Она ничего не отвечает, и я прижимаю руки к её щекам чуть настойчивее.

— С ним всё будет хорошо. И с тобой тоже.

Когда она открывает глаза, они снова блестят от слёз, но, думаю, не отчаяния. Она выглядит преисполненной надежды.

— Спасибо тебе, — говорит она. Её рука неторопливо ложится мне на грудь. — Спасибо.

Я хрипло смеюсь, стараясь игнорировать то, что делают со мной её прикосновения.

— Ты не должна благодарить меня после всего, что я натворил.

— Если говорить о злодейских планах, то это было очень коварно. И я поверить не могу, что он приехал.

— Ты ему небезразлична, — я провожу большими пальцами по её скулам. — И, возможно, я создал впечатление, будто ты находишься в ужасной ситуации.

— Она и была ужасной, — отвечает она, завозившись с пуговицей на моей рубашке. — Ты не разговаривал со мной несколько недель. Мы даже не виделись.

— Беспокоишься, что не отработала свою зарплату? — осторожно спрашиваю я, сохраняя голос дразнящим, а не осуждающим.

— Я хотела увидеть тебя не поэтому.

Моё сердце запинается.

— Тогда почему?

Зелёный взгляд поднимается к моим глазам.

— Я скучаю по тебе. Не знаю почему, ты же чудовище. И я не понимаю, почему не могу перестать думать о тебе, ведь ты такой раздражающий и отгоняешь меня всякий раз, как тебе что-то не по нраву, и ты, наверное, способен причинить мне самую ужасную боль из всех, но…

Мой рот останавливает её бессвязный поток слов в жёстком, отчаянном поцелуе, хотя я и жду, когда она отвергнет меня, зная, что заслуживаю отказа. Но её руки обвивают мою шею, а язык нежно тянется к моему, в то время как сама она вжимается в меня.

— Я хочу тебя, — шепчет она, чуть отстранившись.

Мой самоконтроль даёт трещину. Я кручу её, толкая спиной к двери, скользя ладонями от лица к рукам, поднимая их над её головой. Она издаёт стон, когда я припираю её к двери и целую снова и снова, пока не забываю, где заканчивается моё дыхание, а где начинается её. Когда уже не могу перестать водить рукам по её телу, бёдрам и вверх по бокам её талии. Мы оба стонем, когда мои ладони задевают её грудь.

Я хочу раствориться в ней.

Схватившись за крошечное зёрнышко добра, всё ещё посеянное во мне, я вынуждаю себя отстраниться и дать ей пространство и время над всем поразмыслить. Опускаю взгляд на её раскрасневшееся лицо и опухшие губы; мы оба тяжело дышим.

— Мне нужно знать, чего ты хочешь от этого, — грубовато прошу я. — Мне нужно знать, где граница.

Оливия поджимает губы, и я готовлю себя к отказу. Почти вижу колёсики, вращающиеся в её голове, пока она пытается разобраться, ошибка ли я, как Майкл, или же тот, кто стоит риска.

Впервые за столь долгое время я хочу стоить риска.

Её пальцы оседают чуть выше пояса моих джинсов, обжигая подушечками через ткань моей рубашки.

Она наклоняется вперёд, прижимаясь губами к впадинке на моём горле.

— Я не хочу никаких границ, — произносит она, опаляя мою кожу тёплым дыханием. — Не сегодня. 

Оливия

В прикосновениях Пола нет ничего нежного, и мне не хочется иного. После пары месяцев борьбы с жестокой и неконтролируемой потребностью в этом парне я хочу уступить ему.

Уступить нам.

Спустя полсекунды после того, как я дала ему зелёный свет, он вновь целует меня, смещая руки к моей талии и легко поднимая меня. Мои ноги оборачиваются вокруг его торса, пока он накрывает руками мои бёдра и задницу, притягивая так близко, что я чувствую его твёрдость через наши джинсы.

Его губы тянутся ко мне, и если поцелуй, произошедший минутой ранее, был пылким, то этот мог объять нас пламенем. В его короткой стрижке не за что держаться, поэтому я завожу руку ему за шею, впиваясь пальцами в мягкую кожу, пока мечусь между тем, чтобы позволить ему расхищать и проводить ожесточенное исследование самой.

Пол яростно отталкивает подбородком моё лицо в сторону, путешествуя губами по щеке и вдоль челюсти, задержавшись на мочке уха, прежде чем обрушиться на шею. Его губы и зубы мучают меня, пока мои бёдра не начинают упорно тереться об него. Уже через несколько секунд наше положение у двери спальни перестаёт давать нам обоим достаточно доступа.

В три шага он меняет нас местами, двигаясь прямиком к постели, и бросает меня на спину. Какая-то отдалённая часть моего мозга замечает, что его движения, со всей их непреклонной властностью, не затруднены так, как пристало человеку с раненой ногой. Они принадлежат мужчине, желающему женщину. И этого мужчину явно желают в ответ.

На какой-то миг он опускает глаза, когда я смотрю на него, мы оба ловим дыхание, принимая всю правильность момента. Затем одновременно приходим в движение: он тянется вниз, а я сажусь, вытянув руки.

Я ещё не знала, когда говорила об этом, но именно это я имела в виду, когда сказала, что искала «что-то» в поцелуе с Майклом. Я хотела эту неуловимую жажду по отношению к другому человеку. Вот она. Я жажду Пола. Только его.

Мои пальцы спускаются к пуговицам рубашки, срывая их, а его пальцы оказываются в моих волосах, оттягивая мою голову назад, чтобы он мог видеть, как я снимаю с него рубашку — сначала с одного плеча, а потом и с другого.

Мои глаза цепляются за татуировку на его груди со стороны сердца. Я заметила незамысловатые чернила ещё раньше, когда мы спали вместе, но только сейчас набралась смелости наклониться и прижаться к ней губами.

— Semper fi?

— Сокращённо от semper fidelis— «всегда верен». Это девиз морской пехоты.

Я с трудом глотаю. Меня почему-то преследует сентиментальность — наверное, только потому, что знаю, чего стоила ему эта неизменная верность.

— Не надо, — просит он, наклонившись, чтобы коснуться губами моего виска. — Не уходи туда, куда уводят тебя мысли.

Его губы снова захватывают мой рот, и я могу думать только о том, какой идеальный он на вкус, точно как сам Пол.

Когда его руки опускаются к низу моей футболки, я вскидываю руки над головой.

Вы бы не назвали меня щедро одарённой. Во мне всегда было больше углов, чем изгибов, и я отчасти жалею, что сейчас на мне лифчик без пуш-апа, лишь с плоскими розовыми деми-чашечками.

Но потом Пол опускает взгляд на меня. И из-за него я чувствую себя красивой.

Он неторопливо проводит кончиками пальцем по моей грудной клетке, отслеживая движения своих рук глазами, пока я сижу перед ним. Когда пальцы добираются до нижней части лифчика, его взгляд устремляется к моим глазам, становясь тёмным и затуманенным.

Я привлекаю его голову к себе, как раз когда его руки достигают моей груди, и мы оба стонем.

Он нависает надо мной, в то время как я заваливаюсь обратно на кровать и затем оказываюсь под ним, накрытая его телом, пока он держит мою голову для глубокого требовательного поцелуя. Когда его руки сдвигаются мне за спину, я выгибаю спину, предоставляя доступ к застёжкам лифчика.

Из меня вырывается слабый смешок от того, как запросто он с ними справляется.

— Делал это раньше?

— Давненько уже не делал, — отвечает он с улыбкой. — Очень давно.

Сердце пропускает удар, когда до меня доходит сказанное им. Он не был ни с кем несколько лет. Не стану врать, у меня улучшилось настроение.

— Очень плохо для женщин Мэна, — говорю я, спуская пальцы к пряжке его ремня. — Но хорошо для меня.

Из него вырывается стон, когда я скольжу рукой в джинсы, находя его твёрдым под боксёрами.

— Оливия.

Его голова свешивается, на долю секунды зависая над моим соском — он находит мой взгляд и облизывает кончик моей груди.

Я едва слышно хныкаю, заводя руку ему за затылок и придерживая, пока он сводит меня с ума своим ртом.

Пол отодвигается ровно настолько, чтобы мы оба успели избавиться от джинсов, оставшись в нижнем белье: он в голубых боксёрах, а я в трусиках бикини. Встав обратно на колени, он расплывается в улыбке, оглядывая меня.