— Привет братьям-разбойникам, — послышалось из динамика. — Оба зайдете?

— Я один, — сообщил Денис и вышел из машины.

Олег быстро занял водительское место и выжидательно смотрел на приятеля. Гребски задумчиво потрепал себя за нижнюю губу, проговорил наконец:

— Думаю, мы приняли правильное решение. На подъезде к дому позвони из автомата и сообщи, как договорились…

— Добро, сделаю, — пристукнув по рулю ладонью, кивнул Куприянов. — Типа что-то там не так, странные люди ночью… Что-то или кого-то таскают… Может, террористы…

— Годится, — слабо улыбнулся Денис. — Пока, старина, держим связь. Ты аккуратнее…

Из динамика послышалось хмыканье наблюдающего за ними Славика, и ворота стали медленно открываться, пропуская направившегося к особняку Дениса.

Агент Берри Вайт закончил составление плана по работе с попавшим в поле зрения его отдела русским программистом, отложил исписанные листки, подошел к окну. Он рассматривал фантастический пейзаж мегаполиса с устремленными в темное ночное небо сверкающими небоскребами.

«Тис здесь понравится», — подумал он, довольно улыбаясь, глянул на часы и пришел к выводу, что если позвонит любимой в шесть часов утра по оклахомскому времени, ничего страшного не произойдет. Ей все равно пора просыпаться.

— Хэлло, беби… — голосом своего знаменитого тезки сказал он, прижимая мобильный телефон к уху. — Как ты там без меня?

Однако через десять минут от разговора с далекой возлюбленной агента Вайта оторвал сигнал селектора. Бросив быстрое: «Целую, люблю, жду!» — Берри нажал клавишу селектора:

— На связи! Что там у вас, Джей Ти?

Сквозь легкий треск помех донесся голос агента из группы наблюдения, сообщившего, что к воротам дома объекта подъехал автомобиль «ривьера», водитель о чем-то переговорил с хозяином дома, после чего был запущен внутрь, а пассажир, пересев на водительское сиденье, уехал.

— О чем они говорили? — заинтересовался Берри Вайт.

Слышно было, как Джей Ти вздохнул:

— Говорила мне мама, изучай русский язык, так нет… Они по-русски говорили, сэр, я разобрал только слово, похожее на «террорист», но разговор записан… можете не беспокоиться. Номер машины пробиваем по базе…

— Хорошо, — похвалил агент Вайт, — фотографии удалось сделать?

— Да, сэр… Все в порядке.

— За машиной установили наблюдение? — на всякий случай решил он уточнить, хотя знал, группа на объекте работает очень надежная. Но лишний раз спросить не мешает.

— Четвертый уже ведет «ривьеру», — с легкой обидой в голосе отозвался Джей Ти. — Как только будет от него информация, я вам сообщу…

— Отлично! — резюмировал Вайт, хотел задать еще какой-то вопрос, но Джей Ти опередил его.

— Машина принадлежит Денису Гребски, в прошлом Денису Гребенщикову, проживающему… Я уже послал информацию в компьютерный центр, сэр… Фото тоже там…

— Спасибо, Джей Ти.

Вайт отключил селектор и задумался. Фамилия Гребски попадалась ему в каких-то бумагах, причем совсем недавно.

Проснулся Денис, как ни странно, от щебетания птиц за окном спальни. В своей квартире, расположенной в центре города, он просыпался от шума автомобилей, людского гомона, но никак не от пения птиц. Сюда же, во владения Славика Зинчука, звуки цивилизации не проникали, и это было непривычно. Гребски не впервые остался ночевать у гостеприимного приятеля, так уже случалось. И каждый раз он засыпал с большим трудом. Не хватало привычных уличных шумов, создающих фон жизни для населяющих мегаполисы представителей рода человеческого. Однако в этот свой приезд Гребски заснул мгновенно.

Напряжение последних дней сказалось на его организме, хоть и тренированном, но все-таки имеющем свой ресурс. Уже во время разговора он почувствовал, что глаза его неумолимо закрываются, словно к векам подвесили пудовые гири, а мозги затуманиваются непреодолимой дремотой, сил сопротивляться которой у него не осталось. О чем он и сообщил Славику. Хозяин, выкатившись на кресле из-за своего огромного, заставленного мониторами стола, подхватил валящегося от усталости приятеля и доставил в одну из восьми спален, имеющихся в доме. Ощущение прикосновения к подушке осталось в памяти Дениса, но дальше… дальше был сон без сновидений. Даже тупая ноющая боль от раны исчезла. То есть, конечно, она была, но Денис ее просто не ощущал.

Открыв глаза, Денис созерцал кружевной балдахин, возносящийся над огромной кроватью, способной разместить не менее шести человек и покоящейся на массивных резных колоннах красного дерева. Спальня была залита солнечным светом, но тут, под балдахином, царил матовый полумрак, из которого не хотелось выбираться.

— Хорошего помаленьку, — сообщил сам себе Гребски, резко поднимаясь и спуская ноги на прохладный паркет. — Одиннадцать часов! Ну, вы и спать, мистер!

В ванной комнате он нашел все, что ему могло понадобиться для обработки раны. Заботливый Славик выложил необходимое на доступном для обозрения месте. Морщась, отодрал присохший бинт, в зеркало осмотрел порез, достаточно глубокий, но скользящий, покачал головой, отбросив мысль обратиться к врачу Аккуратно обмыв рану, залепил ее лейкопластырем с антисептической прокладкой, стараясь не замочить плечо, встал под душ.

Мощные струи воды, хлещущие по телу окончательно привели его в рабочее состояние. Он облачился в чистую одежду, оставленную для него все тем же предусмотрительным Славиком, прихватил кобуру с револьвером и отправился на поиски хозяина.

Хозяин обнаружился на своем рабочем месте, словно и не уходил никуда от своих компьютеров. Заслышав приближение журналиста, он повернулся, торопливо дожевывая что-то, махнул рукой в сторону небольшого столика у стены, на котором, прикрытое салфеткой, находилось нечто. Тут же стояла кофеварка.

— Я там тебе бутерброд сделал, — справившись с процессом проглатывания, сообщил Славик. — Ты так стремительно отключился, что я тебя и покормить не успел.

— Да уж, конфуз вышел, — признался Денис.

— Да брось ты. Учитывая обстоятельства, ты еще долго держался… Да и сейчас выглядишь как огурчик… Рука болит?

Денис пошевелил плечом, проверяя, беспокоит ли его рана. Помедлил секунду в раздумье, пришел к выводу, что не беспокоит, и сообщил об этом Славику. Тот удовлетворенно кивнул:

— Ну и славно! Что называется — «готов к труду и обороне!».

— Это точно, — невесело усмехнулся Гребски. — К труду ратному и круговой обороне…

Славик крутнулся на кресле, посмотрел на журналиста внимательно, взъерошил рыжие волосы.

— Кстати, о ратном труде… Ты, перед тем как отрубиться, начал признаваться… — сказал он, а увидев удивленные глаза приятеля, хохотнул: — Не в любви!

— Уф! — изобразил облегчение Денис, судорожно пытаясь вспомнить промежуток времени между его прибытием в особняк и постыдным проваливанием в сонное беспамятство. — Очень интересно! И что же я тебе плел?

Славик с минуту не отвечал, смотрел на него серьезным взглядом. Потом беззаботно сообщил, словно ничего не значащую вещь:

— Прикольно! Ты сказал, что должен признаться мне в чем-то, что не можешь таить столь опасные вещи от лучшего друга… Спросил, знаю ли я, кто такие воры в законе и, получив утвердительный ответ, потребовал глоток виски, а получив оное, тут же отключился, так и не удовлетворив мое, согласись, вполне объяснимое любопытство.

— Соглашаюсь, — покаянно кивнул Гребски, с сомнением разглядывая многоэтажный бутерброд, сооруженный приятелем. — Наверное, я повременю… а пока — кофе с сигаретой, если не возражаешь.

— Когда я возражал? — развел руками Славик, улыбнулся. — Хотя на твоем месте я бы сейчас покушал, потому что позже может не получиться…

Денис замер с чашкой в руке:

— Что ты имеешь в виду?

Славик нажал какую-то кнопку на своем столе, и большой экран плазменного телевизора ожил, демонстрируя популярного в Сан-Франциско диктора, который вначале застыл, потом дернулся. По экрану понеслись полосы, свидетельствующие о том, что Славик перематывает пленку.