Тем же утром отца задержали, доставили на допрос в Управление НКВД по Горьковской области, но «пришить» ему контрреволюционную деятельность не удалось, так как подписанный им экземпляр газеты был, как того требовали установленные правила, сдан вовремя в НКВД и был оттуда извлечен. Следователям пришлось отступить и выпустить папу на свободу, но, как было сказано, за «потерю большевистской бдительности» его уволили из главной областной газеты.

Поскольку энкавэдэшникам не удалось доказать, что папа был причастен к «идеологическому преступлению», его надо было трудоустраивать по специальности. К счастью, в это время возникла нужда в создании в Горьком еще одного печатного издания. Горький стал приобретать репутацию «Столицы Поволжья». Поэтому было принято решение о выпуске газеты для работников речного транспорта всей Верхней Волги под названием «Большевистская вахта». Нужно заметить, что малотиражная газета водников Нижнего Новгорода под этим названием существовала с 1930 г., но теперь её сделали органом Наркомата водного транспорта СССР. Газета должна была выходить дважды в неделю и гораздо большим тиражом (при папе каждый номер печатали в количестве около 6 тысяч экземпляров). В середине сентября 1935 г. папу назначили сначала инструктором политотдела Верхне-Волжского речного пароходства по печати, чтобы он начал формировать редакционный коллектив газеты и готовил полиграфическую базу издания, а с 13 сентября 1935 г. он был назначен редактором газеты[6]. Поскольку издание выходило от имени Наркомата, то подчинялось оно теперь московским властям, и папа был назначен ответственным сотрудником Наркомата, или министерства, как в наши дни называют такие ведомства. В короткий срок газета стала выходить в свет, зарабатывала хорошую репутацию.

В 1937 г. репрессии против старых членов партии развернулись с особым размахом. Сталинские «чистки рядов партии», уклонистов то с правого крыла, то с левого крыла вели к гибели лучших коммунистов, а потом перекинулись на миллионы других граждан СССР. До сих пор исследователи не знают точного числа арестованных в годы сталинского террора, расстрелянных в застенках НКВД, отправленных в лагеря и тюрьмы и погибших там от непосильного труда, болезней и внесудебных расправ местных чекистов с заключенными.

Папа (справа) – редактор газеты Наркомата водного транспорта СССР «Большевистская вахта» на катере на Волге. Весна 1937 г.

Папа после освобождения из тюрьмы. Конец 1937 – начало 1939 г.

Подвергся репрессиям и мой отец. Его арестовали весной 1937 г., обвинив в связи с «врагами народа», в слабой критике действий врагов в газете и в критике подлинных патриотов партии. При допросах следователь сообщил отцу, что особенно усердствовал в обвинениях отца начальник политотдела Верхне-Волжского пароходства И. А. Симонов. Уже после ареста был издан приказ Политического управления Наркомата водного транспорта СССР от 4 июня 1937 г. об увольнении отца с поста редактора «Большевистской вахты» в связи, как было сказано, «с откомандированием в распоряжение территориальных организаций» (приказ № 186/л). В его трудовой книжке тремя месяцами позже, 4 сентября, эта резолюция была повторена:

«Территориальными организациями» были подвалы НКВД в управлении этого ведомства на улице Воробьева в Горьком, в которых содержали арестованного отца. Уже после ареста он был исключен из партии. В июле 1937 г. Куйбышевский райком ВКП(б) г. Горького принял такое решение с формулировкой «за потерю бдительности». В номере газеты «Большевистская вахта» от 2 августа 1937 г. (№ 104/579) на второй странице была напечатана статья без подписи под заголовком «Слабая критика работы политотдела», центральным абзацем которой был следующий:

Папа среди сотрудников редакции «Волжская магистраль»

Когда эти строки появились в газете, мой отец уже несколько месяцев находился в заключении. Его следственное дело вели чины горьковского НКВД, на следствии зверски над ним надругались. Например, он рассказывал моему дяде – Анатолию Александровичу Кузнецову, что следователи привязывали его руки и ноги к стулу, расстегивали брюки и обнажали гениталии, после чего вкладывали мошонку между двумя дощечками и закручивали резинки, скреплявшие дощечки. Таким приемом садисты-следователи пытались принудить папу признаться в антисоветской и антипартийной деятельности. Однако именно тогда ему пригодились навыки, приобретенные в годы беспризорной жизни: он нашел силы ничего не признать и ни с чем не согласиться. К тому же в следственной тюрьме обострился его туберкулезный процесс в легких. Когда же органы НКВД арестовали Симонова и еще нескольких руководителей политотдела, чекисты выпустили тех, кого ранее арестовали по наветам Симонова и его сообщников. Отца освободили из внутренней тюрьмы НКВД в Горьком, и он вышел на свободу. Однако в партии его не восстановили, на работу он смог устроиться только на должность экспедитора (то есть курьера) Союзкультторга с 11 ноября 1937 г.

Он начал писать жалобы в разные партийные инстанции на несправедливое отношение к нему – члену партии с дореволюционным стажем. В конце концов через год, в 1938 г., Партколлегия ЦК ВКП(б) восстановила его в партии с объявлением строгого выговора, но с решением опубликовать в печати сообщение о его восстановлении в рядах партии большевиков. Папа продолжал писать жалобы и на это решение и настаивать на том, что выговор ему был объявлен несправедливо, и, наконец, 9 декабря 1939 г. взыскания с него были сняты Центральной Контрольной Комиссией ЦК ВКП(б).

Как вспоминала мама, семья выжила эти три года (1937–1939) благодаря тому, что за годы журналистской работы папа тратил все сколько-нибудь доступные деньги на покупку редких книг. В доме была собрана замечательная библиотека, и её стали постепенно продавать. Хотя с середины 1938 г. до апреля 1940 г. папа формально был принят редактором в областное управление печати, но никакой действительно редакторской работы ему не предоставляли, и зарплаты, на которую семья могла существовать, не платили. Только после снятия партийных взысканий он смог по-настоящему вернуться к любимому делу. Он получил должность директора типографии и редактора газеты Горьковского железнодорожного узла «Волжская магистраль».

Какие-то деньги в тяжелые годы стало приносить то, что иногда родителям удавалось сдавать внаем одну из двух комнат. Хотя наша квартира была очень небольшой и довольно неблагоустроенной, но Дома Коммуны – в самом центре города, многоэтажные, оборудованные лифтами, чистые и новенькие – привлекали желающих снять ненадолго жилье. В частности, в Горьковском драмтеатре (одном из старейших в России), занимавшем великолепно спроектированное и красивейшее по архитектуре здание, каждое лето проходили гастроли ведущих российских театральных трупп, и как-то перед войной приехал Московский Художественный Академический театр (МХАТ). Для всех актеров театра мест в гостиницах в центре города, конечно, хватить не могло, и администраторы заранее стали обходить ближайшие к театру дома в надежде найти комнаты, в которых можно было бы разместить актеров и остальной персонал. Как я понимаю, мама откликнулась положительно на такой запрос, и в маленькой комнате у нас поселился заведующий постановочной частью МХАТа Вадим Васильевич Шверубович – по воспоминаниям родителей исключительно милый, воспитанный и приятный человек. Он сразу же спросил маму, а нельзя ли у нас еще и столоваться, получил согласие и стал своим человеком в семье. Примерно через неделю жизни у нас он вдруг обратился к маме: