Синяк под глазом, к которому Эйгон начал было прикладывать лист подорожника прошлой ночью, а потом тот про тот лист напрочь забыл, заныл при словах директрисы де Монтрё. Как бы невзначай, Тайернак коснулся больного места подушечками пальцев, слегка разминая его, но тут же опустил руку, вновь поймав на себе хмурый взгляд Чарсвина. 

– Мы решили, что все будут кратки, – напомнил Магике Квирл. 

– Кратки? – Выщипанные брови-ниточки директрисы возмущённо взлетели вверх. – Это вам не конспекты переписывать; дело крайне важное. 

Квирл обречённо махнул рукой. 

– Нам в академии нужна молодая кровь. Наши профессора столь стары, что часто пропускают лекции из-за болезней или же попросту спят на них. – Магика покосилась в сторону Пламмеля. – Я готова закрыть глаза на ошибки Тайернака при условии, что он будет читать студентам курс по зельеварению и вести практические занятия в течение пяти лет. Коль у него так хорошо получается черпаком в котле водить, давайте используем этот дар с пользой для образования!

Квирл расстегнул сдавливавший горло воротник. 

– А это здравая мысль. Но разбудите-ка магистра Пламмеля. Послушаем, что он скажет. 

Магика осторожно ткнула пальцем в плечо спящему магу. 

– Я против, – разлепил Пламмель глаза и губы и опять уснул. 

– Ну, – Квирл потянул занемевшие руки и хрустнул шеей, – три голоса за Тайернака, включая его собственный, и два – против. Если так пойдёт, ты станешь первым магом в истории, нарушившим кодекс и оправданным советом. Впрочем, ещё не утро. Лачтна?

Погруженная в свои мысли гадалка вздрогнула. Выпрямила спину, расправила плечи. Длинные серьги в ушах брякнули, губы приоткрылись, словно готовились выдохнуть роковой приговор, но последнего с них не слетело. Лачтна медлила…

Словно зимний цветок, она была красива и строга. Словно колотый ножом лёд, колюча и холодна. И, словно закованная в том льду алая роза, чувственна и одновременно недоступна.

Эйгон сидел в кресле напротив и терпеливо ждал. Смотрел, не отрываясь, на роскошный цветок, некогда желанный, а теперь весь в шипах, и не было в том взгляде ни былого интереса, ни страсти. Голодный волк был сыт. Закончится совет, оборвутся цепи, до сих пор сдерживавшие его лапы, и он сорвётся с места. 

Надо выбрать… Подарить шанс на спасение тому, кто только что отвёл глаза в сторону, сделав вид, что рассматривает пуговицу на камзоле, с которой начал слезать слой позолоты, и после смотреть, как он продолжает обольщать женщин? Ту, самовлюбленную, что плеснула вином в лицо, удалось отвадить. Но появятся другие… Или потопить и тешить себя мыслью, что теперь он не достанется никому. И даже ей самой будет более не интересен. 

Лачтна помрачнела. Год назад она видела в картах своё счастливое будущее. Через полгода карты повторили предсказание. С завидным упорством продолжали они говорить одно и то же, не расходясь в вариантах ни на каплю. Каков бы ни был лунный день и лунный час, расклад всегда заканчивался одинаково: Лачтна будет хозяйкой Смоляных гор, хозяйкой Штормового замка и... леди Тайернак, и после неё претенденток на эту роль уже не будет. Но почему-то именно этой ночью настойчивая уверенность карт девушку совсем не радовала. 

Делать вид, что пуговица занимает все его мысли, уж более не было сил. Эйгон заёрзал на месте и поднял голову. И тут же столкнулся с нервным взглядом чёрных глаз. Лачтна должна выбрать… Умолять было поздно; его судьба – в её руках. Оставалось лишь уповать на чудо. Как там говорил Чарсвин? Если что-то не получается, а очень хочется, нужно лишь добавить каплю магии? К какой же магии следует прибегнуть, чтобы остаться на плаву? А, может, стоит утонуть, а потом вынырнуть на поверхность вновь и всё начать с чистого листа? Ответа на вопрос Эйгон не знал, а потому тихо ждал, когда чувственные губы напротив соизволят разомкнуться, чтобы вынести свой вердикт.  

– Я считаю, – Лачтна удивилась, насколько голос был чужим, – что Эйгон Тайернак виновен. И не столько в нарушении кодекса, сколько в обмане невинной девушки, которую использовал в своих целях. Магу не пристало играть жизнями и судьбами простых людей. Девушка – лишь жертва во всей этой истории, и Тайернак заслуживает наказания.

Никто и опомниться не успел, как Квирл хлопнул ладонью по столу и повторил за дочерью, ни секунды не раздумывая:

– Виновен. Дело закрыто, – и, окинув Эйгона язвительным взглядом, добавил: – Не удалось тебе нас удивить, Тайернак.

Кресло с шумом отодвинулось – Эйгон встал, накрыл ладонью набалдашник трости, что всё время стояла у стола, собрался развернуться и уйти, но был остановлен Квирлом. Тяжёлая рука верховного мага легла прямо поверх ладони Тайернака, сжимая её со всей силы.

– Решением большинства, – Квирл смаковал каждое слово, – Эйгон Тайернак, магистр первого ранга, с позором изгоняется из совета, лишается всех званий и регалий, о чём записано в реестре магов. Он также лишается всех магических способностей, приобретенных как при рождении, так и в процессе обучения. Знания будут вычеркнуты из его памяти, дар к магии и сила исчезнут. 

– К чему столь пафосно, Квирл? – раздражался Эйгон. Попытался выдернуть руку из тисков Раверинуса, но неудачно. – Я прекрасно знаю, что подразумевается под фразой «лишить кого-либо магии».

Верховный маг развернулся к Тайернаку и обдал того таким взглядом, что кровь внутри закипела, и охладить её сил совсем не было. Всё тело ныло, невыносимо жгло, а сердце готово было разорваться на мелкие кусочки.

– По уставу я обязан зачитать тебе весь приговор, – ответил Раверинус. – Я привык правила чтить. 

Сотни острых игл впились в руку и жалили так, словно высасывали жизненный сок и никак не могли напиться. Втягивали в себя каждую каплю и требовали ещё, слепо тыкаясь в разные уголки бледнеющей  кожи. 

– Твой брак я расторгаю. – Квирл тем временем целился в самое сердце. – Девчонку вернёшь, откуда взял, хоть уже и порченную. Сами решат, что с ней делать дальше. Извинишься и больше не сунешь и носа в Озёрный край. 

– Нет. – Лоб покрылся испариной, а голос перешёл на безжизненный хрип. – Этой клятве я буду верен до конца. Спросите хранителя Киарана. В его присутствии я поклялся быть с Арлиной де Врисс до тех пор, пока смерть не разлучит нас. 

– И что мне теперь убить тебя, что ли? 

Квирл отдёрнул руку, и боль тут же отступила под натиском льда, спешившего потушить пламя. 

– Девчонку вернёшь. Киарану будет приказано уничтожить запись о вашем браке. Чего не должно было быть, того не должно быть. И точка. Свободен. 

Эйгон потёр ладонь, которую недавно разрывало на части: рука как рука, ни горячая, ни холодная, обычного цвета, ни ожога тебе, ни царапины. Будто и не было ничего. Прищурившись, Эйгон повёл пальцами – алмаз на элегантной белой трости вспыхнул белым светом, сама трость поднялась в воздух и легла в руку Тайернака. 

– Я не лишён магии? – Брови насмешливо изогнулись. – А так красиво обещали... 

– Всему своё время, – оскалился Квирл. – Ты почувствуешь, когда этот момент наступит. Галвин, – Раверинус поманил к себе лакея, – проводи нашего гостя к выходу. Его служение высшим силам завершено. 

Высокая дверь отворилась, пропуская Эйгона в длинный, пустой и холодный холл. Тайернак крепко сжал трость, которая ещё хранила силу, и широким шагом направился к выходу, предварительно поклонившись всем остававшимся в малахитовой зале магам. Ответный кивок он получил только от Чарсвина – даже в такую минуту седовласый старичок оставался приветливым и добродушным. 

Стук каблуков отдавался эхом среди холодного мрамора и вторил стуку сердца. Да. Последнее тоже не спешило, не волновалось, и это было странно. К креслу в этом совете Эйгон стремился всю жизнь: не спал ночами и заучивал заклинания; тренировался каждую свободную минуту; внимал каждому слову отца и жадно ловил наставления именитых магистров, прибывавших в Штормовой замок на чашечку чая и бокал вина. Одним бокалом обходилось редко, и посиделки обычно растягивались на пару ночей, и юноша успевал довести опытных гостей до мозгового истощения – так, что больше те в Смоляные горы с визитом не торопились. И получилось то, что получилось: Эйгон по уровню знаний обогнал всех своих ровесников и пошёл дальше. Стиснул зубы и упорно карабкался к самой вершине – креслу верховного мага. Правда, для последнего нужно было ещё сместить Квирла. А теперь лестницу перевернули, и верхние ступеньки оказались снизу, и Тайернак вместе с ними. Но почему же сердце восприняло произошедшее столько равнодушно? Это была загадка.