Голова приятно гудела. Лукавый сидел на пассажирском сиденье с закрытыми глазами. Из авторадио лилась монотонная музыка.

– Как ты можешь слушать эту чушь? – спросил он.

– Так же, как ты своих линков каждый день мучаешь, – ответил старший брат.

– Эй! – Лукавый повернул голову, открыл глаза, прищурился. – Не сравнивай мою любимую группу с дерьмовой попсой, окей?

Дэн засмеялся.

– В следующий раз я тоже напьюсь до неприличия, и вот тогда ты меня повезешь домой. Поймешь, какое это удовольствие – тебя забирать.

– У меня еще прав нет!

Дэн затормозил на светофоре. Машину везло на льду. Мимо них со свистом промчался спортивный автомобиль. Дэн покачал головой.

– Никогда так не гоняй, слышишь? Особенно зимой, – предупредил он брата, и тронулся, когда загорелся зеленый. – Тебе бы не помешало проветриться, а то мама будет ругаться.

– Ты же меня отмажешь, бро?

– Я не всегда буду рядом. Повзрослей.

Лукавый достал из бардачка диск любимой группы. Он потянулся за ним, дернувшись. Ремень болезненно впился в грудь. Лукавый отстегнул помеху.

– Щас послушаем настоящую музыку! – со счастливой улыбкой он склонился к CD-приемнику.

Машина подпрыгнула на наледи. Диск слетел с пальца и упал на коврик в ногах.

– Блин, Дэн… – Лукавый подобрал диск, сдул с него грязь, выпрямился. – Ничего страшного, все в порядке…царапин нет.

– Пристегнись! – крикнул Дэн, ударив по тормозам. Завизжали шины.

Лукавого ослепило фарами. Машину тряхнуло – кто-то врезался слева. Лукавый потянулся за ремнем. Рука скользнула по бугристой ткани – в бампер въехал другой автомобиль. Лукавого бросило в стекло: разбив его, он отлетел на тротуар. Лежа на животе, он пытался вдохнуть. Все отдалялось: вопли сигнализаций, крики людей, шум. Недавно выпавший снег окрасился в красный, и все потемнело.

Он хотел закричать, но не смог разомкнуть губы. Разжал веки, пошевелил глазами, вглядываясь в белые потолки. Затылок отозвался болью, поблизости что-то натужно запищало.

– Позовите врача! Он очнулся!

Лукавый попробовал пошевелить рукой, но не почувствовал ее. Приподняться на локтях тоже не вышло. Слабость накатила на него ломящей волной, и он закрыл глаза. Чужие голоса обрывками забирались в уши. Ему не хотелось запоминать их, он желал лишь одного: чтобы все замолчали и оставили его в покое.

Кто-то прикоснулся к его веку, раскрыл его и посветил фонариком.

– Поздравляем…вышел из комы, – сказал расплывчатый голос.

Лукавый не различал ни пола, ни возраста людей, что окружали его. Он видел размытые силуэты, а прикосновения к коже ощущались далекими зудящими покалываниями. Мысли потухли. Пустота, беспомощность и слабость навалились на него.

Он выныривал из тьмы, чтобы разглядеть потолок, а после закрывал глаза и проваливался в сон. В один из дней голос, прояснившийся и ставший знакомым, помог Лукавому не заснуть сразу после пробуждения. Он хотел повернуть голову, но не.

Невысокая худая женщина склонилась к лицу сына. Лукавый видел, как в ее глазах появляются слезы. Они падали, скатывались по его лицу, исчезая в подушке.

– Ничего не говори. Отдыхай, сколько надо, мы с папой обо всем позаботимся…

Врачи и родители занимались с ним лечебной физкультурой, помогали восстанавливать речь.

Поначалу Лукавый едва мог шевелить пальцами, кое-как складывал их в кулак. Постепенно тело начало слушаться его, а звуки из рта превратились в полноценные слова.

– Возвращаться в тело всегда тяжело, – сказал ему медбрат на очередном осмотре, – но ты справишься. Ты парень сильный, у тебя почти все зажило.

– Почти? – спросил Лукавый.

– Когда тебя привезли, из твоего затылка торчал осколок. Мы его вынули, кожа заживает. Остался только шрам, и волосы вокруг него прорастают медленнее.

– Можно взглянуть? – сказал Лукавый.

– Что? Хочешь посмотреть? – медбрат достал смартфон, сделал несколько снимков, и показал ему.

Лукавый присмотрелся: крупный некрасивый шрам виднелся сквозь редеющие темные волосы. Он осторожно коснулся затылка.

– Отрастут? – спросил он, глядя на медбрата через отражение в экране.

– Конечно. Пройдет немного времени и… – ответил тот и повез его по коридору.

Лукавый нахмурился. Время. Теперь он ненавидел это слово больше других. Пока он лежал в коме, отголоски разговоров проникали ему в разум. «Нужно время, дайте ему время, пройдет время». Они говорили это так легко, а для него кома была бесконечно темной тюрьмой.

Спустя два месяца упорных занятий Лукавый заговорил бодро, с редкими запинками. Иногда он забывал слова, но держал под рукой словарь, который ему привезли родители. Врач похвалил их выбор, и посоветовал беречь зрение. Родители запретили сыну пользоваться смартфоном.

– Где Дэн? – спросил Лукавый, когда они пришли его навестить.

– Он в отъезде, – сказал отец.

– Все пять месяцев?

–Его отправили в командировку.

– Я бы его навестил в такой ситуации, – отец не обратил внимания на упрек в глазах сына.

– Я тебе яблок принесла. Сейчас порежу, – мать заботливо погладила Лукавого по волосам, не касаясь шрама, и достала антибактериальные салфетки. Запах спирта в палате усилился, когда она открыла пачку.

– Уже лето, – сказал Лукавый, – что с учебой?

Родители переглянулись. Мать потупила взгляд, разрезая яблоко.

– Ты пойдешь в школу. Мы все обговорили с директором и учителями.

– А домашнее обучение не вариант? – Лукавый взял фруктовую дольку.

– Врачи говорят, что тебе станет лучше в окружении людей.

– Но мне ведь нельзя нервничать.

– Отделяться от общества тоже нельзя, – голос отца стал строже. – Не волнуйся, в школе все учителя готовы помочь тебе.

– Я так не думаю.

Мать осторожно взяла Лукавого за руку, чтобы привлечь его внимание.

– Сынок, пойми: чем быстрее ты вернешься к людям, тем быстрее восстановится твой организм.

Лукавый взял следующую дольку.

– А что с моими друзьями? Что с Виком? Вы хотите, чтобы я учился без них? Об этом не подумали?

– Да, теперь они поступают в университет, но это не значит, что твоя жизнь закончилась! – вспылил отец.

Лукавый посмотрел на него с ненавистью. Они с отцом были похожи не только внешне, но и характерами.

– Сколько мне еще тут лежать? – он перевел взгляд на мать.

– Через неделю.

– Наконец-то. Меня уже достала эта больница, – он отобрал у матери нож с яблоком. Лукавый долго терзал его: пальцы ныли, запястья напряженно болели, но он смог отделить дольку. – Я хочу домой.

Лукавый вышел из автомобиля на негнущихся ногах. Голова кружилась, перед глазами проскальзывали яркие пятна. Мать подхватила его под руку. Впервые за семнадцать лет его укачало в машине.

– Давай достанем кресло! – предложила мама.

– Нет. Я хочу ходить. Сам, – увидев, как отец открывает багажник, сказал Лукавый. Он повернулся к подъезду и плавно задрал голову.

Они жили в высотном здании из двадцати этажей. Раньше он легко пользовался лифтом или лестницей, а сейчас мысль о подъеме пугала его так же, как резкие звуки и неожиданные прикосновения.

«Соберись, тряпка. Чего трусишь?» – подумал он, высвобождая руку из хватки матери.

– На каком этаже мы живем? – спросил он.

– На…на тринадцатом, – сказала мать.

Врачи предупреждали семью, что возможны провалы в памяти, забывчивость, слабость и резкая смена настроения. Лукавого назвали счастливчиком и сказали, что кусок стекла в затылке – не самое страшное, что с ним могло случиться в коме.

– Когда приедет Дэн? Вы не звонили Вику? – он посмотрел на мать. – Где мой айфон?

– Он разбился в аварии. Мы купим тебе новый, не переживай, – она погладила сына по плечу и улыбнулась.