– Трус, – скривился Мартан. – Пошёл отсюда! Быстро! И остальные, у кого коленки подкашиваются, вместе с ним! Не то я сам превращу вас в куски мяса!

Второй раз повторять не пришлось – стражники только того и ждали. Побросав мечи, кинулись в сторону леса и, не разбирая дороги, понеслись, куда глаза глядели: кто вправо, кто влево. Остался только капитан Сайнорт, но и тот дрожал, как осиновый лист.

– Я пришёл сюда за своей невестой, – процедил принц, – и без неё не уйду.

– Кажется, мы с вами уже решили этот вопрос, ваше высочество. – Эйгон старался держать себя в руках. – Вы ведь получили моё письмо? Вам мало?

– Я жду, Арлина! – игнорируя вопрос мага, крикнул Мартан. – И твой отец, кстати, тоже, – добавил он, растягивая губы в коварной улыбке.

Девушка вздрогнула.

– Что с отцом? Он болен?

– Его состояние крайне незавидное. Старик совсем рехнулся, узнав, что ты бежала. На этой почве тронулся умом и всё повторяет твоё имя, надеясь, что ты вернёшься. Ему же невдомёк, что блудной дочери на него плевать. И если я готов твоё предательство стерпеть и простить, то его сердце точно не выдержит.

– Мне надо к отцу. – Арлина умоляюще посмотрела на мужа. – Ты слышал, что он сказал?

– Ни одно его слово не стоит поспешных действий.

– Ей надо к отцу! – сорвался Мартан. – И она пойдет вместе со мной.

– Если я позволю, – отрезал Эйгон.

Вызов был брошен. Мартан шагнул в направлении мага. А где первый шаг, там и второй. Где второй, там и третий. Сердце капитана Сайнорта ойкнуло при виде, как руки принца крепко обхватили рукоять меча и занесли его над головой для, возможно, единственного удара, прежде чем присоединиться к червям под валуном.

Трость дрогнула в руке Тайернака, с алмаза сорвался сгусток белой энергии и шаровой молнией ударил в принца. И в то же мгновенье взорвался и рассыпался миллионами белых брызг, что тут же осели на землю и погасли, теряя свою силу. Мартан хмыкнул и дерзко посмотрел на Эйгона.

– Я не червяк и даже руки-ноги целы? Как все просто-то, а?!

Тайернак спешно схватил левую руку жены и, не увидев на безымянном пальце защитного кольца, нахмурился. Вся магия, с помощью которой он мог бы разделаться с ненавистным принцем за одну секунду, была бессильна. И Тайернак вместе с ней.

Оттолкнув Арлину в сторону, Эйгон шагнул навстречу Мартану. Белая трость начала меняться прямо на глазах: алмазный набалдашник вытянулся в сверкающий клинок, острый и крепкий, жаждущий крови; от былой элегантности белого дерева не осталось и следа – её место заняла грубая сталь, готовая рубить всё на своём пути.

– Эйгон, нет! – крикнула Арлина, а сердце сжалось, и к горлу подступил непонятный, неприятный комок.

Броситься и встать между ними – вот единственный выход. Тогда, может, опустят мечи и успокоятся. Но стоило девушке об этом подумать, как Тайернак, словно прочитав её мысли, обернулся, и от одного его взгляда по земле поползли огненные змейки, начали разрастаться и затягиваться в плотное кольцо.

Арлина заметалась из стороны в сторону и от отчаяния кусала губы в кровь. Она стояла на крохотном островке чёрной земли, усыпанном опавшими еловыми иголками и разворошенными шишками, отрезанная от Эйгона и Мартана стеной полыхающего огня, и не могла ничего поделать. Алые языки пламени вознеслись чуть не до верхушек деревьев, потом опали и задёргались в дикой пляске, словно ритуальном танце, вознося хвалу то ли жизни, то ли смерти.

Никогда ещё Арлине не было так страшно. Не за себя – плевать на неистовое пламя. Плащом бы сбить огонь, чтобы вырваться из жаркой клетки, но что кусок ткани, пусть и плотной, против такой силы? Песка бы, но под ногами только редкая пыль да твёрдая глина, которую не выкорчевать. Дождя бы или снега, но небо, как назло, ясное, а на том небе – лишь звёзды и яркая луна, медленно ползущая к границе между созвездиями волка и полевой мыши.

Мечи скрестились, высекая слепящие искры. Удар за ударом – сталь накалилась, но останавливаться ни Мартан, ни Эйгон не собирались. Злость обоих распалялась с каждой новой секундой, а ненависть друг к другу, которую до этой встречи каждый упорно прятал в себе, росла, и обоих было не сдержать. Слова были бессмысленны – сталь звенела так, что крика не разобрать. И вклиниваться меж двух противников – только себя калечить: ни один из тех двоих не будет разбираться, что там мельтешит по правую руку. Замахнётся и рубанет сгоряча, будь то мышь или человек.

Двумя рывками Эйгон откинул Мартана к краю пропасти. Принц оступился, но устоял, а несколько мелких камешков выскочили из-под сапога и полетели на чёрное дно. На другом конце обрыва в серебристом лунном свете сверкнули башни Штормового замка; Эйгон перехватил меч сильнее и обрушился на принца. Лязг стали резал слух. Удар. Ещё один. И следом третий. Без паузы, без перерыва и без шансов на компромисс.

Сквозь неровную стену пламени невозможно было что-либо разглядеть. Арлина закусила губу и попыталась выскочить из огненной клетки в том месте, где стихия начала слабеть, но та, словно прочитав мысли девушки, выбросила к небу новый столп огня и принялась бушевать с удвоенным усердием, не позволяя к себе подступиться даже на расстояние вытянутой руки.

Противники поменялись местами: теперь Мартан наступал, а Эйгон шаг за шагом придвигался к краю. Злость обоих не ослабевала. Глаза принца горели безумием; глаза мага – ненавистью.

По-зимнему холодный ветряной вихрь промчался по верхушкам голых елей и взметнулся в небо; за ним тянулись грузные тучи. Лунный диск качнулся и коснулся краем созвездия полевой мыши. Серебряная молния рассекла чёрное небо, а оглушительный гром заставил всех вздрогнуть.

Эйгон замер на месте. Сотни невидимых игл одновременно пронзили тело, и снова неистово зажгло руку, которой недавно касался Квирл. Тайернак выронил меч. Ноги не слушались – они, будто, приклеились к земле: не сдвинуться ни на шаг. Ладони горели. Сердце разрывалось на части, а голову кружило. Перед глазами всё плыло, а когда удалось тряхнуть головой, прогоняя так некстати налетевшую слабость, то расплывчатые очертания вернули себе крупицу былой чёткости, но лучше от этого не стало. По спине мага прошёл неприятный холодок, и уже плевать было и на боль в теле, и на пламя в руках. Тайернак понял, что неизбежное случилось. И случилось в самый неподходящий момент.

Великолепный клинок, рухнувший в пыль, менялся на глазах: терял былую элегантность и белый цвет, превращался в кривую палку, каких много встретишь в лесу и на которые едва обратишь внимание, пройдёшь мимо или, в крайнем случае, подберёшь, чтобы подбросить в догорающий костёр. Помутневшим взглядом Эйгон обвёл всё вокруг себя: чары разрушались, заколдованным стражникам возвращался их прежний вид, а Грибо – его исходное обличие. Маленький горгулья застыл на изрытой когтями глине, подмял под себя лапы и стремительно превращался в камень. В статую, коих в Штормовом замке было несколько десятков, безжизненную и пустую.

– Грибо... – с трудом разомкнув обветренные губы, только и смог выдавить Тайернак.

Во взгляде горгульи промелькнула прощальная улыбка.

– Всё правильно, хозяин, – пролепетал тот, глядя, как каменеет хвост. – Ведь я – часть вашей магии. Всё правильно…

Серые змейки облепили уже половину тела, добрались до головы, и горгулья навсегда застыл уродливым изваянием, которому место только в подвале среди паутины и ненужного хлама.

Рубящий удар – Мартан недолго сомневался и не рискнул тратить время на выяснение причин происходящего, рассёк камзол Эйгона в одно касание острым клинком, а вместе с ним и грудь. Тайернак хрипло выдохнул и изумлённо попятился. Пронзительный крик сорвался с губ Арлины, а Мартан прокрутил в руке меч, ткнул им прямо в сердце несопротивляющегося противника и толкнул того к краю обрыва.

Луна металась на небе, прячась в низких тучах и сверкая между ними серебром. Ночная чернота перемежалась с серебряными вспышками, раздражая полные слёз глаза. Чёрное, белое, чёрное, белое… и так попеременно и не переставая. Всё, как в том сне, только теперь наяву и в сотни раз страшнее. Лучше бы это был сон, лучше бы он никогда не прекращался, лучше бы видеть его каждую ночь и каждое утро просыпаться в холодном поту, но только навсегда стереть из жизни последние минуты, прокрутить время вспять и не дать свершиться тому, что свершилось.