— Хочешь знать, почему ты здесь, тогда как все остальные разбежались?

— Скорее, почему ты решил быть со мною вежливым? Что-то подсказывает мне, что злобный монстр, которого я встретила в первый день, и есть настоящий ты.

— Отчасти, это правда, — произносит он голосом, полным лёгкого дружелюбия. — С чего вдруг я держу тебя рядом с собой? — его глаза путешествуют по моему телу, но вовсе не льстиво… А оскорбительно, унижающе.

Но моё тело всё равно реагирует.

— Единственная причина, по которой ты всё ещё здесь, заключается в том, что ты горячая, — произносит он. — Сиделка ведь из тебя никчёмная. Ни хрена не знаешь о физической терапии, больше раздражаешь, чем утешаешь, и, когда Мик с Линди отчалят на выходные через пару дней, почти уверен, что ты окажешься ещё и отвратительным поваром. Но не печалься, сладкая. Ты всегда сможешь найти работу у мужчин-клиентов. Те, что постарше, будут называть тебя конфеткой, а те, что помоложе — горячей задницей.

На каком-то подсознательном уровне я понимаю, что мне стоило бы оскорбиться, но почти до боли очевидно, что именно нанести обиду он и хотел. Потому и очень легко игнорировать его подлость, расценённую мной, как жалкую попытку самообороны.

Я откидываюсь в кресле и открываю собственную книгу.

— Не-а, ты держишь меня здесь не поэтому, — размышляю я, будто бы разговаривая сама с собой. — Но, к сведению, я реально хороший повар. Вот увидишь.

На лице Пола отражается недоверие моему отказу расстраиваться, но почти сразу же он восстанавливает своё обычное равнодушное выражение.

— Ты сплошной кладезь навыков.

— Да, и ты начинаешь переживать, что я могу тебе понравиться, — уверенно говорю я. — А учитывая, что я к тому же ещё и вызываю у тебя эрекцию, вся эта хрень станет по-настоя-я-я-я-ящему непростой в ближайшие несколько месяцев.

Тихий смех Пола в ответ — лучшее, что я слышала за последние несколько недель. 

Пол

Сегодня один из тех самых дней. Нехороших.

Бесконечные ночные кошмары, нулевой сон и невыносимая боль в ноге.

Я избегаю Оливию, как чуму. Убеждаю себя, что всё дело в моём нежелании её присутствия. Но, если начистоту, мне кажется, я избегаю её потому, что у неё есть раздражающая привычка поднимать моё дурное настроение. И это адски пугает меня.

Совсем скоро наступит рассвет, и мы, как обычно, встретимся для нашей ежедневной прогулки. Но сегодня я отпущу её одну. Это один из тех дней, когда мне кажется, что я недостоин жить, а тем более наслаждаться жизнью рядом с прекрасной девушкой. Не тогда, когда мои друзья мертвы. Не тогда, когда Аманда Скиннер проводит каждую ночь, засыпая в кресле больничной палаты, в то время как её дочь, увешанная трубками, лежит на больничной койке.

Из окна кабинета я наблюдаю за тем, как Оливия озирается по сторонам в поисках меня. Я жду, когда она начнёт свою пробежку, но она этого не делает. Просто стоит на месте, дожидаясь меня, и чёрт меня раздери, если я совсем чуть-чуть не мучаюсь от желания пойти туда к ней. Мне хочется позволить ей задобрить меня или, как она делала в последнее время, дать ей бросить мне вызов ступить пару шагов без трости.

Вместо этого, отвернувшись, я слепо перелистываю книгу, пока не поднимаю глаза и не вижу, что она ушла.

Перед её возвращением я целенаправленно направляюсь в тренажёрный зал. Чаще всего мы ходим туда вместе. У нас появилась своя закономерность. Я разрешаю ей уговорить меня на упражнения с идиотской ногой, а взамен она рассказывает о себе. В основном, мне это нравится, но порой я начинаю уставать от её односложных ответов. Она до сих по ничего не рассказала мне о настоящей Оливии Миддлтон.

Впрочем, я не хочу, чтобы она и сегодня вывела меня из плохого настроения. В последнее время я слишком часто забываю о том, кем являюсь на самом деле. И постепенно скатываюсь к старому Полу, любителю пофлиртовать и повеселиться с девушками. Мне нужен денёк, чтобы напомнить самому себе о новом Поле, который должен был погибнуть вместе с остальными в грёбаной песочнице.

После тренажёров избегать Оливию весь оставшийся день не составляет труда, но, когда стрелка часов приближается к четырём, я поддаюсь сомнениям. Из всех привычек, что у нас появились, каждодневным чтением книг у камина я наслаждался больше всего. И по какой-то неведомой причине я вынуждаю себя запереть дверь и даже включить музыку, поэтому не слышу её стука или грохота дверной ручки.

В конечном счёте, проходит час, а за ним второй, и я, наконец, умудряюсь потеряться в книге.

Но, когда в животе начинает урчать, я осознаю собственную ошибку: я проголодался.

Наивно полагаю, что Оливия могла бы оставить поднос с едой у двери моей спальни, когда я не ответил на её призыв спуститься на ужин. Но не угадываю. И отсутствие сэндвичей как нельзя ясно передаёт послание Оливии: если хочу дуться в одиночестве, придётся делать это без еды.

Я бы стерпел завтрак. И ланч. Но сейчас? Сейчас я умираю от голода, а запах чего-то пряного и мясного, исходящего из кухни, оказывает слишком сильное влияние на мой желудок, чтобы его игнорировать.

Как и ожидалось, Оливия на кухне, вот только на ней нет милого фартучка и она не выглядит измотанной бросанием всякой всячины во что-то бурлящее на плите. Вместо этого на ней узкие чёрные штаны, туфли на высоком каблуке и просторная, на вид дорогая, рубашка, которая явно не предназначена для домашнего пользования.

Это не домашняя Оливия. А куда-то вырядившаяся Оливия.

— Собираешься куда-то? — осведомляюсь я, отрывая глаза от её задницы.

Она поворачивается на месте, открывая рот, будто бы подумывая спросить, где я, чёрт возьми, пропадал весь день напролёт, но вовремя останавливает себя, растягивая губы в безучастной улыбке.

— Эй. Надеюсь, ты любишь чили, — произносит она. — Оно немного острое, но посыпанный сверху чеддер должен его тонизировать.

— Уверен, всё будет хорошо, — отвечаю я, замечая, что она немало времени провела над макияжем. Она сделала то, что обычно делают девчонки, когда хотят, чтобы их глаза выглядели темнее и загадочнее, а губы — розовыми и блестящими.

— Жаркое свидание? — интересуюсь я, всё ещё закидывая удочку.

— Ага, — фыркает она. — Я познакомилась с кучей крутых парней с тех пор, как застряла в твоём доме. Они очень гостеприимные и общительные.

Я надвигаюсь на неё под предлогом осмотра горшочка на плите, но она отодвигается в сторону, прежде чем я успеваю приблизиться. Умная девочка.

Она хватает свою сумочку.

— Куда идёшь? — ненавижу себя за эти вопросы. За то, что меня это волнует.

Оливия поднимает плечо, завозившись с ремешком сумки.

— Линди сказала, что тут недалеко есть бар, который, возможно, мне понравится. И что ты знаком с барменом.

— Её зовут Кали Шепард, — автоматически говорю я. — С чего вдруг ты решила выбраться?

— У меня две ночи и один день выходных, — резко отвечает она. — Воспользуюсь ими, наконец.

— А почему не делала этого раньше?

— Потому что до этого здесь всегда были Линди и Мик, с которыми я могла поговорить, когда у тебя случаются приступы ребячества.

— Это не приступы. И я имею право отдохнуть от людей.

— Ну, в таком случае ты поймёшь, почему я так хочу отсюда выбраться. Мне нужно отдохнуть. От тебя, — она одаривает меня снисходительной улыбкой и протягивает руку, будто собираясь погладить меня по щеке. Мои пальцы обвиваются вокруг её запястья и сжимаются. Сильно.

— Не. Трогай. Меня, — цежу я сквозь стиснутые зубы. Никогда ко мне не прикасайся.

С такой силой высвобождая её руку, что она едва не заваливается назад, потеряв равновесие на своих высоченных шпильках.

Я грубо чертыхаюсь и тянусь придержать её, но она отступает на шаг, избегая моего прикосновения. Я роняю руку. Не могу винить её за то, что она отшатнулась, но всё равно ненавижу это. Я монстр.