Классный руководитель просила, чтобы он приглядывал за Лукавым. Как староста он согласился, но как Костя он не хотел общаться с тем, чье существование напоминает об аварии, о которой он только начал забывать.

Может, поэтому он не вступился за него в туалете? Может, хотел, чтобы новичок сам все понял и больше к нему не лез?

Костя перешел дорогу. На другом светофоре он замешкался, побежал по зебре. Кто-то ему посигналил. Он замер, вздрогнув, и посмотрел на водителя. Тот размахивал руками, матерился. Левицкий все же убрался с дороги, но остановился на тротуаре, чтобы отдышаться. Панические атаки преследовали его. Он боялся резких звуков, машин и избегал упоминаний о февральской аварии. Его семья пережила ее, отделавшись царапинами и ушибами.

Завибрировал мобильник. Костя достал его, приложил к уху, содрогнулся: холодный.

– Да, мам?

– Не забудь забрать сестру с кружка, – сказала она, – и музыкальную школу не вздумай пропускать. Я слышала от твоего учителя, что ты притворялся больным. Твой отец не просто так оплачивает обучение. Это инвестиции в твое будущее.

Она говорила и говорила, а Костя брел по улице, пиная осенние листья. Его будущее на самом деле не заботило родителей. Они хотели хвастаться перед всеми, что их сын – знаменитый скрипач, собирающий огромные концертные залы. И не хотели слышать ничего, что могло бы разрушить их идеальный миф.

– Хорошо. Во сколько у нее кончаются занятия?

– У тебя есть два часа.

– Но через тридцать минут начало урока в музыкальной школе…

– Тебе хватит времени, чтобы доехать до нее. Возьми такси, не садись в автобус. Там слишком много заразы.

Она повесила трубку. Костя принюхался: от местной забегаловки сильно пахло жареным маслом. Между уроками он не успевал поесть: ходил в музыкальную школу, забирал младшую сестру с танцев, уроков рисования и других кружков. Мама меняла их для дочери чуть ли не каждый месяц. Порой Левицкий задумывался, почему Алёну родители любят сильнее, чем его. Ответ был прост: девочек всегда любят больше.

Учителя хвалили Костю за пунктуальность, за сдержанность и хорошие оценки, тогда как сам он едва успевал сводить концы с концами. После учебы в школе он уставал так, что не хотел ничего делать, но обстоятельства и давление со стороны родителей вынуждали его бороться с самим собой.

– Константин, – Мария Дмитриевна приветствовала его кивком, – выучил этюды?

Он кивнул, доставая скрипку.

– Хорошо, тогда играй.

Он взял смычок и заиграл выученные ноты. Начало всегда давалось легко: он не разгонялся, но не медлил. Потом темп ускорялся, и Костя входил в раж, отбивая смычком по струнам с силой для усиления звука.

– Стоп! – Мария Дмитриевна хлопнула в ладоши. У него от этого зазвенело в ушах. – Фальшивишь. Сначала.

Левицкий занимался у самого высокооплачиваемого педагога. Она была предельно строга и злилась, когда он ошибался более одного раза. Она кричала на него, хлопала по рукам, тыкала нотами в лицо. Всячески выходила из себя, как и положено творческому человеку.

Костя повредил руку в аварии. После операции он долго и мучительно разрабатывал ее, едва мог сжать смычок, часто ронял его во время игры на скрипке. Врач сказал, что повреждение серьезное и ему лучше прекратить заниматься музыкой. Родители были уверены в обратном. Любые жалобы Кости на боль в руке приводили мать в ярость. Она указывала на обезболивающее и заставляла его пить. Говорила, что «ее сын не может разрушить великолепную карьеру скрипача из-за каких-то надуманных болей». Отец же поддерживал ее, не вмешиваясь в семейную политику.

Спустя час Костя заплатил за урок, попрощался с Марией Дмитриевной и ушел из музыкальной школы, сдерживая слезы. Он не пил обезболивающее, чтобы помнить: он живой.

К танцевальному залу он подъехал на такси. Расплатившись с карточки, Костя зашел в здание. Он провел в холле полчаса, читая книгу в смартфоне. Когда на экране появилась фотография улыбающейся Алены, Костя ответил:

– Закончила?

– Да! Мама сказала, что ты меня заберешь. Ты уже пришел?

– Жду в холле, как обычно.

– Уже бегу!

Он успел дочитать главу, пока сестра забирала вещи из гардероба и одевалась. Когда они вышли на улицу, она взяла его за руку.

– Мы сегодня учили новый танец! – рассказывала она, подпрыгивая от радости. – Учительница сказала, что я буду ведущей танцовщицей вместе с Викой!

– Ого! Поздравляю, – Костя хотел упасть в листья и заснуть, а из Алены вовсю била энергия. Ей недавно исполнилось шесть, в школу ее решили отправить через год или два.

– Когда концерт?

– Об этом нам еще не говорили. Наверное, в ноябре или декабре. Ты ведь придешь посмотреть? – сестра потянула его за руку и выставила вперед нижнюю губу. – Пожа-алуйста!

– Конечно, приду. Куда я денусь?

– Я люблю тебя, Костя, – Алена прижалась щекой к его руке.

Сестра искренне любила его, а он – ее. Родители в их отношения не вмешивались и общение с Аленой было для него островком уюта.

Левицкий присмотрелся к автобусной остановке поблизости. Он ни разу не ездил на общественном транспорте и в последнее время задумывался: а что будет, если он хоть разок сделает не так, как мама сказала?

– Алена, хочешь поехать домой на автобусе? – спросил Костя.

– Не знаю, – ответила она. – Мама говорит ездить на такси.

– Знаю, что мама говорит. Но неужели тебе не любопытно?

Она наморщила лоб, всматриваясь в лицо брата, затем посмотрела на автобус, закрывающий двери и отъезжающий от остановки. Выхлопная труба громко ухнула, выпустив вонючее облако. Алена вздрогнула.

– Нет. Давай поедем на такси, – сказала она.

– Почему?

– Автобус страшный…

– Ладно, как скажешь, – Костя заказал такси, провожая взглядом автобус.

Они застряли в пробке. Алена рассказывала брату о впечатлениях, которых она набралась за день, потом попросила его найти ей мультфильм. Костя подключил к ее смартфону наушники, протянул их сестре и включил мультик. Алена притихла, а таксист облегченно выдохнул.

– Спасибо, приятель. Весь день болтливые клиенты, – сказал он.

Костя не ответил, занявшись своими делами. Книгу он дочитал, и теперь смотрел в окно. Вглядывался в машины, в которых проезжали одиночки, парочки, целые семьи, иногда с животными на заднем или переднем сиденьях. Вдалеке взревел мотоцикл.

Засигналили машины. Резкий звук усилился и мимо них пронеслась мотоциклистка. Она проехала между рядами автомобилей, не задев ни один. Костя запомнил ее светлые волосы, собранные в растрепанный пучок, и мотоциклетный костюм.

Вслед ей понеслись похабные слова вперемешку со свистом.

«И как у нее хватает смелости ездить без шлема?» – подумал Костя. Когда мотоциклистка пропала из виду, он выбрал новую книги в смартфоне и принялся ее читать.

«Оденься теплее, возьми шлем, возвращайся не позже восьми, – передразнивала мачеху Язва, – я, блин, сама прекрасно знаю, во что мне одеваться, как ездить и во сколько приходить домой!»

Она разгонялась, ловко огибала машины, пару раз проскакивала на желтый сигнал светофора, перетекающий в красный.

«Будет еще выпендриваться, вообще домой не вернусь!» – Язва припарковала мотоцикл в одном из дворов, заглушила мотор и вытащила ключи.

Достала сигарету, зажигалку, и закурила. Выпуская дым то через нос, то через рот, она любовалась серыми однообразными зданиями. Представляла, что ее мачеха – лишь звено в общей серой массе, а она сама – разноцветная, интересная и неоднозначная личность. Уроки она прогуливала не первую неделю, и эта женщина ничего не могла с ней поделать.

Зазвенел мобильник. Язва взглянула на экран, ухмыльнулась.

– Че?

– Я погорячилась, прости меня, – заговорила мачеха, задыхаясь от волнения. Обычно она не могла дышать после подъема по лестнице из-за лишнего веса, – я не должна была требовать от тебя такого. Мотоцикл ведь подарок от твоего отца.