, — отец пожал плечами. — Всё равно странно.

Вернувшись в комнату, я принялась написывать Насте, но та не отвечала. Тогда я решила посмотреть видео, которое она мне прислала. Оказалось, кто-то, стоя около школы, снимал мой забег.